И Малыш тоже сказал:

— Бог в помощь! Бог в помощь!

И те оба ответили:

— Бог в помощь! Бог в помощь! — и маленький тоже.

А когда они пролетели ещё немного, светлячки уже мелькали то тут, то там, старые и молодые, большие и маленькие, и всякий раз говорили:

— Бог в помощь! Бог в помощь!

И снова:

— Бог в помощь! Бог в помощь!

Когда же кончились виноградники, начались прекрасные сады, а в тех садах большие красивые дома, сад возле сада и красивый дом рядом с красивым домом.

— Малыш, крылышки у тебя не болят? — спросил папа.

Малыш ответил, что вовсе ничуточки.

— Давайте всё-таки присядем, чтобы немного отдохнуть, — советовал папа.

Но Малыш снова — что вовсе ни к чему.

Лишь когда крёстный сказал, что у него уже болят крылышки, только тогда Малыш согласился чуть-чуть присесть. И они сели в саду на грушу, на самый верх и стали смотреть.

Месяц выглядывал из-за туч, там и тут мерцали звёздочки, и везде было полно светлячков. Ничего нигде не шелохнулось, даже листва не шелестела. Люди сладко спали, только в одном-единственном окне под самой крышей было светло. Вдруг где-то внизу раздалось: «Кукареку! Кукареку!»

— Папа, что это!

— Это петух, где-то в курятнике. Подожди, сейчас какой-нибудь отзовётся.

И тут же рядом отозвалось: «Кукареку! Кукареку!» И сразу же чуть дальше: «Кукареку! Кукареку!» И снова: «Кукареку! Кукареку!» Но уже вдали, так что почти не было слышно. И вот то самое окно открылось. Высокая, полная женщина с двумя красивыми каштановыми локонами смотрела по сторонам, вниз и вверх, обводила глазами всё небо, все звёзды и всех светлячков. Она что-то говорила, но что именно, было непонятно. Потом окно снова закрылось, свет пропал. И тут же появился в соседнем окне, потом сразу в третьем, а через минуту в четвёртом, пока не исчез. Похоже, мама пошла проверить детей.

И светлячки снова полетели, слева крёстный, справа папа, а Малыш посередине. Из сада в сад, пока сады не кончились, и вот на холме показался красивый город. Высоченная башня, а на ней четыре маленькие башенки, вокруг одни только дома, сплошь усеянные окнами. Но все спали. Нигде ни человечка, ни огонька. И так они летели, а когда долетели до конца улицы, послышались какие-то всплески и журчание.

— Папа, что это?

— Да это вода. Скоро мы уже будем на площади.

И они оказались на площади. Она была такая квадратная. В центре огромный каменный фонтан, а посередине него огромный лев с двумя хвостами. Пасть у него открыта, и вода с шумом валила оттуда в фонтан. Малыш испугался, но крёстный сказал:

— Ну же, подойди, ничего не бойся, он каменный.

И они сели льву на ухо и стали осматриваться.

Дома были такие высоченные, окно к окну и дверь к двери, но все закрыты. Возле фонтана стоял столб, а на нём фонарь. И тут Малыш увидел, что там кто-то стоит, опершись о столб спиной: за поясом у него был большой рог, а в руках — длиннющее копьё.

— Папа, смотрите, там кто-то стоит.

— Это ночной сторож.

— Ночной сторож? А что он тут делает?

— Сторожит по ночам. Смотрит, чтобы воры не забирались в дома и не обворовывали людей. Видишь, какое у него копьё? Это как раз для воров.

— Здесь, в городе, тоже воруют?

— О, говорят, так много, как только могут.

— Папа, я бы лучше светил там, где петухи кукарекали. Там ведь не крадут, правда?

— Там, наверное, нет.

Но тут ночной сторож выпрямился, приложил рог к губам и гу-у, гу-у, гу-у, гу-у, и так двенадцать раз гу-у.

— Папа, что это?

— Это он трубит полночь, чтобы люди знали, как долго ещё им спать.

— А как же он узнаёт, что уже половина ночи?

— Он давно так делает, вот и знает. Однако нам надо лететь дальше. Скоро солнце опять взойдёт, а мы ещё и не светили.

