Ваня зло, чуть не со слезами, крикнул:

- Не валяй ты дурака!

Петя промолчал.

Ване было ещё труднее - мешала планшетка. Ведь её не положишь, как компас, в карман. Если было необходимо освободить руки, он засовывал планшетку вместе с визирной линейкой и карандашом под майку.

У вершины скал, на площадке, покрытой расщелинами и выбоинами, они остановились передохнуть. Петя уселся, а Ваня стоя оглядывал дали.

За неширокой кудрявой полоской леса лежало неровной, помятой скатертью поле. Ярко-зелёные полосы молодой пшеницы перемежались с другими, чуть потемнее, с голубоватым оттенком,- рожью. По зелёному разливу передвигались две розовые точки - шли колхозницы. У левого края поля, меж кустов, прилепившихся к шоссе, курился костёр. Сизый дымок тоненько струился вверх, ломался под тяжестью жары и лениво полз над шоссе, постепенно тая. Ослепительное солнце, истекая огнём, казалось, падало на землю: ему не за что было держаться в совершенно пустой синеве неба. Душная мглистая пелена недвижно распласталась по горизонту, и ломаные линии гор казались приглаженными и расплывались.

«Будет гроза»,- подумал Ваня, и оттого, что дождь хлестнёт по этой серой мгле, сковавшей горы, прольётся бурно на широкое поле колхоза, умоет лесок и травы, Ване стало радостно. «И моя пшеничка тоже умоется, потянется вверх, пойдёт в рост… Пшеничка?.. Пшеничище!» И ещё светлее стало на душе - он подумал, как через несколько лет вот это раскинувшееся перед ним поле и другие поля покроются могучей ветвистой пшеницей. В поле этом гектаров триста. Значит, оно даёт, если хорошо ухаживать за посевами, примерно шесть тысяч центнеров хлеба. Так. А если засеять ветвистой… шесть умножить на пять… тридцать тысяч центнеров. «Ого!» - даже сам удивился Ваня. Ему очень захотелось поделиться своими мыслями и расчётами. «Петь!» - чуть не сорвалось с его губ, и тут же неожиданно для себя он увидел Петю рядом,- тот, поджав губы, исподлобья смотрел на Ваню:

- Долго ещё прохлаждаться будешь?

И сразу потускнела, съежилась, исчезла радость, пыхнула, как спичка, на которую дунули, и вот уже, вместо пламени, чадит едкий желтоватый дымок. И очень жалко маленького тёплого огонька, который потух и не загорится.

Ваня сказал с обидой и грустью:

- Отстань, пожалуйста.

Петя ещё больше наклонил голову.

- Я говорю - пошли. Если я чуть задержусь, так ты сразу ябедничать, а сам… Ну!

- Чего ты кричишь?

- Я не кричу. Не хочешь - тогда давай план, я сам…

- Как бы не так!

- А ну!..

Петя протянул руку к планшетке, Ваня отдёрнул её, резко шагнул в сторону и глухо и коротко вскрикнул: не заметив расщелины, он с маху ступил в неё, навалившись тяжестью всего тела на заклинившуюся между камнями и подвернувшуюся правую ногу. Лицо его от боли покрылось испариной, губы жалобно дёрнулись, но он закусил их и, охнув, выдернул ногу из расщелины.

Петя, растерянный, хлопал короткими чёрными ресницами. Ваня сел, согнувшись над ногой, ощупывая ее и тихонько растирая. Попробовал встать - боль полоснула лодыжку и тупо ударила по всей ноге. Ваня снова сел:

- Что? - спросил Петя, стараясь скрыть участие.- Здорово больно?

Ваня не ответил.

- Пойдём. Давай помогу.

- Отойди!

От боли и обиды в сердце Вани проснулась ярость. Она заставила его встать и пойти. Сильно припадая на правую ногу, морщась и отворачивая лицо, Ваня дошёл до края площадки, сел, потом повалился набок и ползком, упираясь руками в тёплые от солнца шероховатые камни, стал спускаться вниз.

Петя медленно брёл сзади с унылым и виноватым лицом. Вдруг он бросился бежать. «Куда?» - хотел крикнуть Ваня, но не крикнул. Прыгая с камня на камень, Петя быстро спустился вниз и исчез в лесу.

Когда он прибежал к заливу Лазарева, ребята хлопотали у костра, готовя обед.

- Эго-го!-закричал навстречу Саша.К нашему огню летит птичий владыка.

