Хорошо хоть дочь его, Софья, была уже далеко от этих мест и до нее руки крестоносцев не дотянулись. Еще много лет назад он обручил свою девочку с сыном великого князя московского Дмитрия Донского – Василием. А когда Василий сам сел князем после смерти отца, он клятву свою выполнил, и Софья стала великой княгиней московской. Он, отец, знал, что судьба ее не будет легкой. Но кто из них мог рассчитывать на спокойную жизнь, когда вокруг не стихали бури вражды и междоусобиц? А иметь союзников всегда полезно, тем более таких, с кем связывают родственные узы.

Вот такие мысли, неспокойные, тревожные, бродили в голове князя, а он все погонял и погонял коня, стремясь как можно скорее попасть в свой замок Троки. Надо собирать людей, готовить снаряжение, создавать запасы продовольствия и еще много чего сделать. И хотя великий магистр ордена, Ульрих фон Юнгинген, понимая сложность положения, обратился за помощью к чешскому королю Вацлаву, а тот, как третейский судья, установил перемирие до следующего лета, до десятого июня, обе стороны знали, что войны не миновать, и начали активную подготовку к ней.

По пути в Троки заехали-таки в Городно. Здесь намерен был князь Витовт собирать свое воинство на новую битву, на этот раз – с Железным Драконом.

В Городненском замке все было на месте, все как положено. Встречать князя вышел воевода Ремунас, нынешний наместник. Старый Алджимантас уже совсем силы потерял, на коня ему теперь и не сесть. Радуется внукам, небось, он их любит.

– Приветствую тебя, князь, в замке твоем, – вежливо поклонился воевода.

А Витовт смотрел на него и диву давался. Как изменился-то Ремунас, возмужал, заматерел. Его голыми руками не возьмешь. С такими, как он, можно на орден идти, они одолеют железных рыцарей, сцепят зубы, поднатужатся и одолеют.

– И я рад видеть тебя, воевода, – приветливо ответил князь, – хоть и не радостные вести принес.

Ремунас вскинулся тревожно:

– Что случилось?

– Пойдем в зал, воевода, все тебе расскажу.

Через время они уже сидели у горящего камина, держа в руках кубки с медом. Витовт позволил телу немного расслабиться после погони по пущам Беловежской да Городненской, но разумом был собран и ясен.

– Большое испытание ждет нас всех, воевода, – приступил он к тому, что хотел довести до соратника своего доверенного. – Великая война с орденом началась. Ульрих фон Юнгинген, непримиримый наш враг, объявил войну королю Владиславу, а значит, и нам. Мы ведь теперь с Королевством Польским неразрывной связью объединены. Огромные силы собрали тевтонцы, и поодиночке нам с ними никак не совладать. А вместе, даст Бог, справимся. Однако для этого большую работу сделать надо.

Князь внимательно взглянул на воеводу своего. Тот сидел бледный, сосредоточенный, но спокойный. Воина битвой не испугаешь, он привычный. Правда, враги бывают разные и не всех можно одолеть. Небось, и Ремунас еще хорошо помнит разгром их войска на Ворскле. Но теперь обстановка другая. Теперь он, Витовт, не допустит никаких ошибок и просчетов. С Ягайло они четко оговорили предварительный план действий, и он не отступится от него ни на шаг. Правда, еще не одна встреча с кузеном потребуется, чтобы окончательно стратегию выработать. Но оба они умны и опытны. Оба Гедиминовы внуки, а дед их был воином отменным. Они справятся. Вместе справятся обязательно.

– Сейчас, воевода, пришло время большой работы, и ни дня отдыха нам с тобой не будет, – продолжил князь. – Вмешательство короля Вацлава дало нам время. Перемирие установлено до следующего лета. Но я не верю тевтонцам, слишком хорошо их знаю. Любых неожиданностей можно ожидать от крестоносцев, им не впервой договоры нарушать. А замок наш, сам знаешь, прямо на дороге у них лежит, и порушить его будет великой для них радостью. Но этого мы им не позволим, так я говорю?

– Так, князь, так, – решительно глядя ему в глаза, ответил Ремунас. – Сила у нас сейчас немалая. Много молодых воинов подросло с тех пор, как та битва проклятая наши ряды косой проредила. Добрые воины подрастают. Вот и сын мой приемный, Иванкас, уже в силу входит. Крепкий парень, и оружие в руках держит твердо. Его Арнас хорошо обучил, за что я сердечно ему благодарен. Мужчина, не умеющий за себя постоять, и не мужчина вовсе, такому в наших краях делать нечего.

