«А чуда ни за что не рассказать…» А чуда ни за что не рассказать — За дружеской неспешною беседой На сплав немногословности не сетуй С тем, что узлом впотьмах не завязать, Не выразить, как взгляды ни близки И сколь ни далеки шаги в пространстве, — И всякий раз, и в трезвости, и в пьянстве, Кусаешь недомолвок локотки. Коль чуду не стоять бы на своём, Иную обрели бы мы дорогу, Ведущую к забвенью понемногу, — И мы его и видим, и поём, И чествуем, и чувствуем везде, Где есть надежда так, а не иначе Уйти к нему тропой самоотдачи, В мирской не задержавшись чехарде. Когда подобно рвению оно И вместе с тем похоже на смиренье, — Намёков и примет столпотворенье Горенью без раздумий отдано Для жертвенного света и тепла, Для внутреннего строгого отбора, Где истины крупицами не скоро Сверкнут на солнце пепел и зола. 6 марта 1992 «Те же на сердце думы легли…» Те же на сердце думы легли, Что когда-то мне тяжестью были, — Та же дымка над морем вдали, Сквозь которую лебеди плыли, Тот же запах знакомый у свай, Водянистый, смолистый, солёный, Да медузьих рассеянных стай Шевеленье в пучине зелёной. Отрешённее нынче смотрю На привычные марта приметы — Узкий месяц, ведущий зарю Вдоль стареющего парапета, Острый локоть причала, наплыв Полоумного, шумного вала На событья, чтоб, россыпью скрыв, Что-то выбрать, как прежде бывало. Положись-ка теперь на меня — Молчаливее вряд ли найдёшь ты Среди тех, кто в течение дня Тратят зренья последние кошты, Сыплют в бездну горстями словес, Топчут слуха пустынные дали, Чтобы глины вулканный замес Был во всём, что твердит о печали. Тронь, пожалуй, такую струну, Чтоб звучаньем её мне напиться, Встань вон там, где, встречая весну, Хочет сердце дождём окропиться, Вынь когда-нибудь белый платок, Чтобы всем помахать на прощанье, Чтоб увидеть седой завиток Цепенеющего обещанья. 8 марта 1992 «Выскользнув и пропав…» Выскользнув и пропав (Спрятавшись, так – вернее), Звук, безусловно, прав, Благо, иных сильнее. Вон он опять возник, Выросший и восставший, — Мыслящий ли тростник, Виды перевидавший? Ветер ли на холмах, Шорох ли дней негромкий? Вздох, а вернее – взмах, Вздрог – за чертой, за кромкой. Ломкой причины злак, Едкой кручины колос? Лик, а вернее – знак, Зрак, а вернее – голос. Врозь – так незнамо с кем, Вместе – в родстве и чести, — Зов! – но и – зевом всем — Вызов любви и вести. Заумь? – летящий слог, След на песке прибрежном, — Свет, а точнее – Бог, Сущий и в неизбежном. 13 марта 1992 «Ты, душа, влеченья не скрывала…» Ты, душа, влеченья не скрывала К берегам, где встарь уже бывала. К берегам, где издавна томится Всё, что днесь то вспомнится, то снится, К берегам, где волю славит лира, К берегам, где скоро будет сыро, К небесам, где музыка витала, К облакам, рассеянным устало. Ты, душа, упряма в этой тяге — Дни пройдут, и власти сменят стяги, Не застынут вести на пороге, Подоспеют новые итоги, Выпьют вина, слитые во фляги, Не просохнут строки на бумаге, — А тебя попробуй удержи-ка, Узелок незримый развяжи-ка. Ты, душа, беспечна в этой блажи, В раж вошедши, празднична – и даже Хороша в движении к истокам, В этой смеси запада с востоком. В этом сплаве севера и юга, За чертою призрачного круга, Где тропа спасительная слово Из ненастья вывести готова. 14 июня 1992 «Покуда завораживаешь ты…» Покуда завораживаешь ты Своим напевом горьким, Киммерия, Бессмертен свет, сходящий с высоты На эти сны о воле неземные, На этот сад, где, к тополю склоняясь, Тоскует сень сквозная тамариска О том, что есть неназванная связь Примет и слов, – невысказанность близко, Чуть ближе взгляда, – ветром шелестит, С дождём шумит, якшается с листвою, То веткою масличною хрустит, А то поёт над самой головою, О том поёт, что нечего искать Вот в этой глуби, выси и просторе, Поёт о том, что сызнова плескать Волною в берег так же будет море, Как некогда, – как, может, и тогда, Когда потомкам что-нибудь откроет Вот эта истомлённая гряда, В которой день гнездовье не устроит, — И вся-то суть лишь в том, чтоб находить Всё то, что сердцу помнится веками, — И с этой ношей по миру бродить, Рассеянно следя за облаками. 16 сентября 1992 |
