Сен-Джон Вуд оказался другим миром, совершенно не похожим на зеленые окраины города. Повсюду встречались черные люди, и только долгие годы спустя Кэт поняла, что эти люди здесь вовсе не господа. А вначале все вокруг казались сестрам миллионерами. По дороге на Хай-стрит Меган обо что-то споткнулась, и это оказался окурок сигары размером с сосиску.

Сказочно богатый черный район. Таким видела его поначалу Кэт. И решила, что они могут быть здесь счастливы.

Эта иллюзия развеялась, стоило только их матери открыть дверь.

— Ты не за ту меня принимаешь, — несколько раз повторила женщина, как будто Кэт с первого раза ее не расслышала. Оливия тут же бросилась к телефону, пытаясь связаться с бывшим мужем, в то время как Джесси с Меган бросились исследовать довольно скромную квартирку матери и путались под ногами у домработницы-филиппинки, которая улыбалась им с видимой симпатией (по крайней мере, так казалось Кэт). Девочки трогали все, что попадалось им под руку, все вещи, которые явно не предназначались для их грязных ручек. — Меган, положи на место мою фотографию с Роджером Муром!

Кэт, чувствуя явную беспомощность, следовала хвостом за матерью и пыталась объяснить ей, почему их переезд сюда — очень даже хорошая идея. При этом «монопольные» деньги вывалились у нее из кармана.

— Но я думала, что ты будешь рада нас видеть! Я думала, будет замечательно, если мы снова будем жить вместе! Я думала…

— Ты думала, ты думала, ты думала… Ты слишком много думаешь, юная леди!

— Разве ты не хочешь жить со своими детьми? Большинство мам…

Но Оливия не стала больше слушать свою старшую дочь и отвернулась от нее. Она наконец дозвонилась до Джека и теперь разговаривала с ним сухо и злобно, можно сказать, кричала на него и обвиняла в том, что он спланировал это вторжение, чтобы внести хаос в ее любовное гнездышко. Потом она повесила трубку и повернулась к Кэт, и девочка, похолодев от ужаса, увидела, что в лице матери нет ни капли сострадания, или стыда, или любви.

Долгие годы Кэт вспоминала эту минуту, словно время поворачивалось вспять. Вот она, двенадцатилетняя девочка, стоит перед матерью в арендованной квартире, вокруг расставлены фотографии с разными знаменитостями, в одной из дальних комнат домработница что-то пылесосит, а мать — предварительно подобрав с ковра «монопольные» деньги, — объясняет ей, что все ее детские надежды просто смешны.

— Ты поняла меня, наконец, Кэт? — повторяет она снова и снова. — Ты не за ту меня принимаешь! Я не та, кого ты хочешь во мне видеть!

И теперь, дожидаясь дня «X», чтобы удостовериться, растет в ней ребенок или нет, чтобы развеялись и остались позади все самые серьезные опасения (А вдруг она опоздала на десять лет? Вдруг у нее велик риск выкидыша или патологии? И будет ли Рори счастлив, услышав, что она беременна, или почувствует себя зверем, попавшимся в ловушку?), Кэт с полной уверенностью могла сказать лишь одно: если она беременна, то ни за что в жизни не станет такой матерью, какой была ее собственная мать. Она будет гораздо лучше.

Вполне возможно, не самой лучшей матерью на свете. Потенциальное рождение ребенка одновременно возбуждало ее и пугало. Она слишком долго прожила без детей. Да, скорее всего, ничего хорошего от нее ждать не придется. К тому же, глядя на свою младшую сестру, Кэт понимала, что вся эта бессонная, закапанная молоком реальность совершенно не похожа на ее радужные ожидания.

Но одно она знала твердо: что никогда не уйдет из дома и не бросит на произвол судьбы ту маленькую жизнь, которую сама же породила. Что никогда не поступит так жестоко, так эгоистично, так бездушно.

«Вы не за ту меня принимаете», — думала Кэт.

По мнению Рори, проблема заключалась в следующем.

В старые добрые времена женщина рожала детей от первого встречного. А в наши дни она производит потомство от последнего встречного.

