Что ж такое сон?…
Однажды я уснул и что же снилось мне!
О, я радёхонек, — Бог видит!
Чтобы она меня любила хоть во сне,
За то, что на яву так явно ненавидит!
И я задумался; а старый Цыган продолжал рассказывать:
«Овладев храмом, Лин выпытал у Зейдманов, как делается пиво и мед, и вино, которое так понравилось ему, и которое так сладостно усыпило его в храме. Выкатив из погребов несколько бочек пива и меду, он поил народ. Упоенные люди провозгласили его своим Паном.
В воспоминание события, Лин снял череп с козла и надев вместо шапки, накинул пурпуровую мантию Ванского Местара через плечо, взял в одну руку жезл, сделанный из виноградника — так; называли Людины кусты, коими усеяны были холмы внутри оград Вангарда, — в другую руку взял арфу.
Знамением своим избрал Лин новорожденное светило ночи, и назвал его Линой — люди прозвали Луной.
Подняв весь народ, мужчин и жен, на ноги, он велел обвесить острые рогатины виноградными кистями, и пошел вдоль по Инду, из села в село. С плясками и песнями шли толпы народа за ним.
На огромной колеснице, перед которою следовали на шестах изображение Луны и Овна, стояла бочка; на этой бочке сидел Лин, которого и прозвали бочкой. Из этой бочки давал он живой воды только недужным; и много чудес делала эта вода. Со всех сторон стали стекаться к Лину, все шло к нему на встречу и просило исцеления.
Почти без сопротивления, прошел он Индию и намерен был покорить Эфиопов, называвших себя земными богами; но ему должно было проходить за хребет Ливийский, мимо Цыган[15], наших предков, которые назывались в старину Блеманами, т. е. черными Эфиопами.
В этом, несчастном племени царствовала страшная болезнь, которую Азы называли Цинге, т. е. зубною; сперва от нее гнили десны, потом весь человек покрывался струпами, и мясо отпадало от костей; эта болезнь рождалась в болотистых местах. Дельты, от наводнений и гниения в Ниле. Узнав о шествии Лина врачующего, они толпами шли: к нему навстречу, и он велел им развести у себя как можно больше коз; и велел им варить горький корень и пить[16], и целый день петь и плясать.
Для предостережения же себя впредь от болезни, держать в роту, или иссушив, глотать дым, другого растения, которое прозвали они Вакховым. Чрез несколько недель весь этот зараженный болезнию народ выздоровел, и стал верным поклонником Лина; Азы, узнав о приближении Лина с огромным войском Монадов — так прозвали они Людинов, поклонников Луны, — заперли все проходы, в Эфиопию. Лин, на кораблях, которые устроили ему: Цыганы, отправился с ними и совсем народом своим в Ению. Эллины и колонии Ванов, жившие там, с ужасом внимали о приближении Силъванов, или лесных людей (так прозвали они Людинов); и покорялись им без сопротивления. — Это Пеласги! — кричали они. — Черная порода; это, Бошиманы, говорили другие; это Латыны, говорили третьи; это Волохи, говорили четвертые, и не удивительно, что Людины показались народам, жившим в Енее, или Еребии, в царстве Эреба, или в Европе[17], за чудовищ: износив, во время перехода от берегов, Инда через Африку, прекрасную одежду из пальмовых листьев и перьев тукана и райской птицы, они облачились в баранью кожу на выворот, хвостом назад; во-первых, эта одежда была по климату; во-вторых, страшна для всех встречных. Босиком также неудобно было путешествовать, и потому они изобрели обувь также из кожи, на высоких каблуках, которую Эллины прозвали сапези, т. е. наножники.
Одежду назвали кожухом, а иные власяницей[18].
