Никогда ещё Милка и другие ребята не бывали в таком музее!
"Интересно, и каким же опытом иностранные и прочие специалисты могут тут обмениваться?!" - с содроганием подумала Милка, озирая диковинные экспонаты.
Музей считался этнографическим, и можно было бы ожидать, что за стёклами витрин тут разместили старинные орудия труда, предметы домашнего обихода, сохранившуюся с незапамятных времён одежду древних жителей этих мест, представителей славянских племён, некогда населявших эти края.
Орудия были, да, и одежда - тоже. Но вот какие же племена могли бы эту одежду носить и этими орудиями пользоваться?..
Ржавые цепи. Ржавые топоры и пилы. Ржавые же серпы - огромные, словно ими жали не пшеницу и рожь, а подпиливали стволы вековечных елей. Гигантские вилы, лопаты, совсем уж непонятные железяки...
Фигуры - странные фигуры в странных одеждах: мехом наружу, а не внутрь, расшитых бисером и разноцветными, выцветшими от старости ленточками, похожие на изображения диких леших из сказок, много выше обычного человеческого роста. В руках фигуры эти сжимали некие деревянные и костяные орудия, какие-то рогатины, пики, расщеплённые на концах, страшные зазубренные палки, мощные дубинки, казалось, выточенные из цельных стволов деревьев.
Женские фигуры. Все до единой - в длинных тёмных платьях до пола, в безрукавках с глубокими карманами, в повязанных по самые брови платках. Как эта старуха... как её... Степанида Федосеевна. В руках женщины держат кто бессильно свесившую безголовую шею куриную тушку, кто вилы, кто подойник. Смотрят куда-то в пространство поверх голов посетителей, губы сжаты плотно, брови насуплены...
Посуда: громадные деревянные чаши, блюда, лохани, похожие на корыта, в которых можно было бы разом постирать одежду для членов большой многодетной семьи. Кадушки, в которых впору быков целиком засаливать на зиму... Братины, туески - величиной с небольшой бочонок. Ложки - почти плоские, с небольшим углублением, на которых запросто можно было бы Иванушку-дурачка в печь посадить, как на лопате.
А в одной витрине Милка углядела точно такую же деревяшку, какую Матюшкин-старший закопал в своей "секретке" недавней ночью в парке.
Округлая, короткая, такая, что может уместиться в руке. Покрытая сложной, тонкой, еле различимой резьбой. Буквы неизвестно какого языка - если это вообще буквы, а не, скажем, малоизвестные науке иероглифы неведомого письма, - сплетаются в сложные узоры, похожие на переплетения стеблей диких трав. И лежит она отдельно от прочих жутких экспонатов - в особой маленькой витринке-кафедре с наклонной стеклянной крышкой, а кафедра прямо в центре зала возвышается. А на крышке висит внушительных размеров замок, тоже местами тронутый ржавчиной и блестящий от машинного - или уж чем там замки смазывать положено - масла.
И ещё было в музее множество предметов, назначение которых Милке почему-то совершенно не хотелось угадывать. Высокая узкая бочка с отбитым краем, похожая на ступу Бабы-Яги; какие-то растрёпанные мётлы из еловых ветвей, давно потерявших все свои иголки; кочерги, коромысла, низкие салазки или саночки, неожиданно маленькие, словно детские. Связки ржавых ключей. Длинная скатерть, смотанная в клубок, уложенная на полку и вывесившая "хвост", похожий на серый от старости полотняный язык. Стеклянные сосуды самых невообразимых форм: разноцветные рыбки, петушки, лягушки, даже - змеи или червяки...
Стены украшали - если можно так выразиться - головы диких зверей: там были и волки с ощерёнными пастями, и кабаны с громадными клыками, и лисы с хитрым взглядом рыжих стеклянных глаз. Из одного угла на ребят свирепо воззрилась голова бурого медведя, разинувшего пасть в грозном рыке. Зайцы, размещённые в витрине под этой головой, казалось, присели от страха, опустив длинные уши и пытаясь забиться в выцветшие пыльные пучки травы, стремясь слиться с землей.
- Наш музей очень интересный... - вещал Васятка Матюшкин, водя ребят от одного жутковатого предмета к другому. - Здесь собраны экспонаты, рассказывающие не только о прежней жизни людей, но и о персонажах из древних сказов и преданий, о тех, кто...
Но Милка его не слушала. Всё, увиденное ею сегодня, словно складывалось в некую непонятную и весьма устрашающую картину... И тут Милка приняла важное решение. Она растолкала ребят, пробилась к Кларе и твёрдым голосом отпросилась у классной руководительницы часика на два, заявив, что ей необходимо зайти к своей бабушке, Василисе Гордеевне Миловановой, родившейся и летом проживающей в этой деревне и как раз сейчас приехавшей сюда на два-три дня, к заболевшему родственнику. Если Клара сочтёт это необходимым, она, Милка, лично познакомит классную руководительницу со своей бабушкой, и Клара убедится, что Милка говорит правду. И она, Милка, просит разрешения взять с собой Свету Снегирёву. А часа через два бабушка лично приведёт их, куда Клара скажет.
Милка говорила очень твёрдо, уверенно и решительно, как взрослая, и Клара разрешила им со Светкой уйти на два часа.
- Ты бабуле скажи, чтоб она вас потом прямо на лесопилку проводила, - тихо сказал Вася, внимательно прислушивавшийся к Милкиным словам.
- Хорошо, я ей скажу, - сдержанно вымолвила Милка, ухватила Светку за руку и повела подружку к выходу из этого мрачного музея.
- А бабуля твоя нас накормит? - жалобно вопросила Светка, плетясь следом за Милкой и оборачиваясь на музейные экспонаты, ежась под взглядами стеклянных глаз высоких фигур в диких одеждах и звериных голов.
- Накормит, надеюсь, - ответила Милка. - А я её кое о чём спрошу. Возникли у меня к бабуле некоторые вопросики...
***
Глава 11
Всё ещё суббота. Что-то скоро произойдёт
***
Милка опасалась, что не застанет бабушку в её доме. Резвая бабуля вполне могла оказаться на лесопилке, ухаживать за своим троюродным братцем, Семёном Косым, или же - Лысым. Где находится лесопилка - Милка не знала. В лесу, судя по всему. А спрашивать к ней дорогу у Васи Матюшкина Милка не имела ни малейшего желания.
Быстрым шагом они со Светкой двинулись по деревенской улице к дому Милкиной бабушки.
