А через несколько минут в хижине имени Сени шёл уже почти настоящий дождь. Только в той стороне, где стену шалаша составляла скала, было почти сухо. Все и сгрудились там, съёжившись и подобрав под себя ноги. Теперь настала Юрина очередь ехидничать.
- Ну что вы возитесь, что вы ёжитесь? - насмешливо спрашивал он. Ему-то, насквозь уже мокрому, этот «внутренний дождь» был совсем не страшен.
Саша предложил:
- Сень, давай дальше про него сочинять, чтобы не насмехался.
Но Сеня сказал, что раз дождь - сочинять он не может.
- Во мне все рифмы вроде размокают.
Маша принялась описывать, как она нашла зуб мамонта, и Данко помогал ей рассказывать. Потом Маша повторила всю историю вновь, добавив, что, кроме зуба, она нащупала в болотной жиже что-то похожее на мамонтовый бивень. Данко уже молчал. А когда Маша начала повторять свой рассказ снова, он засвистел, и Саша стал подсвистывать ему.
- Вы что, не хотите слушать? - В Машином голосе появились грозные нотки.
- Так я же всё знаю,- ответил Данко.
- И я знаю,- заявил Саша.- Сейчас ты скажешь, что нащупала целый скелет мамонта и чуть не выдернула клок шерсти… Ой!.. Ты мои-то кудри, Машук, не выдёргивай. В крайнем случае выдёргивай у Сени.
Сеня с готовностью подставил Маше свою стриженую голову.
Данко вскочил:
- Сидим тут… как мыши! - и шагнул из шалаша.
В лицо хлестнули дождь и ветер. Данко прислонился спиной к скале, огляделся. Косые струи ливня падали сплошной завесой. Лес был, как в тумане. Горизонт исчез совсем. Даже недалёкий противоположный берег залива был еле виден. Остров казался необычным, нездешним, и голову кружила туманная, как всё вокруг, мечта. Острова просто не было,- Данко стоял на какой-то другой, дальней земле, и не скала вздымалась за спиной, а борт корабля, и на борту стояли его товарищи…
Скрипели, кренясь на ветру, берёзы, испуганно и радостно взмахивали они трепетными ветвями, когда озаряла небо молния, и шелест листвы, сливаясь с шумом ливня, заглушал плеск волн на берегу залива. Казалось, волны плещутся беззвучно…
Вдруг слепящий свет резанул глаза Данко, и сразу же стопудовый звук, разорвавшись, ударил в уши, скала задрожала,- это молния вбила свой огненный клин в остров где-то совсем близко от залива.
Говор в шалаше стих. Или просто Данко оглох?.. Нет, листва шуршит, шумит ливень, ещё сильнее зашумел, озорной и буйный - словно в небе открыли новый громадный люк.
Что-то сделалось вдруг с Данко, будто взметнуло его на гребень высокой волны, сердцу стало просторно и весело. Данко вскинул голову, расправил плечи и запел чуть гневную, раздольную матросскую песню:
Пусть волны и стонут, и плачут,
И хлещут о борт корабля!..
Из хижины высунулась удивлённая физиономия Маши:
- Ты что?
Данко не смутился. Ему было хорошо под этим грозно рокочущим небом, в порывах ветра и шума.
- Иди сюда! - крикнул он Маше.- Тут, под скалой, сухо.
Маша шмыгнула к нему и стала рядом.
- Слышал, как недавно ударило? Мы думали: по нам. А ты - песню. Какой-то ты отчаянный.
Данко промолчал. Маша повертела головой туда-сюда, на секунду задумалась о чём-то, потом затараторила снова, уже вполголоса:
- Я ведь тоже отчаянная. Аня смеётся надо мной, но я всё равно отчаянная. Я бы, пожалуй, не побоялась поехать в Антарктиду. А что! И поехала бы. А ты, Данко, скажи: ты вправду собирался туда? Ну, не бойся, скажи…
Данко сделался серьёзным.
- Туда я, Маша, обязательно поеду. Конечно, не сейчас. Сейчас - глупо. А вот потом… Ты представляешь себе? Все льды у Южного полюса растопят атомной энергией. Там зацветут сады, пальмы, заводы вырастут. А кругом - океан. Синий-синий. И мы на пароходе подплываем. Только это будет не теперешний пароход, а какой-то другой, необычный…
- Эх, вот плохо, что я девчонка! Ведь женщины не бывают капитанами дальнего плавания. А хотя - почему нет? Вот раньше женщины лётчиками не были, а теперь сколько угодно! Верно? Я бы с удовольствием стала капитаном. Вот бы поплавали!