В ужас пришли все народы, населявшие Эребию. Тогда, на западе, около Адриатического моря, жили Альваны, за ними в Эй-дале[19] жили просто Ваны, за ними в земле Кона-дала жили Гебры, выше их за горами жили Галлы — петухи, охотники до пенья, — их называли также Скальдарами, или Скельтами; их называли также на другом наречии Пиктами — пискунами. Все эти народы жили даже до пустопорожней земли Кроновой. По берегам Холодного моря, во всей стране, которую называли Азы Сифиар, в честь Сифии премудрости, жили Киммеры, также древнее племя Ванов Гомеритов».
— Постой, постой, вскричал я, откуда ты почерпнул эту историческую дребедень?
— О! я ужасный охотник до Истории, отвечал Цыган. Помилуй, братец, да где ж ты видел такую Историю? ты, мне кажется, подкапываешься под первородный слой земли. В каком таборе ты наслышался про такия чудеса?
Старый Цыган улыбнулся и шепнул мне на ухо несколько слов….
— А, это дело другое, теперь я верю всему!..
«За Кимврами, или Гомерами, жили Хуны, Вапского племени, обитавшего близ Красного моря, там, где был построен Бабель».
— Да там было Халдейское царство.
«Там не было ни Халдейского царства, ни Халдейского народа; а было вот-что: когда Азы основали на этом месте свою колонию, то есть, когда одна часть их, или одно колено, поселилось близь Красного моря, они нашли там красных людей, совершенно женообразных, не способных к войне, и назвали их Конами т. е. жёнами; построив храм, основали они между ними школу, где учили петь священные гимны и премудростям Оденовым. Школа по Азски — Скула, или Шуль; а учение называлось Скульд, или Шульд. Школьников называли Скальдами, а по другому наречию Хульдами; от этого-то слова и произошло Халдей; иные называли их Хейдами, иные Зейдами, иные Сеидами».
— Ты мне надоел своими толкованиями; расскажи коротко да ясно, что сталось с Лином и Сильванами?
— Лин обошёл почти всю набережную Европы, и наконец поселился во Фракии….
— Ну?
— Тут поставил он лик Агнца перед храмом: это boran, это живый, это вечный! — говорил он.
Ну?
— «It is Boran, Bur, or Fyr; it is chaf-bock; it is watch, or ewein, or giwe, — говорили Скифы.
— To Брама, то Шиве, то Вишну, то Дивель, — говорили Гиндуи.
То Перун, то живый, то вечный, — говорили Сильваны.
То Уран, то Зиа, то Вотир.
То Сатурн, то Деос, то Pater, то wachter.
То Фрея, то Оден, то Пастырь, то As-tor, то Jao-piter…
То утро, то день, то вечер…
То Утроба, то Свиет…
Жена, дитя, Хранитель, Хронос…».
Надоело мне слушать Цыгана! Прощай! — сказал я.
На эти басни свет — Фома,
А я их слушать не оброчник.
Что ж делать? — отвечал Цыган. —
Ученье свет, ученье тьма,
И лжи, и истины источник.
Не дожидаясь спутника моего, которому еще не подковали коня, потому что Цыган-кузнец, не имея у себя готового железа, отправился на близлежащую Собку, за рудой, — пустился я в Афины, один. Проехав Платею, проехав мимо храма Элевсинского, — о таинствах которого так много писали, и никто не объяснил, что вся тайна Кирни Элевсинской состояла в том, чтоб усовершенствовать человеческий род, как в нравственном, так и физическом отношении, — поднялся я на гору, и вижу: между Изой и Цефизой, по скату горы, весь в садах, лежит чудный град Азины, дщери многоженного Фиоргина, светлой Фреи и Коны Одена, многогрудой Астаргидии, покровительницы Азов и Ванов.
Глава IX
— Послушай, мой друг, не знает ли, в которой части и в каком квартале Афин, живет Философ Аристотель? — спросил я, догнав одного пешехода, в красных туфлях, в льняном хитоне, перепоясанном ремнем, и в зеленом Паллиуме, перекинутом через плечо.
— Вы, господин мой, верно родом из Скифии? спросил он меня вместо ответа.
— Может быть.
