- Вот вы какой, дядя Саша! - Мальчик лукаво взглянул на майора.- Вы тоже меня проверяете? Думаете, не понял?

У Дудина не оставалось сомнений. И все же, еще раз проверяя парнишку, спросил как можно спокойнее:

- Узнал?

- Кого? - почти прошептал Гена.

- «Артиста» своего.

- А чего его узнавать? - повел Гена плечами.- Маленький я, что ли? С первого раза узнал.- И, не скрывая своей радости, воскликнул: - Нашли, значит?.. Теперь мы ему все монеты отдадим, а то подумает, что я вор какой-нибудь. Отдадим, дядя Саша, верно? Вы скажите ему, что я здесь, в лагере. Я ему все объясню.

Не подумав над словами Гены, Дудин закивал головой :

- Ладно, скажу.

И только спрятав фотографии в карман, поймал себя на мысли: «А вдруг Каленник действительно нагрянет сюда?! Мальчишка весьма важный свидетель против него… Всякое может случиться…» Хотелось тут же рассказать Геннадию всю правду, предостеречь его. Но подавил в себе это желание и строго наказал:

- Один из лагеря никуда не отлучайся, ни в коем случае. Даешь слово?

- Честное пионерское! - И не сдержал любопытства : - Почему, дядя Саша?

- Так нужно. Я тебе потом все объясню. Волков, конечно, нет, ты и сам понимаешь. Но нужно, дорогой, очень нужно! Ты ведь пограничником хочешь стать. Хочешь?

- Спрашиваете!

- Ну, коли так, то не задавай лишних вопросов. И слово свое сдержи.

Проводив Гену до ворот, майор заглянул к начальнику лагеря, переговорил с ним и успокоенный возвратился к себе.

Собиралась гроза. Сквозь кроны деревьев проглядывали низко нависшие темные тучи. В лесу было сыро и душно. Пахло смолой, богульником, давнишней прелью. Непрестанно звенели комары. Мириады насекомых лезли в нос, в уши, слепили глаза.

Виктор без конца шлепал себя ладонью по лицу и затылку.

- Проклятые твари! - шипел Виктор. Он заметно трусил, и волнение его передавалось Николаю, лежавшему рядом.

- Да скоро он придет? - нетерпеливо спросил Николай.- Два часа ждем.- Сейчас он особенно жалел, что поддался минутной слабости, ничем не оправданному чувству товарищества.

- А черт его знает! - огрызнулся Виктор.- Что я, поп, что ли… Иннокентий небось сидит дома и псалмы распевает. На чужом горбу в рай хочет въехать. Боком, боком. Думает, дурака нашел. Ну, нет… Точка. Последний раз на него работаю. Хватит, пусть сам руки тычет в огонь. Мне свои пригодятся.

Слушая друга, Николай задумался над своей неприглядной ролью в этой истории, в которую он случайно оказался втянутым. На душе стало тошно.

- Довольно тебе! - резко бросил Николай.- Без этого хватает.

Виктор покорно умолк, но ненадолго. Взглянул на циферблат своих часов с черной сердцевиной, обрамленной золотыми цифрами. Часы были заграничные.

- Это вещь! - произнес Виктор многозначительно и, оттянув, щелкнул пружиной золотой браслетки.- Тебе и не снилось, сколько их через мои руки прошло,- добавил он хвастливо.- Хочешь, организую?

- Свои есть,- буркнул Николай.- Отцовский подарок ко дню рождения.

Виктор оживился:

- Покажи, покажи.- И, взглянув на часы, процедил пренебрежительно: - «Старт». Эскимо на палочке. Им двух камней не хватает - одного снизу, другого сверху… Ты прямо скажи, хочешь такие, как у меня?

Соблазн получить вместо «Старта» красивые часы был велик:

- Как организуешь?

- За денежки, конечно.

- Сколько за свои отдал?

- Полтора куска,- ответил Виктор, подумав.

- Не понимаю…

- Ну, полторы сотни, не понимаешь, что ли?

- Полторы сотни? Что я, миллионер!

Виктор в свою очередь удивился:

- Много? Вот чудак, я за свою цену отдаю, а он еще брыкается. Столько получил, а трясешься над копейкой.

Николай пристально заглянул в прищуренные глаза Виктора:

- У кого я получил? Уж не Иннокентий ли твой дал? - О деньгах, которые сунул ему Иннокентий, а потом незаметно отобрал, он и не помнил.

Виктор наигранно рассмеялся, приподнялся на локтях:

- Даром на него ишачишь?

