-Да, вы правы. Потому-то я и оказалась в лагере сторонников короля Людовика, а не кардинала Ришелье.
Она нахмурилась. Де Силлек пристально наблюдал за ней.
-Я слышал от господ мушкетеров, что вы обладаете разнообразными талантами, сударыня, в том числе и фехтуете? Это так?
-О, да, но фехтую очень посредственно, г-н де Силлек! Я и учусь-то фехтованию только для того, чтоб защитить себя в случае опасности. Но, смею надеяться, моя жизнь никогда не будет зависеть от умения владеть шпагой, а вот ваша…
-После тренировок с отцом я не опасаюсь за свою жизнь. Но позвольте поинтересоваться, с каким же счетом вы обычно заканчиваете свой учебный поединок?
-Боже! Вы, верно, хотите меня пристыдить, потому и спрашиваете? - в ее глазах появилось что-то непостижимое, отчего де Силлек улыбнулся той очаровательной улыбкой, что так шла ему, и глубокие глаза его блеснули.
Де Порто в этот момент замахал рукой какому-то приятелю из множества сновавших по улице военных и, извинившись, покинул друзей, как он выразился, всего на четверть часа.
-И все же, сударыня! Каков бывает счет?
-Из девятнадцати общих ударов мои - только восемь-девять.
-Такой счет достоин уважения! - де Силлек в изумлении склонился к ней. - Я опасался бы увидеть вас стоящей с оружием против меня!
-Что вы, сударь! Вы - опытный военный, и тут же бы распознали мой главный недостаток в бою!
-Ваш отец, уж коли он всерьез занимается вашим обучением, должен был его заметить и исправить! - улыбка замерла у него на губах. Он нахмурился.
-Это недостаток, который, увы, нельзя так просто исправить!
-«Испанская школа»? Удар в падении?
-Мой недостаток, пожалуй, из области душевной, чем физической и, увы, не поддается никакому исправлению. У меня не хватает духу сделать противнику решающий укол.
Де Силлек сделал недоверчивое движение.
-Ах, сударь, я знаю, что в наше неспокойное время отнюдь не приветствуются такие нежности и уж, тем более, некоторая щепетильность в бою может стоить человеку головы! Мне не однажды это выговаривали и батюшка и г-н де Тревиль. Но я все-таки надеюсь, что мне никогда не придется сражаться, ибо я не смогу убить своего противника, уж простите, господа!
-Этот факт отнюдь не характеризует вас отрицательно, сударыня! Он говорит лишь о том, что вы добры, - произнес де Силлек, качая головой. Тревога сошла с его лица.
-И при этом, слава богу, слишком наивна, чтоб вести или разгадывать хитроумные интриги в Лувре.
-Но вы там бываете и, как я понимаю, достаточно часто…
-Только после письменного приглашения их Величеств! И знаете, почему? Я признаюсь вам, только умоляю вас, не смотрите на меня с удивлением или осуждающе, хорошо?
-Я слушаю вас и, что бы вы ни сказали, не стану осуждать вас.
-Обещаете?
-Да, сударыня.
-У меня в Лувре голова просто раскалывается от пустых никчемных бесед дам и их кавалеров! Если б вы только знали, сударь, как одиноко я иногда себя чувствую в толпе фрейлин на ступенях у трона Его Величества! И, что самое ужасное, похоже, рядом со мной все всегда счастливы и никому не скучно на приемах, только мне!
-Вот как! - произнес де Силлек странным тоном.
Наступали тихие лилово-сиреневые сумерки. Солнце почти скрылось за высокими домами, посылая земле последний желто-розовый луч, прямо навстречу надвигающейся тьме с запада, которая уже давала приют первой звезде, ярко мерцавшей над головами Изабеллы и Армана.
-А вот почему я чувствую себя лишней рядом с приятельницами - фрейлинами, я и сама не знаю! Я как-то сказала об этом Жули, а она так удивилась, что я не знала потом, куда деваться от смущения! - заметила Изабелла со вздохом и тут же восхищенно добавила. - Ах, сударь, посмотрите! Сейчас наступает тот час, когда день и ночь встречаются на несколько минут. Ах, что может быть пленительнее!? Вам никогда не казалось, что звездное небо над нами похоже на нашу жизнь? Она тоже необъятна, года нашей жизни тоже иногда чадят и тускнеют, а иногда загораются, как вот эта звезда! Видите? Смех - слезы, свет - мрак, музыка - скрежетание, одиночество - счастье? А иногда мне кажется, что эта маленькая звезда - будто наше сердце! То оно также зыбко трепещет, иногда в нем умирает последняя надежда, и вдруг вновь возрождается оно, как сказочная птица Феникс. Может быть, именно поэтому люди так часто смотрят в небо? Ведь, глядя в небо, мы продолжаем верить в справедливость Всевышнего, что бы с нами ни случилось! Вы со мной не согласны? Или вы тоже скажите, что мои слова - чушь несусветная и нужно всегда смотреть прямо перед собой, а не на звезды?
