«Она в тебе. Она в твоей коже, в твоей голове. Она в твоём сердце и уже никогда оттуда не исчезнет. Ищи её там, где пожелает зверь…»
Инстинкты вели его на север. Джонатан знал, что Майлз последует за ним, как только почувствует отдаление вожака. Он был благодарен ему за то, что тот так ловко объяснил всё Кэтрин, увёз её в город и укрыл в баре, велев не высовываться до его возвращения. И привёл всех остальных.
Мир вертелся вокруг него с такой скоростью, словно пытался сбросить Торна с поверхности земли. Но он старательно игнорировал досадное ощущение, прислушиваясь лишь к тому, как учащённо колотится его сердце, предчувствуя встречу.
***
Становилось холоднее. Хоуп попыталась понять, сколько часов проспала на холодном полу своей темницы. Судя по затёкшим мышцам – не меньше трёх.
«Теперь, должно быть, стало совсем светло» - подумала Сингер, поднимаясь на ноги.
Она снова и снова простукивала стены, хотя умом понимала: отсюда ей в одиночку не выйти. Звук воды оставался отчётливым, и Хоуп решила, что находится где-то рядом с рекой.
- Река. Ну, конечно, чёрт бы тебя побрал! Меня и унести подальше не догадались!
Хоуп засмеялась. И смех этот не был радостным. Он был истерическим, полубезумным. Тревога сменилась отчаяньем, а отчаянье – яростью. Она проходила их круг за кругом, то нервно расхаживая по периметру, то сидя у самой дальней стены.
Никаких шагов. Ни воды, ни еды. Скоро ей нестерпимо захочется пить. А потом, конечно же, закончится кислород. Точно! Именно так и бывает…
«Почему же так долго?..»
***
Джонатан смежил веки. Солнце поднялось почти два часа назад, а он чувствовал лишь отчаянье и яростное желание порвать глотки заезжим лисам. Но сначала он найдёт её.
В непроглядной тревожной тьме колыхнулась картинка. Он видел Хоуп Сингер лишь одно мгновение, но и этого было достаточно. Она сидела на полу, сжавшись в комок и опустив голову так низко, что волосы закрывали лицо.
Ей было холодно. Джонатан ощутил, как мурашки ползут по его спине. Он чувствовал то же, что и она. Он был близко.
Тропа свернула к реке, и он вновь принял обличие волка, навострив уши и отдавшись инстинкту. Вода бурлила снаружи и просачивалась в его мысли.
Вода.
Она тоже слышит её.
«Хоуп! Хоуп, сопротивляйся. Борись со страхом, с отчаяньем. Ты должна мне помочь, должна позвать…»
Сингер сжала кулаки и яростно пнула дверь. Этот простой жест помог ей собраться с силами. И убедить себя, что любая попытка имеет значение.
- О, вы найдёте меня, ребята! Потому что если нет… Я сама выбью эту грёбаную дверь и тогда полетят головы…
Каждое слово сопровождалось ударом. Каждый удар – воплем, от которого у неё самой закладывало уши. И наконец, звуки достигли его ушей.
Их разделяло не больше полумили. И хотя вода смыла запахи, теперь он не нуждался в них. Он слышал её и уже не останавливался ни на мгновение.
- И когда успели?..
Дверь была завалена комьями земли и влажными ветками. Торн сменил обличье и, не обращая внимания на свой крайне дикарский вид, принялся разгребать импровизированный завал.
Когда он добрался до двери, звуки совсем стихли. Тяжёлая щеколда поддавалась с трудом, и всё же мужчина выдернул её и распахнул последнюю преграду, отделявшую его от Хоуп Сингер.
***
Она слабо помнила, как оказалась в машине своего босса. Запах был привычным, холод отступил, а сквозь сонную пелену то и дело прорывалась трель мобильного и приглушённый голос Джонатана Торна.
Сингер заставила себя открыть глаза. Джип двигался по объездной дороге. Она сидела на переднем сидении, закутанная в фантастически большой плед и пристёгнутая ремнём безопасности. Джонатан разговаривал по телефону.
- Джонатан…
Она не обращалась к нему по имени. Мужчина оборвал звонок и сжал её ладошку, делясь теплом и уверенностью. Вид у Торна был уставший, и Сингер поняла, что он провёл бессонную ночь, разыскивая её.
- Скажи мне, что у тебя болит, - в тёмно-зелёных глазах читалась забота и нежность.
- Только нога. Думаю, двери тоже досталось не мало, - вяло пошутила Сингер и слабая улыбка тронула её губы.
- Я так волновался. Напомни мне, что отпускать тебя одну – совершенно неприемлемо.
- Что произошло? Меня ударили по голове и, очевидно, упрятали у реки. Но кто и зачем? И как вы меня нашли?
Джонатан Торн не мог ответить на все её вопросы. Потому лишь, что его ответы требуют раскрыть тайну, а Хоуп Сингер не в том состоянии, чтобы благополучно пережить очередную встряску. Значит, это всё подождёт.
- Я обещаю, что обо всём тебе расскажу, Хоуп. А пока что необходимо вернуться в город и устроить тебе интенсивный больничный.
- Но я в порядке, правда, - возразила девушка, стягивая плед. – Кстати, где Кэти?
- Она в баре. Майлз отвёз её туда и уже сообщил ей, что ты снова с нами.
- Мне нужно поговорить с ней.
- Вам обеим нужно отдохнуть, - не терпящим пререканий тоном сообщил Торн. – Не спорь со мной, мисс Сингер. Я всё равно поступлю по-своему.
Именно так он и сделал. Припарковавшись у её дома, Джонатан молча укутал её в плед и с видом ревностного стража проследовал со своей ношей до самой двери. Хоуп не стала спрашивать, где и когда он отыскал её ключи. И почему ведёт себя так, словно они давно женаты, тоже не уточняла.
Его забота была настойчивой и неподдельной, а Сингер не имела ни малейшего желания сопротивляться подобной напористости. В конце концов, он уже успел доказать, что обладает почти железным самообладанием во всём, что касается её самой.
- Отпустите меня, мистер Торн. Я схожу в душ, смою с себя весь этот кошмар и хорошенько высплюсь. Клянусь, что в следующую смену буду как новенькая.
На мгновение в его глазах полыхнул гнев.
- Ты и на ногах стоять не можешь, - констатировал мужчина, усаживая Сингер на диван. – Я останусь здесь, пока не буду уверен в том, что с тобой всё в порядке.
Глава 11, Забота
Забота – самая приятная вещь в мире. А забота красивого и разумного мужчины – приятна в двойне. Хоуп Сингер не без удовольствия пожинала плоды от доброты своего босса. Во-первых, какая девушка не мечтает, чтобы за ней ухаживали не только в те минуты, когда она безумно хорошенькая? А во-вторых, выбора у Хоуп всё равно не было.
Джонатан Торн пробыл рядом с ней весь день, совершенно очаровательно хозяйничая на её небольшой кухоньке, нацепив на себя клетчатый фартук и прибавив громкость на раритетном радио. Он то и дело уговаривал её померить температуру, досадливо морщась на источаемые ею остроты.