- А тебе он зарплату платит? - парировал Николай.

- Бог мой, какой ты глупец!

Николай обиженно замолчал. В лесу воцарилась тишина, птицы умолкли, исчезли комары. Полоснула молния, раскатисто ударил гром, и зашумел, загудел в листве грозовой ливень.

Виктор набросил на себя пиджак, съежился. Николай подставил дождю разгоряченное лицо. Лес тяжко стонал, но недолго. Опять острая, как меч, молния расколола свинцовую толщу, над самой головой громыхнуло раз, другой, и вскоре гроза стала отдаляться. В воздухе сразу стало свежее, чище.

- Хорошо! - восторженно воскликнул Николай, вздохнул глубоко и жадно.

Виктор сбросил пиджак, стряхнул с него опавшие листья, взглянул на часы и засуетился:

- Пойду поищу старика. Ты здесь сиди, дожидайся. Черт его знает, куда он запропастился. Тебе еще на поезд нужно успеть.

Николай недоуменно поднял брови: о каком еще поезде Виктор толкует? Хотел спросить, а тот вдруг присел на корточки, притих. Николай невольно последовал его примеру.

По тропинке, вразвалку, к ним приближался старик. Под зонтиком, похожий на пенсионера-учителя. Благообразное лицо, полуседая бородка клинышком. В руках плетеный кузовок для грибов. А подошел поближе, и Николай узнал вчерашнего лекаря своего. Только глаза у него сейчас смотрели более пристально, колюче.

- Здравствуйте, отроки непоротые,- проскрипел «грибник», не подавая руки.- Как дошли-доехали, страннички божьи?

- Все хорошо, как всегда,- заверил Виктор.

Старичок погрозил узловатым пальцем:

- Все хорошо, а галдеж за версту слыхать. Как дошли, спрашиваю?

- Сказано: хорошо. Чего еще там…- буркнул Виктор.

Старик поставил кузовок, вытер лицо платком. На вспышку Виктора не обратил внимания, а у Николая спросил:

- А ты как? Тебя ли кто видел, ай ты кого?

- Вроде нет.

Дед назидательно поднял над головой узловатый свой палец, опять погрозил им:

- В нашем деле «вроде» не годится. Аккуратность требуется, ласковый мой. Клубочек цел, покудова кончик не отлип. А отлип - и повело, потянуло. Вот как, парень.

Непонятное смущение овладело Николаем, а старик тем временем, покряхтывая, нагнулся к корзинке, извлек несколько запечатанных конвертов и отдельно листок исписанной бумаги, подал Николаю:

- Возьми-ко, сладенький мой, послания эти. Адресочки надпишешь и бросишь в почтовый ящик. Адресочки вот они, здесь, на бумажке. С нее и пиши.- Дед расстегнул Николаю ворот рубашки, опустил конверты за пазуху.- Не потеряй, смотри!

Только теперь Николай осмелился спросить: что в них, в конвертах.

Клинышек дедовой бородки взлетел кверху, глазки-щелочки стали еще меньше:

- Делай, что сказывают, дружочек мой. За работу заплачено сполна. Вот они, твои денежки. Дедушка вчера приберег их, пока ты пьяненький был. На! - Он сунул Николаю в ладонь несколько ассигнаций и согнул ему пальцы.- Только не вздумай, упаси Христос, свероломничать. Бог все видит. Пусть слово божье идет к добрым людям. Ну, иди, мой золотой. Иди.- Сухоньким кулачком дед ткнул Николая в спину.- Иди прямо на станцию, домой поездом поедешь. Негоже вам с Виктором вдвоем возвращаться.

…Ошеломленный, толком не осмыслив странного поручения, Николай не шел, а бежал к полустанку, словно его подгоняли колючие глаза старика. В ладони лежали ассигнации. Оскальзываясь, он поднялся на дощатый перрон, почти пустой в эту пору. До прихода пригородного осталось полчаса. Минут десять он прослонялся взад-вперед, затем подошел к кассе.

Молоденькая кассирша тряхнула завитыми кудряшками :

- Вам в город?

- Да, один.

- Вы новенький? Недавно здесь? Работаете в городе? - Обрадовавшись возможности рассеять дремотную скуку, кассирша так и сыпала вопросами: - Вы на узле работаете? В депо? Или в вагоноремонтной?

- В депо,- буркнул Николай и, забрав билет и сдачу, быстро отошел от кассы, снедаемый жгучим стыдом: «О работе спрашивает… А где я работаю?..»