В другое время Данко, наверное, рассмеялся бы: Машук - капитан океанского парохода! Сейчас он даже не улыбнулся.
- А это не так уж трудно,- оказал он.- Только, знаешь, надо очень хотеть. Зато капитанами мы будем не простыми,- при коммунизме. Куда захотим, туда и поплывём. От Курильских островов через Гавайю прямо к Магелланову проливу. Или в Панамский канал, а оттуда в Гибралтар заедем, на Пелопонес, потом в Мраморное море и - даёшь Крым! Всю землю изъездим. Всё наше!
- А как же на Пелопонес? Ведь там фашисты.
- Странная ты какая! Не соображаешь. Ведь это, когда мы вырастем и везде построим коммунизм. Попятно? Конечно, и сейчас хорошо быть капитаном, но при коммунизме-в сто раз лучше. В любую страну плыви - никаких фашистов, никаких труменов!
- А как - с переводчиками будем ездить?
- Зачем? Тогда все будут знать русский язык.
- Ну да? Зачем же мы английский учим?
- А мы немецкий. Это нужно. Не все ведь сразу русскому научатся. Мы учить будем.
Маша помолчала. Тут было о чём поразмыслить. Данко - тот, видно, всё заранее продумал. Всё знает. Наверное, по мореходному делу книги читает и в географии так разбирается…
- Данко, а вот если у кого по географии тройка, тот капитаном может быть?
- По лужам кораблики водить может. Какой же он капитан, если географии не знает! И математику надо знать, и астрономию, и физику… Все науки надо знать.
Да, нелёгкое, видимо, это дело - быть капитаном дальнего плавания. Очень нелёгкое. И почему вообще так в жизни устроено: чем лучше профессия, тем труднее, тем больше надо знать? Геологом быть - голова распухнуть может от всего, что в ней должно скопиться. Артисткой стать - Аня говорит: надо знать всё на свете да ещё каждый день и каждый час тренироваться. Астрономом - так ведь каждый астроном это почти что Коперник!
Тут было над чем подумать…
А гроза тем временем уходила прочь. Налетела, побушевала - и уползала куда-то в сторону, урча и огрызаясь, как утомлённый схваткой зверь. Дождь ещё шёл, но не как вначале, словно из громадного решета, а ласковый, мелкий, будто просеянный через сито. На юге ярко голубело чистое небо.
- А ещё знаешь что,- неожиданно сказала Маша.- Давай мы с тобой жениться не будем, ладно? Ни ты, ни я. А будем вместе дальними капитанами.
- Давай,- усмехнулся Данко и сразу же закричал:- Эй, мореходы, вылезай из шалаша!
В хижине завозились, зашептались, потом Саша сказал басом:
- Капитан, команда спрашивает: обед готов?
- Бездельникам обедать необязательно.
- Это мы бездельники? - угрожающе спросил тот же бас.
Из шалаша показались взъерошенные головы.
- Команда объявляет бунт. Капитана - повесить! - закричал Саша, все выскочили под дождь и, изображая что-то вроде «пляски смерти», запрыгали возле хохочущих Маши и Данко.
А обед варить всё-таки пришлось. Правда, обед был скороспелый: каша, котлеты, приготовленные ещё с утра тётей Глашей, и консервированный компот. Нелегко только было развести костёр, всё кругом намокло. Пока Данко с Юрой разжигали огонь, а Машук разминала прессованную кашу, Саша с Сеней отправились «по своим делам».
У них, действительно, были «свои дела», и к тому же секретные. Дела эти начались ещё вчера. После того, как у Сени получилась путаница с компасом и азимутами, Саша и Сеня начали проверку компасов. Оба прибора показывали одинаково. И оба… одинаково врали. Но вот - они это врали, или же что-то мешало им давать правильные показания?
- Саш, может, верно - железная руда, а? - твердил Сеня.
- Ну, а почему тогда раньше путаницы не было? Ведь вчера ни разу не спутались. Юрша правильно говорил.
- Саш, ну, а что тогда? А?
Если бы Саша сам знал - что!
Впрочем, кое-что выяснить им всё-таки удалось. Удалось выяснить, что не везде, не на всех азимутах компасы врут. Они давали неверные показания только у болота, если к нему идти от залива Лазарева по направлению между азимутами 100 и 200. Дальше компасы показывали правильно.