– Потому, что сегодня ты – главное действующее лицо праздника. Твоё исчезновение сразу же заметят.
– Ну и пусть!
– Потерпи немного, малышка. Обещаю, мы всё наверстаем.
– Обещаешь? – я развернулась в его объятиях и хитро прищурилась.
– Клянусь! – воскликнул Эдвард и страстно поцеловал меня. Я обвила руками его шею и вся отдалась поцелую. Уж не знаю, чем бы это закончилось, если бы у Эдварда за спиной не раздалось ехидное покашливание.
– Ники, сгинь! – бросила я, не глядя на брата.
– Я-то сгину. Только ты не забыла, что вы возле стеклянной стены стоите? Постыдились бы, на поляне дети.
И, довольно насвистывая, Ник удалился, унося какую-то коробку, видимо, с очередными украшениями.
– Он прав, – вздохнул Эдвард. – Не то время, не то место...
– Не та компания, – подхватила я, вновь разворачиваясь к окну и глядя на суетящийся за стеклом народ.
Я увидела, как мама подняла голову от стола, на котором раскладывала салфетки, и послала мне воздушный поцелуй. Я помахала ей в ответ. Отец, как всегда, где-то рядом с ней, если видишь одного из них, будь уверен – второй не далее чем в десяти метрах. Вот и он, неподалёку, внимательно слушает что-то говорящего ему Карлайла. Я знаю, как он признателен доктору Каллену, и не только за меня. В своё время именно Карлайл обратил мою маму, сделав её бессмертной. Теперь мои родители навеки вместе и никогда не расстанутся, смерть уже не отберёт у отца его половинку. И ещё у восьми моих родственников – тоже. И у всех, кто найдёт свою половинку в будущем. С того времени, как я «взорвала бомбу», ткнув носом своих недогадливых мужчин в лежащее у всех на виду решение, только одна из жён отказалась становиться бессмертной. Увы, к тому времени она была уже глубокой старушкой, и не захотела оставаться такой навеки, несмотря на уговоры мужа, для которого она была прекрасна в любом обличье, даже сморщенная и седая. Она решила уйти, и ушла. К счастью, остальные жёны согласились на обращение и вечную жизнь, и благополучно прошли перерождение. Ещё две пока ещё остаются смертными – хотят сначала родить и вырастить детей. Благодаря крови мужей это не отнимет у них много физических лет. В нашей семье это стало чем-то вроде традиции – мать обращается после того, как перерождается её младший ребёнок. Так и моя мама решила сначала родить ещё одного малыша, и обратилась после того, как переродился мой самый младший братишка Эрик. Теперь она выглядит лет на пять младше отца, и это её вполне устраивает.
Руки Эдварда обвили мой выпуклый животик, и он захихикал, почувствовав под ладонью ощутимый толчок.
– Она со мной поздоровалась!
– Это мальчик! – привычно возразила я, на ощупь доставая из кармана его ветровки ещё одну морковку. – Элис уже накупила кучу голубых вещичек!
– Хм, мне она демонстрировала розовые. Интересно, почему?
– Похоже, она делает запасы на любой случай. Малышу не износить все эти крошечные вещички и за десять лет!
– Поделимся с Эвитой – у неё-то точно будет мальчик. А у нас де-евочка! – буквально пропел Эдвард.
– Ладно, через три месяца всё и узнаем. Тогда уж ты сам убедишься, что это мальчик. С ума сойти! Живём в двадцать первом веке, а словно в средневековье – не можем узнать пол малыша, пока он не родится. Хотя, я и так всё знаю. И вообще, у нас в семье чаще рождаются мальчики!
– А ты? А Лиззи? – хитро прищурился Эдвард.
– Ну, ладно, кто будет, тот и будет. Мы ведь всё равно его будем любить. – Я захихикала. – Обычно в этом случае говорят: «Не важно, кто будет, лишь бы здоровенький!». Но для нас это не актуально, верно? У нас «нездоровеньких» просто не бывает!