Крёстному казалось, раз сегодня Малыш летит в первый раз, не обязательно строго всё соблюдать, но они всё же полетели прочь из города, назад к садам.

Малышу захотелось спросить:

— Папа, туда, куда вы через окно влетали, мы не полетим? Полетели, а?

— Туда, где нашу молитовку поют? Сейчас уже не получится. Как-нибудь в следующий раз. Это за город совсем в другую сторону, нам бы пришлось вылететь сразу, как солнце сядет.

И так они все светили и светили из сада в сад, но больше всего там, где первый раз отдыхали на груше. Ничто нигде не шелохнулось, даже листва не шелестела, и люди сладко спали. И звёзды мерцали, и светлячки мелькали, и всё время слышалось:

— Бог в помощь! Бог в помощь! Бог в помощь!

А петухи, о, те как раз начали: «Кукареку, кукареку!» И снова: «кукареку»! Один переставал, а другой начинал, и так не замолкали вовсе. Но звёзды начинали бледнеть, а на востоке так раскраснелось, что крёстный советовал:

— Летим домой! Солнце уже встаёт, а дома нас и так ждут.

И они летели домой. Малышу совсем не хотелось покидать те сады, но они всё же полетели, вверх через виноградники, а там к лесу.

Папа успокаивал Малыша:

— Ты только не бойся! Солнце встаёт, и совы уже спрятались.

— А дятлы, папа, тоже?

— Ну же, не бойся! Это наша дорога, здесь с нами ничего не может случиться.

И они летели. Мимо домика лесника, но Малышу он показался малюсеньким, он его даже не узнал. И из трубы шёл дым.

— Смотри, Малыш, — сказал крёстный, — здесь уже встали и готовят завтрак.

Двери домика были открыты. На кровати лежал лесник и спал, прямо в одежде. Ружьё висело на стене на гвозде, а на земле у самых дверей на плитках лежала огромная застреленная сова.

И они летели ровнёхонько вдоль леса, а когда лес кончился, были на холме. С холма вниз через поток — и сразу все трое под можжевельник.

Их уже ждали, и когда их увидели, выбежали навстречу, мама, крёстная и Голубка.

— А Яночки нет? — спросил Малыш.

— Нет, — сказала мама. — Она думает, что ты не будешь слушаться. А что, папа, он слушался?

Папа усмехнулся и ничего не сказал.

Но крёстный ответил:

— Как же, слушался. Ведь он уже понимает и больше не будет бояться.

И они собрались ужинать, потому что были голодны. Они пили шоколад, а к нему поджаренные крендельки. А Малышу даже и поесть не давали! Все просили, чтобы он им рассказал, как всё было, но Малыш и сам не мог удержаться: Какой красивый был сад, и что в одном из окон был свет, и как окно открылось, и вся такая красивая хозяйка смотрела на звёзды и на светлячков, и как петухи кукарекали друг за другом аж до самого далека, и что у льва, который даже не шелохнулся, была такая большая голова и два хвоста, и он всё время плевал водой.

— А ты его не боялся? — спросила Голубка.

— А чего же мне было бояться! А правда, крёстный, мы того майского жука напугали? Как он нас боялся!

— Да, Малыш, — подтвердил крёстный.

— Но та сова!

— Ну, её же лесник застрелил. Боже, Голубка, жаль, что ты его не видела! У него был такой огромный рог, гу-у, гу-у, гу-у, гу-у и снова гу-у. Это чтобы люди знали, сколько им ещё спать осталось.

— Нет же, Малыш, это был не лесник, а ночной сторож, — поправил его папа.

— Да, это был ночной сторож.

И крёстная добавила:

— Конечно же, но пойдёмте спать. У Малыша глаза закрываются. И тогда решили, что будут молиться:

Малыш пожал лапку, поцеловал, и все разошлись восвояси, и спали, и спали. Сладко же им спалось.

Утром Малыш первым был на ногах.

— Папа, солнце садится! Правда же, мы полетим туда, куда вы через окно влетали?

И папа вставал, а мама скорее готовила завтрак, и они помолились, позавтракали и уже летели.

— Ты только опять слушайся хорошенько! — кричала мама вслед Малышу. А Малыш думал, что будет.