Крёстный уже поджидал их под дубом. Только поздоровались и сразу полетели. Крёстная тоже прокричала:

— Ты только слушайся как следует!

Голубка добавила:

— И не бойся! — и как будто чуть усмехнулась.

Малыш это видел, но сделал вид, что ничего не заметил. Он думал о Яночке.

— Крёстный, залетим к Яночке? Её вчера у нас не было.

— Господи, я тоже об этом думаю. Может, у неё голова болела! Частенько у неё побаливает.

И решили, что остановятся у неё на минутку. Тем более это по пути.

У лесочка под скалой рос высокий вереск, кое-где он уже цвёл красными и белыми цветами, в том вереске был бархатный мох, а во мху на самой скале стоял красивый домик. И никого вокруг. Чёрные блестящие двери были закрыты, окошки, застеклённые целиковой хрусталинкой, закрыты и занавешены, и нигде никого. Малышу стало жутко.

— Это она болеет, — шептал крёстный, а папа подошёл к самым дверям и тихонько постучал.

— Входите же! — отозвалось изнутри.

Папа открыл двери, Яночка лежала на постели и голова у неё была завязана.

— Я ведь так и думала, что это вы. Добро пожаловать. Милый Малыш, я болею.

Но милый Малыш расплакался.

— Не плачь, Малыш! Я же не умру. Думаю, что я ещё дождусь, когда тебя Господь Бог научит слушаться. — И Яночка погладила Малыша. — Я бы вчера тоже пришла, но у меня болела голова, так что пришлось лечь. Но плакать нечего, всё это ничего!

И Малыш больше не плакал.

— Мы сегодня полетим туда, куда папа залетал с вашим папой через окно.

— Правда? Но тогда вам пора, чтобы не опоздать. И слушайся хорошенько! Впрочем, Господь Бог тебя научит.

И они полетели. Солнышко уже почти закатилось, и они быстрей через ручей, через холм, вдоль леса, вниз к виноградникам, вокруг города. Уже за городом в прекрасном саду у дороги стоял большой красивый дом с очень большими окнами и ещё бблыиими дверями. И те окна сияли светом, а двери были раскрыты настежь, и в двери постоянно входили люди, старые и молодые, мальчики и девочки.

Как же туда влететь? Все окна были приоткрыты, и они влетели через среднее над дверьми, сели внизу на раму и смотрели. С потолка свешивались три огромные люстры и ярко светили. Внизу на полу стояло много скамей. Если кто-либо приходил, останавливался у скамей, немного стоял — некоторые при этом смотрели в шляпу — а потом спокойно садились. Каждый приносил с собой под мышкой две книги и одну из них открывал. Тут один из них поднялся на этакий помост, где был маленький столик, и дал знак, что начинается пение. И они запели, и так красиво!

На первой скамье у самого помоста сидели два мальчика, такие пригожие и хорошо причёсанные, один побольше, другой поменьше. Пальтишки и всё остальное у них было одинаковое, но волосы у большого были светло-каштановые, а у маленького совсем светлые. И они смотрели в книгу и много пели.

Малышу они очень понравились, из-за них он почти обо всём забыл.

А рядом с младшим сидела очень симпатичная девочка. Она была вся в чёрном и в такой широкой шляпке, что даже глаз не было видно, и волосы у неё были тоже совсем светлые. Они лежали на плечах и были стянуты голубой лентой. А возле девочки на самом краю скамьи сидела высокая, полная женщина, как и девочка, вся в чёрном, и шляпа у неё была такая же широкая, что даже глаз не было видно, а по бокам свешивались две прекрасные светло-каштановые пряди.

— Папа, посмотрите, вон там, на краю первой скамьи. Это та женщина, что вчера открыла окно.

— И в самом деле, она, — показалось папе.

Но крёстный их толкнул, чтобы не говорили так громко, потому что пение уже прекратилось.

