- Ребята,- сказал Антон,- давайте разберемся в этом деле без шума и спешки. К тебе, секретарь, у меня вопрос такой: за что ты предлагаешь исключить Клаву?

- Как «за что»? - Дима выпятил тощую грудь, опять блеснул очками.- Я уже докладывал,- произнес он, чеканя каждое слово,- за то, что от комсомола сама отказалась. Это - раз. За то, что школу бросила. Это - два. И потом, мать у нее сектантка. Всякие сборища у них собираются. Настоящая комсомолка не позволила бы… Э, да что говорить! Тут и церемониться нечего. Исключить и точка! - закончил Дима. И вдруг, как бы вспомнив, добавил: - Ты, товарищ Бирюля, у нас новый член организации, только на учет принят и многого не знаешь.

Антон заупрямился:

- Пусть Глухарева выступит, сама расскажет.

Дима снисходительно улыбнулся:

- Пожалуйста! - И строго Клаве: - Доложи,

Глухарева. Отсюда доложи. С трибуны. Нечего по углам прятаться.

Нетвердыми шагами Клава подошла к столу. Лицо ее зарделось, тонкие пальцы теребили концы цветастой косынки. Потупив взор, она не знала, с чего начинать.

Дима не вытерпел:

- Долго будешь волынить? Говори!

Клава совсем стушевалась, еще ниже опустила голову. Скажи Дима как-нибудь иначе, мягче, и не раздались бы сразу недовольные голоса:

- Брось ты из себя прокурора строить!

- Тоже судья нашелся…

И кто-то подбадривающе, по-дружески сказал Клаве:

- Не обращай внимания, Клаша, расскажи.

Дима так и взвился:

- То есть как это «не обращай внимания»?!

- А вот так,- снова вмешался Антон. Дима начинал его раздражать.- Разве не видишь, в каком она состоянии… Тебя бы на ее место.

Клава расплакалась, заговорила сбивчиво:

- В чем я виновата? Или учиться не хотела?.. Мама не разрешает. Больная она… А я… я…- и умолкла.

Да и что объяснять, если все, о чем говорил Дима, сущая правда. И школу оставила, и работу в депо бросила, пошла продавщицей в киоск. На собрания ходила тайком от матери, да и то от случая к случаю. Но только ли она виновата во всем? Просила же Колчина помочь устроиться в общежитие, а он рассмеялся и слушать не стал. Какое, мол, общежитие, если квартира имеется! Жаловалась девчонкам, а те не поддержали, сочли за блажь странное желание уйти из дому.

Крупные, как горошины, слезы текли по лицу девушки. Она их не вытирала.

- Не исключайте,- перехваченным рыданиями голосом попросила она и сошла с трибуны, опустив голову.

Все же ее исключили. Настоял Дима: как смела поменять депо на водичку с сиропом!

…Вот такою сейчас и вспомнилась Клава Антону после случайной встречи с нею во дворе контрабандиста. «Неужели смешной этот Димка, «заводящийся с пол-оборота», был прав? Или чего-то недосмотрели, недодумали до конца? А что, если сами же толкнули девчонку в болото?»

Уснуть не удалось. Раннее утро заглянуло в окно, заиграло на стене веселыми солнечными бликами, дохнуло угасающим запахом маттиол, что одуряюще пахли лишь ночью. Антон вскочил с постели, умылся под краном, оделся в рабочую робу.

За завтраком отец понимающе усмехнулся в усы:

- Не иначе, закружила тебя какая-то красавица. Что ж, оно и пора.

Антон не стал разубеждать старика - ни к чему, все равно не поверит…

Мысли о Клаве не оставляли и днем, во время работы. Нет-нет да и вспоминал о ней Антон, и сомнения опять начинали одолевать. Он попытался думать о другом и даже сердился на себя: «Да что, мне больше всех нужно?»

Станок работал на больших скоростях, зевать нельзя было, того и гляди запорешь деталь. Резец вгрызался в болванку, аккуратная стружка падала к ногам.

«Поменьше думай, - мысленно уговаривал себя Антон. Но как ни старался, девушка не выходила из головы.- Тебе не нужно, другому… А кому же нужно? Диме Колчину? Или хлюпику Виктору, что неизвестно с каких доходов гуляет напропалую?»