Прежде сопутствующие этому проблемы были налицо, причем, все они в основном имели отношение к тому, о чем начинала жалеть женщина.

А жалела она о многом: о незаконченном образовании, о несостоявшейся карьере, о невозможности бесшабашного, безбашенного секса. Она ностальгирует по тому времени, когда могла трахаться с огромным числом мужчин. По всем этим бесценным моментам, когда она знала, что молода и свободна, а мир открыт перед ней, многообещающий и заманчивый. Можно встретить восход солнца где-нибудь в Таиланде, покататься по Парижу в открытом спортивном автомобиле, проснуться под прибой Карибского моря за окном… И даже если этой гипотетической женщине не суждено было этого испытать, никто у нее подобных иллюзий и возможностей отнять не мог.

Но в салоне спортивного автомобиля невозможно укрепить детское кресло. Для этого там места не предусмотрено.

Рори знал, как меняется жизнь после рождения ребенка. Его собственная мать постоянно напоминала ему об этом после рождения Джейка: твоя жизнь больше тебе не принадлежит, сынок. При этом она старалась его ободрить, но ее слова звучали, как жизненный приговор.

Так что Рори без труда мог понять, почему современные женщины не желают рожать детей от первого встречного. Но не зашло ли это слишком далеко? Ведь никто не говорит о проблемах, которые возникают, когда женщина рожает детей от последнего встречного?

Поздние матери — так их теперь называют. Женщины, которые в юности издевались над своим телом, прерывали незапланированные беременности, трахались с кем попало, собрали целый букет краткосрочных отпускных или служебных романов, охотно шли на контакт в клубах и барах. Женщин, которые в течение пятнадцати лет или около того не знали пут материнства и оставили для него лишь узкое окно в самом конце своего репродуктивного периода.

Да, они получили образование, сделали карьеру, вволю позанимались бесшабашным сексом. И только после этого созрели для продолжения рода — когда их биологические часы уже отсчитывали последние (ну, или предпоследние) минуты.

Но здесь возникали определенные проблемы, причем целое множество. В выборе мужчины, кстати, тоже был элемент случайности. Рори не слишком надеялся на рассудительность таких поздних матерей. Они напоминали ему последних покупателей в канун Рождества. Когда на полках остается слишком мало товаров, из которых можно выбирать.

А что он мог сказать о себе самом? Действительно ли он — настоящая любовь Кэт, любовь всей ее жизни? Или он просто некий мужчина, который в нужный момент оказался с ней рядом? Эта мысль приводила его в уныние. Разве в таком случае можно думать о том, чтобы принести в мир новую жизнь? И тем не менее он не знал, как ей отказать, — или даже озвучить свои сомнения.

Как сказать любимой женщине, что ты не уверен, хочешь ты от нее ребенка или нет? В этом есть что-то неестественное.

— Никто не сможет вытряхнуть твои мозги лучше, чем уставшая домохозяйка, — заявил Майкл. — Задумайся об этом, Паоло. Дети растут и вырастают. Муж дремлет перед «Последними новостями» или «Матчем дня». И вдруг до нее начинает доходить: а что я, собственно, для него берегу? Лучше пойду в тренажерный зал, сяду на диету Аткинса. Я вообще еще относительно молодая женщина, и у меня есть свои потребности.

— И тут появляешься ты.

— И тут появляюсь я, — повторил Майкл. В конце концов, он так и не смог совладать с искушением и держаться подальше от Джинджер. Она вновь начала не только отвечать на телефонные звонки и готовить документы по растаможке, но и выполнять другие обязанности в салоне.

«Мой брат — наркоман», — с грустью думал Паоло. Считает, что он в форме, но на самом деле крепко подсел. И тут Паоло, наконец, понял, что вовсе не поиски случайного удовольствия толкают Майкла на то, что он делает. А постоянные поиски нового. Майкла постоянно тянет к женщинам, которые не являются его женой.

Удовольствие тут ни при чем.

Паоло знал, что Майкл и Джинджер часто уходят с работы пораньше и отправляются в ближайший «Хилтон». Они выбирали такое время, чтобы дома можно было объяснить свое опоздание пробками на дорогах или загруженностью на работе, или вообще никак не объяснять.