- Нет, грязная тварь! Ты живешь последние минуты! - неумолимым голосом сказал Смуров. - Будут ли другие предложения?

Лица членов комитета были суровы и беспощадны.

… На следующее утро труп Гурова был обнаружен у подножия скалы, на узком повороте дороги. В его карманах нашли пистолет и пропуск гестапо на выход из лагеря.

Погоревал о Гурове один Шакун. Вечером, укладываясь спать, он рассказал Борщенко о потере «земляка» и попросил:

- Ты, Павел, уступи мне одного из своих. А то у меня нет сейчас подходящего человека. Помоги.

- Ладно, Федор, - великодушно согласился Борщенко. - Одного тебе, так и быть, отдам. Пользуйся…

Через несколько дней Борщенко свел Шакуна с человеком, выделенным для этой цели Смуровым. Комитет получил новую возможность использовать Шакуна для дезинформации врага.

Шли дни. Они складывались в недели, а с ними продолжалась и жизнь на острове - явная и скрытая. Явная - это издевательство над человеческим достоинством заключенных, расстрелы, каторжный труд до полного истощения сил… Скрытая - все нарастающая подготовка заключенных к восстанию и побегу.

… Хмурым и холодным днем, под свист пронзительного ветра, перемешанного с острым сухим снегом, хлеставшим в окна, - за столом казармы охранников в Центре разразилась ссора. Играли в кости. И широкоплечий, низкорослый Карл нарушил правила игры.

- Ты нарушил правила! - зловеще сказал его проигравший соперник, высокий, длинноносый Адольф.

- Я не мог нарушить правила!.. - не согласился Карл. - Не ври, глиста!

Рука у Адольфа была длинная, и за «глисту» Карл немедленно получил через стол сильный удар в нос.

Оба сцепились, нанося друг другу удары кулаками и тяжелыми сапогами. В драку ввязались другие: одни - на стороне Карла, другие - на стороне Адольфа. И вскоре всеобщая потасовка приняла угрожающие размеры.

Драка прервала длинные рассуждения Шакуна о русской зиме, и он заинтересованно стал наблюдать за ходом сражения.

- Павел, разними их! Что тебе стоит с твоей силищей! Расшвыряй их в разные стороны. А то они еще порешат друг друга!

- Что ты, Федор,- разве можно нам лезть в их дела. Они - немцы. Ты как хочешь, а я уйду от греха.- И Борщенко, опасаясь нежелательных осложнений для своего положения, вышел в соседнюю комнату, наблюдая оттуда, как озверевшие немцы наносили друг другу здоровенные удары.

Шакун не выдержал. Он подскочил к наседавшим друг на друга Адольфу и Карлу и завертелся около.

- Карл, Карл, что ты делаешь! - выкрикивал Шакун.- Адольф! Ну зачем ты!..

- Да что ты суешься к нам, русская свинья! - обернулся рассвирепевший Карл, и Шакун получил от него меткий удар в зубы. Искры посыпались из глаз Шакуна. Он отлетел в сторону Адольфа и получил от того новый удар в ухо. Обалдевший Шакун свалился к ногам Карла, под быстрые удары его кованых сапог.

Несколько минут немцы нещадно дубасили взвывшего Шакуна кулаками и ногами, пока, наконец, он не сумел подкатиться под чью-то койку.

Борщенко, наблюдая за побоищем, заметил, что дерутся немцы по-своему, по-немецки. Все они не щадили друг друга, но в то же время обегали столы, боясь их опрокинуть. И даже табуретки, разбросанные по комнате, были перевернуты случайно, при падении немцев, сбитых с ног.

Драка прекратилась мгновенно, с появлением оберштурмфюрера Хенке. Видимо, ему позвонили, и он явился на место происшествия самолично.

Всех пострадавших немедленно отправили в лазарет, который, кстати, был рядом.

Шакун успел добраться до своей койки и прикладывал лезвие ножа к огромной шишке на лбу. При появлении Хенке он встал и вытянул руки по швам.

Пока Хенке выяснял причину драки и кто ее затеял, из лазарета сообщили, что четверо на несколько дней останутся там. Остальные пострадавшие, после обработки, постепенно возвращались в казарму, залепленные пластырными лентами.

Хенке не на шутку встревожился.