К концу смены Антон твердо решил разыскать Клаву, поговорить и с нею, и с матерью. От такого решения стало легче, и внимание целиком сосредоточилось на станке. Антон настолько увлекся работой, что и гудка не услышал.

- Сверхурочные зарабатываешь? - шутливо раздалось за спиной.

Антон обернулся на возглас, увидел Диму.

То ли Колчин немного стеснялся бывшего сержанта, то ли в привычку вошло говорить о делах организации официальным тоном, но он строго сказал:

- Ты мне сегодня нужен, товарищ Бирюля.

- Во-первых, здравствуй. Во-вторых, вечером я занят,- ответил Антон и подал руку.

Дима протянул узкую ладошку, взвизгнул от боли и вырвал побелевшие пальцы:

- Медведь!

Антон смутился:

- Прости, дружок. Забыл.

- Ладно,- примирительно сказал Колчин.- Чепуха. Ты мне вечером позарез нужен. Есть дело.

- Какое?

- Узнаешь вечером.

- Поручи другому. Я вечером занят.

Дима нахмурил брови:

- Что значит «занят», если есть важное поручение? И потом кому-кому, а тебе стыдно нарушать дисциплину, товарищ Бирюля.

Они вышли на привокзальную площадь. Только что подошел поезд. Толпа пассажиров устремилась к такси, у автобусных остановок образовались длинные очереди.

Парни пристроились к одной из них, поджидавшей машину на Южный городок. Дима упрямо повторил :

- Жду. Не придешь, поставлю вопрос на бюро!

«До чего настырный паренек»,- подумалось Антону. Забавляла притворная строгость молодого секретаря, который, по всему видно, был хорошим малым.

- Димочка, дружище, не могу, понимаешь?

- Товарищ Бирюля…

Колчин принялся было читать нотацию, но подошел автобус, и люди, тесня друг друга, засуетились, пробираясь к машине. Кто-то Диму толкнул, и у него слетели очки. Автобус отправился. Дима стоял беспомощный, огорченный. Смотрел близорукими, немного навыкате, серыми глазами. На асфальте блестели осколки стекла и растоптанная оправа.

Антон искренне посочувствовал приунывшему парню, в душе пожалел, что и сам огорчил его отказом.

- Фу ты, беда какая,- произнес он и нагнулся за оправой. Поднял искореженные дужки и бросил в сторону.

- Да ладно уж. Другие куплю.- Дима еще раз посмотрел на осколки стекла и повернул к Антону лицо: - А ты приходи вечером. Очки - сами по себе, а дело - тоже.

Антон ничего не ответил.

А в это время в кабинете у Дудина продолжалась напряженная работа.

Два толстых тома следственного дела с еще не успевшими пожелтеть листами были прочитаны внимательным образом. Дудин пробежал глазами последний лист, захлопнул папку. В деле на Каленника не было и намека на то, что хоть в какой-то мере подтверждало бы версию. Ровным счетом - ничего! Одно и то же, дав-но известное, подтвержденное свидетельскими показаниями, уликами и признаниями самого Иннокентия.

Майор был явно разочарован. Всю ночь напролет посвятил он не только изучению следственных дел, но и оперативному обеспечению своего вывода. Предпринял ряд неотложных мер, чтобы действовать наверняка, если этот вывод окажется правильным. И все зря.

Иной раз можно прибегнуть к так называемому «следственному эксперименту», если возникают сомнения в правильности построенной версии. Сейчас же и речи не могло быть об экспериментировании. На чем? На какой основе и как?

За ночь на столе выросла горка окурков. От табака першило в горле, ощущалась противная горечь во рту. Да и усталость давала себя знать. Но он большим усилием воли заставлял себя вновь и вновь возвращаться к анализу. Он имел право оперировать только фактами. «Но где доказательства, что Лорд принялся за старые дела? "

- Опять интуиция…- промолвил майор вслух и скептически усмехнулся: -Сколько раз она подводила, эта самая интуиция! Может случиться, что и сейчас ошибка, а тогда расхлебывай собственный смехотворный домысел. Да, именно домысел, построенный на песке.

Дудин облегченно вздохнул, когда в кабинет вошел Шариков. Как всегда, старший лейтенант был аккуратно одет, чисто выбрит. Но не это удивило майора. Удивило другое: на лице старшего лейтенанта, обычно серьезном и хмуром, сейчас сияла улыбка.