Я погладила свой живот там, где его не обхватывали большие ладони Эдварда, и получила в ответ приветственный толчок. Помню своё удивление и радость, когда поняла, наконец, что же со мной происходит. А как ошарашен был Эдвард – он-то был уверен, что не может иметь детей. И как безумно счастлив он был, когда поверил, наконец, в это чудо. Как оказалось – ни он, ни я бесплодными не были. У меня, после перерождения, лишь исчезли внешние признаки – действительно, ну откуда взяться кровотечению при моей-то регенерации, – сама же репродуктивная система была в полном, просто идеальном состоянии. Просто Эдварду, учитывая особенности его физиологии и скорости жизни, понадобилось немного больше времени, чтобы сделать мне малыша. У него ушли годы на то, на что у человека уходят секунды. Но так ли это важно – ведь при нашем бессмертии время не играет большой роли.
Кстати, момент зачатия я могу определить вплоть до дня. Просто не сразу поняла, что это было именно признаком наступления у меня беременности. Обычных, человеческих, признаков у меня не было, и быть не могло – ни тошноты, ни головокружений, ни всяких других признаков гормональной перестройки организма. Зато однажды утром я захотела обратиться – и не смогла. Долго не могла понять, что же случилось. В конце концов, смирилась, хотя летать всегда очень любила. Ну, нет, значит, нет, можно вполне прожить и без крыльев. Следующим нераспознанным звоночком было то, что я вдруг резко разлюбила шоколадные батончики, зато так же резко полюбила овощи, особенно морковь, которую поглощала теперь в неимоверных количествах. Карманы Эдварда теперь постоянно были набиты морковью, да и остальные члены семьи тоже время от времени подсовывали мне разные овощи. Я очень скучала по шоколадным батончикам, но есть их не могла – точно так же, впервые обратившись после битвы с новорожденными и поняв, что могу питаться лишь кровью, я скучала по человеческой еде. Ну, ничего, скоро я снова вернусь к своему любимому лакомству, малыш стоит того, чтобы на время от них отказаться.
То, что и неспособность к полётам, и внезапная смена вкусовых пристрастий – лишь признаки беременности, я поняла только тогда, когда ребёнок зашевелился у меня в животе. После первоначального шока и последующей радости, я испытала страх. Страх за малыша. В нашей семье дети в смешанных браках рождались людьми – ведь и носившие их матери тоже были людьми. Я, генетически, была человеком почти на девяносто семь процентов, если считать происхождение, и если мой малыш будет таким же, как остальные дети в нашей семье – мой организм его просто раздавит! Не зря же я перестала обращаться – зародыш не мог ни обратиться вместе со мной, ни выжить в моём «каменном» организме. Здесь природа всё предусмотрела. Но ведь и в «человеческом» обличье физически я человеком не была, а значит, представляла угрозу для своего будущего ребёнка. Вот такие мысли сразу же пришли мне в голову, очень напугав. Но, выслушав мои опасения, Эдвард и прилетевший по его просьбе Карлайл, тут же меня успокоили. Будь мой малыш хрупким человеком, я бы просто не почувствовала его шевеления. А я его чувствую достаточно отчётливо – следовательно, мы с моим ребёнком физически полностью совместимы.
И они оказались правы – наш сынишка Доминик родился точно таким, какой я стала уже после перерождения. Сильным, быстрым, крепким, способным к регенерации. Умным. И прохладным. А самое удивительное – он рос в три раза медленнее других детей. В общем – был абсолютно таким, какой я в своё время попала к Калленам. Вот такое удивительное создание получилось от соединения наших с Эдвардом генов. К счастью, обращаться в гаргулью от рождения он всё же не умел! Это к нему пришло гораздо позже, в положенное время. Так что, сейчас он ничем не отличается от всех остальных мужчин-гаргулий в нашей семье. Я назвала сына Эдвардом, в честь отца и кровного деда, поддержала, так сказать, семейную традицию. Но наличие в семье двух Эдвардов, в быту оказалось не таким уж и удобным. В итоге довольно скоро мы стали называть сынишку Домиником – это было его второе имя. Оно ничего не означало, не было выбрано в честь кого-то, мне просто нравилось, как оно звучит. И теперь я уже не представляю, что Доминика могут звать как-то по-другому. Всё же, мой Эдвард – единственный и неповторимый, я только его и могу так называть.