- Сроки... - каким-то тусклым, чужим голосом вымолвила, наконец, бабушка. - Не могу я ничего тебе сказать... И ничего объяснить не могу. Тебе самой придётся... - бабушка на миг умолкла и прикрыла глаза. - Сроки пришли. Часы пробили...
- А чтобы мы с ума сходили со Светкой - на это ты и все вы тут право имеете?! - как-то не очень внятно выкрикнула Милка, но бабушка, кажется, поняла, что Милка хотела сказать этой путаной фразой.
- Идите к столу, - уже обычным своим, будничным голосом ответила Василиса Гордеевна, наклонившись и подняв половник. - Завтрак готов.
- Нет, ты нам должна всё расска... - возмутилась было Милка, но бабушка перебила её:
- К столу, девочки!
***
Но ни Милке, ни Светке не удалось сесть к столу. Милка и вообще к этому столу не стремилась! Она хотела, чтобы бабуля им со Светкой всё объяснила, вот так-то!..
Милка уже готова была затопать ногами, как маленькая, от этой непробиваемости бабушки! (Да она уже один раз и топнула, подумала Милка). Неизвестно, что бы она ещё наговорила своей бабуле, но тут в дверь постучали.
Бабушка расправила фартук, молча отстранила со своего пути девчонок и пошла открывать.
- А я же знаю, что вы к Василисе Гордеевне пошли! - с каким-то неестественным, как показалось Милке, оживлением возвестил Вася Матюшкин, рыжим колобком вкатываясь с крыльца в сени (или, по-городскому, в прихожую). - Здрасьте, Василиса Гордеевна!
За спиной Васятки маячило что-то огромное. Или - кто-то. Скорее, кто-то, хотя высоченный дядька, возвышавшийся на пороге, сперва показался Милке громадной лесной корягой. Ожившей корягой, от которой по сеням растёкся густой запах леса: прелых листьев, еловых ветвей, коры, земли...
- Здоров, Вася, - гулко пробасила коряга, и Милка сразу узнала голос.
Семён Косой, он же - Лысый, он же - бабушкин троюродный брат, живущий в лесу, к которому бабуля и рванула вчера, поздним вечером, спинку растирать, поясницу лечить. Которому она, Милка, недавно дозвонилась. И на лесопилку к которому их класс обещал отвести Вася Матюшкин.
Головой Семён почти упирался в потолок. Голова его действительно была лысой, как биллиардный шар. Но отсутствие волос на голове с лихвой возмещали густейшие брови, похожие на полоски лесного мха: густые, ржаво-зеленоватого цвета, лохматые, сросшиеся на переносице, и - борода. Широченная, густейшая борода, обрамлявшая лицо Семёна от уха до уха и вольно лежавшая на его могучей груди, такого же ржаво-зеленоватого цвета, как мох на пне, взлохмаченная и взъерошенная. Из бороды этой торчали пожухлые травинки, словно Семён, ложась спать, под голову не подушку подкладывал, а примащивал свою буйную голову на болотной кочке.
"Такие брови надо на пробор расчёсывать, а бороду вообще не мешало бы сбрить", - не к месту подумала Милка, пристально разглядывая таинственного Лысого, ради поисков которого они со Светкой пожертвовали кровными двумястами рублями да с копеечкой.
Одет Лысый был во что-то бесформенное, болотного оттенка. Не то в длинную куртку, не то в коротковатое пальто, из-под которого виднелись какие-то неопределённые штаны - не брюки, не джинсы, как на многих стариках в деревне, а именно штаны. Или даже, скорее, портки. Ножищи у бабулиного братца были громадными - неудивительно, при таком-то великанском росте! В один его сапог Милка могла бы уместить все свои туфельки и кроссовки, как в глубокий и широкий ящик. Или сама могла бы с головой в таком сапоге - сапожище! - спрятаться, и фиг бы её кто нашёл. В общем, Семён Косой-Лысый отличался от жутких фигур в музее лишь тем, что был живым и разговаривал, и ещё разве что тем, что не держал в руках какую-нибудь рогатину или ржавый топор, а мял в лапищах своих корявых какую-то бесформенную шапку. Или кепку. Или картуз.
Светка слабо пискнула и слегка завалилась на Милку при виде устрашающей фигуры Лысого.
- Здоров, Семён, - сказала бабушка совершенно спокойным тоном. - Как спина?
- Твоими молитвами, сестрица. Ну что, девки, похарчиться-то успели в клубе, в нашем Дому-то культурном? - обратился Семён непосредственно к девчонкам. - А то до лесопилки дорога неблизкая, да через лес, да...
- Семён! - бабушка произнесла имя брата тем же тоном, каким она разговаривала с Матюшкиным-старшим, и Милка с удивлением отметила, что Лысый при звуках этого строгого голоса как бы сжался и даже, кажется, несколько уменьшился в размерах.
- А... Я... Мы... Ик... Спасибо... - пролепетала Светка какую-то невнятицу и закатила глаза.
Видя, что подружка явно впадает в ступор, Милка с вывертом ущипнула её за руку (а не всё же Светке её, Милку, щипать!), и Светка немного пришла в себя.
- Спасибо, мы не голодные, - предельно вежливо ответила Милка.
- Зря вы наше угощенье не попробовали! - влез со своими "пятью копейками" Вася Матюшкин. _ Такой мёд, такие яблоки разве в городе-то купишь! - и он махнул рукой. - Ладно, девочки, мы выступаем, Клара с ребятами ждут вас на улице. До лесопилки действительно долго идти, правда, по таким местам! - Вася аж зажмурился. - Лес у нас знаменитый! А красиво-то там как... а грибы-ягоды!..
- У вас тут всё знаменитое, как я вижу, - себе под нос пробурчала Милка и покосилась на бабушку, ожидая, что она осадит Васятку так же резко, как осаживала Матюшкина-старшего и собственного братца.
Но бабуля, к удивлению Милки, промолчала, словно Вася в этой непонятной ситуации был главнее и собственного папаши, и бабулиного троюродного братца, и самой Милкиной бабушки - и мог говорить, что хотел.
"Похоже, Вася и вправду рулит!" - с тревогой подумала Милка, вспомнив, как Матюшкины-младшие непочтительно отчитывали за что-то Матюшкина-старшего в школьном дворе, чему сама Милка недавно была тайной свидетельницей (когда едва с подоконника классного кабинета прямо во двор не рухнула).
Вася-то ещё ладно, а вот если и его застенчивая неразговорчивая сеструха тоже... рулит... Милка поёжилась и машинально потрогала то место на шее, куда её первого сентября уколола зловредная щепка. Шею защипало.
