Я вспоминал самую яркую картинку про игру, которую видел в своей жизни. Занимаясь в годы застоя церковным ремонтом, мы оказались в одном провинциальном месте, где среди болот стоял храм, куда нас пригласили что-то отмывать. Летом там живут дачники, а зимой никто не живет кроме семьи священника и его двух детей. И я, идя на отмывку чего-то, наблюдаю такую картинку. Надо учесть то, что дети священника выросли в таких условиях: когда папа служит в пустом храме, туда привозятся коляски. Эти дети видели и слышали только храмовую службу. И вот я иду и вижу сцену: брат постарше, лет 5–6, уложил свою двухлетнюю сестру на скамейку, держит в руках что-то похожее на кадило и отпевает ее по полному чину. Тут меня пронзил жуткий холодок. Потому что вспоминается легенда или рассказ про Василия Великого, когда он видел, как у дороги один ребенок крестил другого. И он признал это крещение действительным. Сопоставив эти две вещи, я привожу пример с отпеванием. Это игра или нет? Вот психолог сказал бы, что это игра. Дети играют в то, что доступно их воображению в заданных обстоятельствах. Но не вполне.

А что касается доклада, я с осторожностью пользуюсь таким термином как «виртуальный синергийный эффект», пытаясь между этими топиками наладить некие взаимоотношения. Интенция на переживание экзистенциально подлинного состояния или опыта, допустим, имеется. Та интонация, с которой произносил речь докладчик, меня в этом убеждает. Направленность имеется. Но вопрос в том, что достигается? Намерение одно уже прекрасно. Но оно достигается? А если да, то в каком смысле? Мне кажется, что оно как раз достигается в смысле виртуально-синергийного эффекта. Это эффект, поскольку ясно, что нечто переживалось событийно. События упакованы в двое суток, когда переживание было пиковым, какой — то эффект от этого останется. Потом он обдумывается и перепроживается, но это не само предельное состояние, которое достигнуто при наличии игрового стремления. Какой-то опыт обретается, получается и в процессе игры он так и идентифицируется. А что вообще выносимо из одной ситуации в другую? На этот вопрос ни по отношению к психологическим тренингам, ни предметам педагогической деятельности ответов ясных нет. Управлять этим переносом педагогика и психология не научилась, хотя это одна из основных забот. На репетиции «да», на тренинге «да», происходит шерринг, обмен чувствами, и все отлично. Но это как по выходу из театра — хватает на час или 20 минут, или только на вечер. Пока эмоциональная память еще существует, только тогда и можно еще говорить с подъемом, рассказывать, думать о чем-то. Но проходит немного времени, и потом все стихает. Рабочий концепт на этот счет стоит иметь, и я предлагаю попробовать с этим виртуально-синергийным эффектом.

И второе. В качестве одной из характеристик эффекта можно употреблять понятие антропного ранга этого эффекта. Конечно, произнося тут через дефис слово «виртуально — синергийный», я отдаю себе отчет, что это опыт другого, пониженного ранга, чем тот предельный опыт, который имеет место в пределах синергийной антропологии как предельный, главный опыт. Но, может быть, одна из сторон того, что нам описывалось, состоит в примеривании к приемлемому антропному рангу. Одно дело, если это было бы утопизмом. Другое дело, какой-то виртуально-синергийной эффект уловлен, о нем есть эмоциональная или другая память, и может происходить сдвижка в понимании приемлемости: может, это мне по силам, или понимание того, что мне это непосильно. В этом нет ничего эксзистенциального. Это не недостаток. Дары даются «рознично». Каждому свой. Поэтому хотеть чего-то и где-то описанного, прославленного и предъявленного — это небольшая доблесть. Прожить надо свою жизнь и умереть своей смертью. Примеривание — это какая — то особая сторона опыта. Возможность «ближайшего шага», если пользоваться этой метафорой. Но, я думаю, к тому времени средства коммуникации разойдутся, и мы сможем вернуться на это игровое поле и с плодами следующих продумываний ознакомиться с опытом в этом авторском или каком — то другом исполнении. Мой опыт в двух игровых конвентах дал мне очень интересное пространство. Всякий, кто заинтересован узнать что-то, может ознакомится с журналами, которые издаются у нас в стране. Там все это обсуждается очень страстно. Еще есть сайты. Спасибо Андрей.