– Верно говоришь, воевода, – поддержал его князь, – сами мы с малолетства ратному делу обучались и сынов своих тем же путем вести должны. А у тебя, к слову, свои дети есть?

– Трое, князь, да все девочки, дочери. Люблю я их очень, как и жену свою, Любаву. Другой женщины для меня нет в жизни. Как подарок судьбы за все перенесенные невзгоды досталась она мне.

Витовт улыбнулся. Это он понимал. Для сильного мужчины, которому с коня не слезать, да меч из рук не выпускать, любимая жена дома – большая радость. С ней рядом душой отдохнуть можно и хоть на время заботы свои оставить, от которых ни днем, ни ночью нет покоя.

– Что ж, дочери это тоже хорошо, воевода, – улыбнулся Витовт, – вот подрастут немного, мы им женихов найдем славных. Нам бы только сейчас крестоносцев одолеть, и заживем спокойно.

Вечером, за накрытым столом, князь увидел все семейство воеводы своего. Жена его, Любава, в силу женскую вошла, красивая – глаз не отвести. Когда на мужа своего смотрит, в глазах море нежности разливается, а он на нее горящим взглядом поглядывает так, что и в краску вгоняет часом. А парень, что рядом с отцом, – никак тот малец светловолосый, что княжичем ему представился? Высокий парень, сильный. Добрый воин для княжеской дружины. Они ведь здесь, в Литве, все рано воинами становятся. Иначе нельзя.

А дочерей воеводиных он днем видел. Хорошие девчушки. Старшенькая, Гинтаре, и правда как янтарь отшлифованный – волосы светлые с рыжинкой, и вся светится. Средняя спокойная, милая, послушная. Зато младшая – вихрь, а не девочка. Не зря Аудрой назвали, бурей то есть. Хорошие дети у воеводы, пусть будут счастливы. На миг свои сыновья вспомнились, которых только в младенчестве и ласкал по-отцовски. Но эти мысли надо гнать прочь, они ослабляют душу болью, а ему нужны силы. Много сил надо, чтобы все Великое княжество Литовское за оставшееся время на ноги поднять, в хоругви собрать, да против крестоносцев выставить.

Из Городненского замка двинулся князь в Троки. Это совсем рядом.

И вот перед глазами его предстала величественная панорама великокняжеского замка – его гордости. Старого Трокского замка, где много лет назад появился на свет он сам, давно уже нет. Он был разрушен не счесть сколько лет назад, и восстанавливать его не стали. Земля, где он стоял, была лет пять назад подарена бенедиктинскому монастырю, и подняли они стены на старом замчище. А новый замок на берегу озера Гельве возвел отец его, князь Кейстут. И судьба его оказалась тоже непростой. В ходе отчаянных междоусобных сражений замок был разрушен. И ему, Витовту, пришлось немало потрудиться, чтобы восстановить его. Закончил он строительные работы только в этом году, но потрудился на славу. Мощнее этого замка-крепости не найти в славянских землях. Есть на что посмотреть, и есть чем гордиться.

Сам княжеский дворец спрятан за высокими толстыми стенами под защитой оборонных башен. Парадные залы украшены витражами и фресками. Жилые помещения для удобства соединены между собой деревянными галереями, а из собственной опочивальни его ведет тайный ход в казначейскую палату. Оборудовал он в замке своем такую роскошь, как отопление. Горячий воздух поднимался по трубам, заложенным в толстых каменных стенах, и согревал их. Да, ему определенно есть чем гордиться.

Но как бы ни любил князь замок свой, как бы ни было ему тут тепло и уютно рядом с Анной, нужно было разъезжать без устали по землям своим, собирая силы.

Под Троками, да и дальше, под Новогрудкой и Вильной, обитали в его землях татары, исповедующие ислам. Они возводили свои мечети и во всем подчинялись муллам. Но князь смотрел на это спокойно. Сам же и пустил их сюда, в надежде на помощь в нужное время. В вопросах веры он был терпимым человеком и не страдал религиозным фанатизмом, как многие. Для него не так важно было, какой веры придерживается человек – православной, католической или ислама, – как то, насколько он может быть ему полезным в решении стоящих перед ним задач, важных, трудных, рассчитанных на много лет вперед.