«Остров! Прямо в сердце остро…» Остров! Прямо в сердце остро Наконечниками стрелы. Если перекинуть мостик, Можно выйти за пределы Ощущений и желаний, Во Вселенной станет пусто — Изощренность наказаний За отвергнутое чувство. В миге – сотни измерений, Путь к восстанию из праха. После тысячи падений — Исцеление от страха. Месяц перевернут лодкой, К небу – сила тяготенья. Устремись к своим истокам От распада, от забвенья. Среди волн и эволюций Умудрись собой остаться, Частью в целое вернуться От земных скорбей и странствий. «Страсть гнала через лимбы, ямбы…» Страсть гнала через лимбы, ямбы, Частоколы предательств, бед, Разрушая границы, дамбы — К роковому броску в судьбе. Ни молвы, ни знаменья рядом, Путь из бездн – по зарубкам жил. Я устала сгорать и падать… Не раскалывай – поддержи. Вновь почувствовав равновесье, Брошу якорь в родном порту, Принесу всем благие вести, — Рваться больше невмоготу. «Еще во власти облачного кайфа…» Еще во власти облачного кайфа Спускаюсь с гор и задыхаюсь тьмою. На берегах, где сладостная Хайфа Ласкает душу Средиземным морем, Явилось мне счастливое виденье: Нас отпускают силы преисподней. Сошел огонь с небес во искупленье И продолженье милости Господней. «Такие видела закаты…» Такие видела закаты, Дотронься – руку обожгут! Я, пламенем любви объята, Сгорала в несколько минут. Страсть в небо горной Гватемалы Из жерла извергал вулкан, А мне хотелось краской алой Залить зеленый Атитлан. И до сих пор в душе зарницы Горят – на новом вираже. В воспоминаньях живы лица Всех тех, кто отсверкал уже. «Врата к Ольхону – острая граница…» Врата к Ольхону – острая граница По линии обрывов и столбов. И выбор твой: куда теперь стремиться, К стихийным духам – или в дом богов. Срединный мир – удел для человека, Но равновесье трудно обрести, Когда кругом распахнуты от века Творения и таинства пути. «Ты знал о распредмечиванье мира…»
Ты знал о распредмечиванье мира, Искал истоки в космосе идей, Не сотворил ни дома, ни кумира, Мятежным словом пробуждал людей. Взглянул в глаза – огнем с небес коснулся: Пророк ветхозаветный – и чудак. Спазм содроганий, оторопь конвульсий: Ты говорил, писал и думал так. Жизнь – только путь, но в ней сокрыто диво, Твой дух избрал безвестных судеб рой… Благодарю, что истово, ревниво И за меня молился ты порой. «Все могло совершиться иначе…» Все могло совершиться иначе. Ты на небо глядишь, уходя. Дни, когда Пенсильвания плачет, Отражаются в струях дождя. Расставанье объятием влажным К обретенью свободы зовет. Боль скользит самолетом бумажным, Исчезает за горизонт. Карнавальные сброшены маски, Театральная сцена пуста. Расплываются осени краски Акварелью на крыльях зонта. Ты о прошлом взгрустнешь еле-еле И о будущем вспомнишь легко. Под окошком качаются ели, На прощание машут рукой. Пусть ветра пожелают удачи, Старой жизни захлопнут планшет. Дни, когда Пенсильвания плачет О твоей отчужденной душе. «Припомнишь ты еще не раз…» Припомнишь ты еще не раз, В другой неведомой вселенной, Единственный закатный час, Глоток любви самозабвенной. Когда в пылающих горах Творили чудеса, как боги, И Млечный Путь вставал в стихах Прологом огненной дороги. «…Тебя придумал я в осенних снах…» …Тебя придумал я в осенних снах, Бессонный пленник серебристой лодки. Дыханье жизни в нескольких мирах, Знакомый взгляд, волшебный образкроткий. …Я различила древние следы, Подняв покров, на зов спустилась дальний Сквозь звездный свет и глубину воды — В земную нежность солнечных свиданий. «Тебя я знаю с лучшей стороны…» Тебя я знаю с лучшей стороны, И нет мне дела до суда мирского, Без горечи, без боли, без войны — Веселого романтика морского. И пусть в предсмертной маске из морщин Совсем другим предстанешь перед всеми, Тебя я вспомню лучшим из мужчин, Лукаво улыбаясь через время. |