-Вам это говорили?
-Регулярно говорят, так что я теперь чаще молчу, чем рассказываю кому-либо, что думаю на самом деле! И, признаюсь, меня это угнетает несказанно!
-В устах другого человека такие слова звучали бы фальшиво! - проронил де Силлек задумчиво. - Но вы явно искренни… Голос ваш такой звонкий и бодрый… Вы по-особому смотрите и слушаете…
-Но вы тоже умеете слушать, - тихо возразила она, не отрывая глаз от серебряной мерцающей звезды на темно-синем полотне неба.
-Да, но я не встречал еще глаз внимательнее ваших, - сказал он, пытаясь разглядеть что-то в лиловых сумерках на другом берегу Сены.
-У вас тоже пристальный и очень красноречивый взгляд.
-Вот как?
-Он проникает в самую глубь сердца и словно знает про тебя все!
-Я тоже самое думаю про вас, сударыня. Часто пытаюсь вспомнить, что говорил вам о себе, а о чем вы, по-видимому, догадались сами. Вы всегда смотрите так, словно понимаете меня. Скажите, от вас действительно сложно что- либо скрыть?
-Некоторые люди для меня загадка, г- н де Силлек.
-Я не загадка, отнюдь, сударыня! - возразил он живо. - Я - обычный человек, хотя меня отчего-то считают чрезвычайно сдержанным, даже холодным. И никому в голову не приходит, что в случае со мной внешний холод есть причина внутренней жажды, г-жа дю Трамбле. Всем почему-то кажется, что я обожаю быть один, а я отнюдь не предпочитаю одиночество! Если уж быть честным до конца, мне даже приятней стоять в карауле на посту в Лувре, чем возвращаться в тишину комнат в своей квартире. Тишина, знаете ли, в последнее время мучает меня несказанно! И я допоздна задерживаюсь в трактирах, ведь любой шум лучше мертвого безмолвия. Приход друзей неизменно радует меня; даже дуэли отвлекают меня, но все равно грустно сознавать, что всем все равно, жив ты или уже умер.
-О, нет!
-Вам тяжело меня слушать? Или вы настолько часто выслушиваете подобные откровения, что они вам приелись, стали тягостной обязанностью?
Изабелла тряхнула головой и до боли сжала поводья своей смирной лошадки, нога в ногу идущей рядом с могучим черным конем мушкетера.
-Простите меня, если мой возглас возмущения расстроил вас, сударь! Но я никак не могу согласиться, что всем все равно, что с вами происходит! Это не так, поверьте мне. Есть люди, которые не смогут дальше жить, если с вами что-то случиться….
-Когда вокруг много людей, того человека, кому можно все рассказать в самые тяжелые минуты жизни, увы, как раз и нет!
-Я понимаю, что вы хотите сказать!
-Да неужели?
-Это страшно, когда все дышат в едином восторженном порыве, а ты, стоя рядом, испытываешь совсем другое чувство!
-С вами, по-видимому, тоже бывает так?
-Да, бывает! И с вами бывает, потому что вы - другой, чем окружающие, поэтому, мне кажется, вам так тяжело!
-Вот уж я никогда так не удивлялся, сударыня! - он покачал головой. - Я, право, никак не мог ожидать, что именно с вами мы будем вести такие занимательные беседы! Я чрезвычайно удивлен, но не только тому, что, похоже, ваше сердце затмевает ваш внешний вид светской дамы. Но и тому, как я умудрился обсуждать самые сокровенные свои чувства именно с вами, фрейлиной Ее величества, дочерью его светлости графа дю Трамбле. Я ведь даже с друзьями не веду такие беседы…
-Иными словами, я - плохой собеседник?
-Напротив! - он нахмурился и покачал головой. - Напротив, и это для меня очень …