Хоружий С.С.: В порядке справки. Вируально-синергийные эффекты в этом же смысле — примерка, проигрывание — это то, что в синергийной антропологии изначально предполагалось в качестве гибридных топик. Опыт, который совмещает в себе предельный опыт двух разных видов. И перекрытие виртуальной топики и топики духовной практики мной было обозначено как психоделическая топика. Поскольку такой же опыт примеривания имеют психоделические тренинги.

Генисаретский О.И.: Психоделика — очень локализованная вещь.

Хоружий С.С.: Таких гибридных явлений огромное количество, и они все возрастают. Название «психоделическое» относится к одному виду, и оно случайно. Пересечение этих двух видов опыта — это самая популярная современная область опыта.

Генисаретский О.И.: Совершенно верно. Она появилась на материале эргономики.

Хоружий С.С.: Это то, что изначально в синергийной антропологии именовалось «гибридной топикой».

Генисаретский О.И.: Всего доброго. Спасибо.

Хоружий С.С.: Мы открываем первое в новом году заседание, и я поздравляю участников с прошедшим букетом праздников.

Сегодняшний докладчик — Александр Иосифович Сосланд, с которым мы давно и плодотворно сотрудничаем. Он выступал на одном из первых заседаний в самом начале работы нашего семинара. И здесь есть некоторая преемственность. Я не поленился поднять архивы и взглянуть на прошлый доклад Александра Иосифовича, и понял, что есть возможность продолжения поднятой темы. Александр Иосифович занимается такой нужной деятельностью как разработка понятий в психологической сфере. Ясно, что это пограничная с синергийной антропологией тематика. Когда я взглянул на материалы предшествующего доклада, то увидел, что в развернувшейся тогда дискуссии мы, пожалуй, не совсем правильно поняли характер и статус предлагаемого. Мы подошли к работе Александра Иосифовича со строгой академической критикой, приняв ее за работу в дискурсе теоретической философии. Однако теперь ясно, что Александр Иосифович работает в другом дискурсе. Его разработки не относятся к области теоретической философии. Перед нами концептуальная работа в области психологии состояний. Здесь, насколько я понимаю, гораздо менее разработанная методология. Я думаю, мы будем более адекватно воспринимать доклад, зная, что перед нами не системное философствование, а работа в области психологии и психологической теории. Не знаю, насколько я правильно расставил вехи, но предоставляю слово Александру Иосифовичу.

Сосланд А.И.: Спасибо, Сергей Сергеевич. Я благодарен Вам за то, что Вы попытались объяснить мне, чем я занимаюсь на самом деле. Это не сильно расходится с моими представлениями о моем проекте. В самом деле, психология состояний — относительно новая область психологической науки. Она, на мой взгляд, по состоянию исследований на сегодняшний день чрезмерно эмпиризирована. Там ощущается недостаток теоретической базы. Второе поле, где я пытаюсь играть — это теоретическая психология. И третье поле можно определить как психологию философии или психологию гуманитарии в широком смысле этого слова. То есть я рассматриваю гуманитарные тексты как объект для возможного психологического анализа. Итак, сегодняшняя беседа будет посвящена относительно новому пониманию темы сублимации и темы возвышенного.

Как известно, концепция сублимации была введена Фрейдом в самом начале прошлого века в работе «Очерки по психологии сексуальности». Мы не будем пересказывать эту историю, скажем только, что по мнению таких авторитетных авторов, как Ж.Лапланж и Ж.Понталис, озвученном в их знаменитом «Словаре», достойно фундированной и проработанной теории сублимации не существует до сих пор. Даже на уровне простых описаний фрейдовское понятие сублимации нельзя признать достаточно развернутым. Неясно определена область сублимационной деятельности. Должны ли мы включать в нее всю совокупность мыслительной деятельности или лишь некоторые формы интеллектуального творчества? Следует ли считать главной чертой сублимации высокую общественную оценку связанных с ней форм деятельности в данной культуре? Включаются ли в сублимацию формы приспособительной деятельности, такие как труд, досуг и прочее. Одним словом, это концепт, который, казалось бы, давно у всех на устах до сих пор не проработан.