Война на Восточном фронте до предела выжала людские резервы Германии. Армии на Востоке ощущали постоянную нехватку в живой силе, таявшей под все нарастающими ударами русских. Здесь, на далеком островке, ресурсы охранных частей тоже были без излишков. И вдруг сразу выбывают четыре единицы! И хотя все пострадавшие обслуживали «западников», где было спокойнее, чем у русских, такой урон был чувствительным. Его надо было кем-то восполнять.

Тут Хенке увидел стоявших у своих коек Шакуна и Борщенко.

- Это еще что такое? - грозно спросил он, подходя ближе и разглядывая распухшую физиономию Шакуна. - Неужели ты посмел ударить кого-либо из них?..

- Нет, господин оберштурмфюрер, я пробовал их разнять.

- Ааа-а, ну это другое дело, - смягчился Хенке. - Кто же это тебя так разделал?

- Карл и Адольф, господин оберштурмфюрер,-виновато отрапортовал Шакун.

- Молодцы, здорово обработали! - похвалил Хенке и перенес свое внимание на Борщенко:

- А ты не пробовал разнимать?

- Нет, господин оберштурмфюрер! - ответив за Борщенко Шакун. - Он и меня останавливал, да я по глупости не послушался.

- Постой, постой, - вдруг вспомнил Хенке. - Ты, Бугров, говорил мне, что среди моряков с тобой были трое своих, власовцев. Живы они еще?..

- Павел, докладывай! - заторопил Шакун, переводя вопрос Хенке.

- Так точно, господин оберштурмфюрер, пока еще живы! - отрапортовал Борщенко. - Затаились. Они мне докладывают, что там делается.

- Ага… Это хорошо. А если забрать их сюда? Пусть послужат й охране.

- Павед, докладывай! - снова заторопил Шакун. - Плохо только, что не останется там моих глаз.

Борщенко коротко подумал и решил:

- Одного там надо оставить, господин оберштурмфюрер! А двух можно взять. Только их нельзя наряжать в охрану к русским. Их там сразу прикончат. А к западникам - вполне можно.

- Именно к западникам и нужно, - согласился Хенке,- А как их фамилии?

- Силантьев и Пархомов, господин оберштурмфюрер!

Хенке вытащил книжку и записал.

- Явишься сейчас в комендатуру! Я выдам распоряжение, и ты немедленно отправляйся в лагерь и выведи их из бараков. А завтра утром, к десяти, приведи ко мне!

- Слушаюсь, господин оберштурмфюрер!

- А они тоже говорят только по-русски?

- Они знают немецкий, господин оберштурмфюрер!

- Видишь, Бугров, они понимали, что немецкий язык им будет нужен. А ты - никак… Приказываю тебе учиться!

- Слушаюсь, господин оберштурмфюрер! Разрешите поставить их койки рядом с моей. Они мне помогут…

- Хорошо!..

Хенке тут же распорядился приготовить две новые койки и освободить для них место.

- Пойдешь за ними один! Там тебе переводчик не нужен! - приказал он.

- Разрешите мне пойти с ним, господин оберштурмфюрер! - попросил Шакун, бывший переводчиком в разговоре Хенке с Борщенко.

- Ты что, не слышал разве моего приказа?! - прикрикнул на него Хенке. - Оттуда тебя живого не выпустят! Понял?

Через десять минут Борщенко получил в комендатуре необходимую бумажку и зашагал в лагерь, к «славянскому» сектору, обдумывая неожиданную возможность расширить свои силы в рядах врагов.

Когда Борщенко пришел в ущелье, - было уже поздно. Измученные трудом люди укладывались спать. В седьмом бараке он разыскал Смурова, и тот, обеспокоенный, сразу же- провел его в кладовую.

- Что случилось? По какому поводу так открыто?

Борщенко рассказал, что случилось.

- Теперь у нас есть возможность усилить связь с западными товарищами, - заключил он. - Разыскивай ребят. Надо с ними потолковать…

Смуров вышел и через несколько минут вернулся вместе с Силантьевым и Пархомовым.

Борщенко объяснил, что от них требуется.

- А ну их к черту! - заругался Пархомов. - Андрей! Ну как у тебя хватило нахальства втягивать Кирилла

Пархомова в такое грязное дело?! Нет, Пархомов не согласен!

- Да ты что, товарищ Пархомов, называешь грязным делом?!-сурово напустился на него Смуров. - Такая работа связана с постоянной смертельной опасностью и чаще всего заканчивается гибелью наших товарищей. А ты - «грязное дело»!