Петя подбежал и через сухие обветренные губы выдохнул:

- Ребята, там Ваня… ногу зашиб… Помочь надо.

- А ты? - спросил Данко, взглянув на Петю и только сказал: - Эх…- Потом обернулся: - Саша, пошли!

Они привели Ваню под руки. Он болезненно улыбался и пробовал шутить:

- Приехал на паре рысаков.

Петя отозвал Данко в сторону.

- Это я,- сказал он.- Он стоял, а я на него заорал и хотел отобрать планшетку… Вот и… Понятно?

Звеньевой из-под чёрных нахмуренных бровей подозрительно взглянул на Петю:

- А он говорит: «Оступился».

- Ну, оступился. Так если бы не я, он бы не оступился.

- А зачем это ты - планшетку отбирать?

- Сдуру. Просто злой был.

- Ну и что теперь делать будешь?

- А что делать? Ничего не делать. Я бы помирился, да он не хочет, кричит на меня.

- Так тебе и надо.

- Да? - Петины реснички взметнулись вверх, глаза сделались большими и круглыми, как у ночной птицы. Потом его худощавое длинное лицо дрогнуло, он устало махнул рукой: - Ничего ты не понимаешь! - Коротко шмыгнув носом, Петя отвернулся, рванул с берёзы ветку и стал общипывать листья.

- Ребята,- закричал Саша.- Давайте сюда!

У Сени пузомер до нужной точки дошёл: обедать пора.

- Правильно,- подтвердил Сеня и пощупал живот,- дошёл.

После обеда Ваня остался у костра, а остальные пошли работать. Сашу откомандировали на Петеванин участок. Сеня отправился один. Правда, Данко выразил сомнение: справится ли он, не напутает ли что-нибудь, но Саша поручился за своего подшефного и сказал, что Сеня - это же квалифицированный топограф.

- Теперь-то я научился,- подтвердил Сеня. Ему была приятна похвала товарища.

- У Саши с Петей дела пошли неважно. Саша всё время балагурил, а Петя злился, путал счёт шагов и от этого злился ещё больше.

- А ты меня не слушай,- язвил Саша.- Ты же никого не слушаешь - ни нас, ни Бориса. Только пичуг своих слушаешь.

- Отстань,- просил Петя.

- Как же я отстану? Ведь компас-то у тебя.

- Ну вот, опять со счёта сбил!..

Может, они разругались бы всерьёз, если бы не услышали сигнальный свист звеньевого. Свист раздался со стороны болотца, тянувшегося вдоль восточного берега острова. Ребята побежали туда.

На небольшой полянке собрались трое. Сеня, надув губы, сидел на пеньке и ковырял землю сучком. Данко нетерпеливо шагал вперёд и назад, сердито пофыркивая. А Юра стоял посредине полянки и разглядывал компасы, лежавшие на его ладонях.

- Авария? - спросил Саша, почувствовавший что-то неладное.

- Полюбуйся на своего «квалифицированного топографа»!- Данко махнул в сторону Сени.- Как я говорил, так и получилось: все азимуты перепутал.

- Ничего не перепутал! - Сеня встал.- Всё правильно делал. Вот проверьте,- правильно!

- Как же правильно, когда кружился, словно тебя муха кусала, и совсем к другому месту выходил!

- Это компас, а не я…

- Компас правильный, - вставил Юра. - Что зря-то говорить?

Саша шагнул к нему:

- А ну покажи.- Он осмотрел компасы.- Странно… Данко, пусть Петя кончает один, а мы с Сеней ещё раз проверим. Может, тут… может, железная руда… Она и путает все азимуты.

- А ведь верно! - У Сени заблестели глаза.

- Какая тут руда! - У Юры приподнялись брови.- Тогда бы у всех азимуты перепутались, а не у одного Сени.

- Это у него в голове руда,- мрачно сказал Данко.- Петя, ты один справишься?

Петя пожал плечами: неужели можно сомневаться? Данко сказал: «Ну, двигайтесь» и первый молча пошёл к Светлой. Расстроил его, конечно, не Сеня. Это - пустяки, дело поправимое. А вот с Ваней хуже.

Данко думал тяжёлую думу. Сказать о происшедшем Борису или не говорить? Если сказать, тогда прощай остров: Борис прекратит разведку, пошлёт другое звено. «Вы, скажет, ещё ходить по земле не научились, и, скажет, дисциплины у вас нет». Правильно скажет!

А если ничего вожатому не говорить? Тогда всё будет по-старому, никто и не подумает прекращать разведку.