Пение в самом деле прекратилось. Тот, что на помосте, встал, и все встали, и он начал молиться за всех людей, нетвёрдых в послушании, чтобы Господь Бог простил их ради возлюбленного Сына Своего и Духом Своим освятил их. Потом он открыл на столе перед собой огромную книгу и прочёл, что «послушание больше, чем жертва…»[16]

И когда они опять сели, он им подробно объяснил, что Господь Бог не хочет от людей никаких жертв и даров, что у Него и так всего много, что Он даже раздаёт, и всё, что у людей есть — от Него, и Он никого ни о чём не просит, но любит, когда люди слушаются Его как следует и делают, как Он велит, а когда не делают, Он не может их дальше любить, и у непослушных людей ничего не получается.[17]

— Видишь, я вчера тебе то же самое говорил, — шептал крёстный Малышу.

И тогда Малыш стал хорошенько слушать, но тут увидел, что светловолосый мальчик толкнул локтем того, с каштановыми волосами, и пальцем показал на центральное окно над дверьми:

— Видишь? Их трое. Один ещё маленький.

Оба смотрели на Малыша и улыбались. А тот на помосте сказал: «Аминь». Все снова встали и молились, потом опять пели, а когда уже выходили, клали что-то на тарелку у дверей, и оно звякало. Мальчики тоже пошли, и девочка с ними, и тоже что-то положили. Как оно звякнуло!

А крёстный сказал, что теперь нужно торопиться и светить изо всех сил, чтобы наверстать упущенное.

Но Малыш попросил:

— Папа, давайте посмотрим, куда те мальчики пойдут, не из того ли они дома.

Папа сказал, что ему это тоже интересно.

А мальчики были уже на улице, в саду у ворот. Там стояла красивая коляска с парой замечательных вороных коней. Мальчики в неё уже запрыгнули, но пока ждали. И вот пришла та самая высокая, полная женщина со светло-каштановыми локонами и вела за руку ту самую девочку в чёрном. И они сели, кучер стегнул лошадей, и уже мчались по дороге к городу.

Светлячки за ними едва поспевали. Тут крёстный предложил:

— Нам не обязательно гнаться за ними. Им придётся через город ехать. А мы полетим прямиком к тому дому и увидим, приедут ли они туда.

Малышу не очень-то это понравилось, но раз папа согласился и крёстный тоже, то они полетели. Пришлось спешить изо всех сил, и вскоре они были на месте, но там никого. Малыш начинал беспокоиться.

— Эх, мы не полетели за ними!

— Ну, не волнуйся! Если они отсюда, то всё равно приедут. Наверное, где-нибудь остановились.

И едва светлячки удобно уселись на ставню, со стороны города послышался грохот. И тут же показалась красивая коляска с парой замечательных вороных, вот они уже у самого дома, но… — не останавливаются! Мчатся всё дальше и дальше — однако нет! Вдруг ни с того ни с сего у самой лестницы кучер натягивает поводья, двери открываются, и служанка в белоснежном чепчике и белоснежном переднике, словно бы поджидала, бежит им навстречу и хочет помочь выйти из коляски. Но мальчики уже были внизу и смеялись над ней. Зато девочка позволила себя ссадить, а та женщина соблаговолила подать руку. Она приветливо посмотрела на кучера, улыбнулась, кивнула головой, и они вошли в дом.

Малыш был просто счастлив!

— Папа, я буду светить здесь в саду, ладно?

Папа посоветовался с крёстным, и они решили, что ладно.

— Милый Малыш, ты останешься здесь один. Мы должны светить в другом месте.

И Малыш кивнул, попросил только, чтобы за ним залетели, когда соберутся домой.

— Ну, свети же как следует! Помнишь, что с помоста говорили!

И они полетели в другую сторону за город, где всегда светили, а Малыш полетел в сад. Ему хотелось светить, но внизу в двух окнах горел свет, и Малыш увидел, что в комнате за столом сидят та самая высокая, полная женщина, и та девочка, и те мальчики. На столе стоял котелок с краником, а под ним горел голубой огонёк. Он сильно шипел. Перед женщиной стоял белый чайник и четыре чашки. Она пододвинула чайник к котелку, повернула краник, и оттуда хлынула кипящая вода.

Потом они стали молиться. Сложили руки, склонили головы, и девочка очень хорошо прочитала какую-то красивую молитву.

Малыш слушал, он был у самого окна, которое оказалось открыто.

Малыш уже в комнате, сел на столике у окна на книжку.