— И?.. — обернулся к нему Фридман. — В посылочке, положим, миллион, и ты с миллионом в Германии. Но миллион-то не наличными, его в наличные реализовать надо, ясно? Что непросто. После — необходимо легализоваться под чужим именем. Думаешь, чепуховые задачки? Но и реши их, все равно дурак ты, коли мыслишь, что, имея миллион и ничего не делая, можно так уж и всласть пожить. Нет. Проще, Боря, работать у меня, заколотить этот миллион постепенно, однако уверенно; многому научиться и… смотреть на мир с высоты птичьего полета, а не из тараканьей щели.

— И за проповедь благодарю, — ответил Боря. — Но в проповеди своя логика, мудрая, а есть логика иная, тех, кто корыстолюбив до безрассудства.

— Согласен. Но имею и на сей счет аргументы. Во Франкфурте тебя на самолет посадят, а тут встретят… Так что все твои «спасибо», полагаю, относятся к полному тебе доверию только на время парения над Атлантикой. Уразумел? А сейчас дуй в германское консульство, — протянул Борису обрывок бумажной полосы с телекса.

Борис прочел:

«Фирма „Процессинг систем“ вызывает к себе специалиста по нелинейным уравнениям, доктора Бориса Клейна, для научной консультации в филиал фирмы…»

— Телекс в консульство уже дан, — продолжил Фридман. Визу получишь без задержки.

Выйдя из дома, Борис остановился у своего «линкольна» и, облокотившись на крышу автомобиля, как-то грустно и ни о чем призадумался, глядя вокруг.

Тихая улочка Манхэттен-Бич с односторонним движением. Особняки один другого краше — от наисовременных с тарелками антенн космической связи до сказочно-средневековых, словно из датских и шведских преданий. Серебристые ели, по линеечке подстриженные кустарники, лужайки перед вылизанными фасадами. И — золотая, ослепительная ширь океана, заполнившая горизонт. Рябой после ночного дождя песок. Обыденная, в общем-то, картина. Дай ему посмотреть на нее несколько лет назад вероятно, не поверил бы этакому счастью. Здоров, сыт, при деле, полный бумажник долларов, да и «линкольн», который никакому московскому барыге коммунистической эпохи даже во сне не снился… А сейчас это явь. Скучная и по большому счету никчемная. Прав хитрый Фридман. Никуда его посылочка не денется, и полетит Боря во Франкфурт, и привезет все, что положено, и будет послушен и раболепен. Ибо все финиши пройдены и рекорды поставлены. Есть семья, деньги, работа, есть схема жизни. Очень жесткая. Как глубокая российская колея. Он потратил столько сил и нервов, чтобы попасть в нее, что уже никогда не рискнет вырваться в какие-либо иные просторы…

Он презирает этот затрапезный Брайтон Бич, но закон Брайтона настиг его, как ковбойское лассо упрямого бычка, и повязал намертво.

Да и чем отличается он, Боря Клейн, от иных обитателей русскоязычного гетто? Разве — спецификой бизнеса. Все.

Теперь — однообразный путь в колее.

У знака «стоп» при выезде на главную дорогу он остановился, откинувшись по инерции в сиденье. Вспомнил назидания инструктора автошколы: на экзамене перед данным знаком ты должен обозначить мягкий, но явный «откат», «фул-стоп»[17]. Затем осмотреться. Будешь лихачить — срежут сразу.

Да, он запомнил. Он становится дисциплинированным и боязливым на этом свободном Западе. Как все. Он уже боится законов, штрафов, потери работы и поисков ее…

Он крупно влип. Но, может, так оно даже и лучше.

Все произошло крайне просто, вопреки затейливым схемам, разработанным Маврой, где фигурировали варианты отхода, наем боевых сил, должных отрезать в случае какого-либо инцидента охрану Фридмана, наконец, привлечение к операции братца Михаила, владеющего, по его словам, средствами медикаментозного воздействия, способными положительным образом повлиять на разговорчивость Фридмана… Все было иначе.

Валерий внезапно приехал к Марине утром, без предупреждения, отвез ее позавтракать в кооперативное кафе, без умолку говорил о том, что в течение недели заключит с ней брак, ибо плохое прошлое забыто и нечего о нем вспоминать; далее просил организовать срочную встречу с Джейн, поскольку сегодня вечером должен отбыть на неделю по делам из Москвы, и, поддавшись на его настойчивые уговоры, Марина, набрав номер, сообщила Мавре:

— Будем у тебя в четыре часа, жди.

Некоторое время Фридман ездил по всяким организациям и фирмам, а после, отпустив на отдых своих мордухаев, как их определила Марина, сказал:

— Все. Теперь свободны, едем.

— А…

— С собой, — упредил он ее вопрос. — Вручу твоей подруге лично. И дам ценные указания. Куда рулить?

— Большая Грузинская.

В крайнем случае, как решила Мавра, они засветят эту квартиру, принадлежащую одной из московских иностранок, которая ныне находилась по месту своего постоянного проживания в Гамбурге, но иностранка не знает ни о Марине, ни о Мавре, равно как ни о подобранных к квартирным замкам ключах, что наверняка заведет будущее «уголовное» следствие в тупик.

Марина уже сегодня скроется, а через неделю объявится в Берне, где база для нее подготовлена. Контрабанду же бриллиантов Мавра брала на себя.

— Большая Грузинская? — переспросил Фридман. — У нее там квартира, у Джейн?

— Нет, квартира подруги, та сейчас в отъезде. А у Джейн… там у каждой стены по десятку ушей. Ты прям, как ребенок, Валер…

— Посмотри, чтобы не было хвоста, — сказал он. — И внимательно, а я пока поплутаю.

— Ясно, — не без удовлетворения согласилась Марина.

Следить за хвостом наказывала ей и Мавра, правда, имея в виду стражников-мордухаев, но да что было их опасаться, когда бриллианты сами плыли в руки?

В районе Пресни долго плутали по узеньким переулкам, совершая рискованные обгоны.

— Поживем с тобой, Маринка, — говорил Фридман горячо. Такое увидишь… Зимой во Флориду или в Мексику, летом — в Европу…

Ее раздражала его болтовня, равно как и он сам: волосатые пальцы, наметившая лысина, брюшко, вывалившееся из-под тугого ремешка змеиной кожи с позолоченной пряжкой, одрябшие щеки…

— Посмотрим, Валера, посмотрим…

— Заключим брак, а Джейн… ведь поможет с посольством, так? Чтобы со всяким рваньем в толпе не толкаться хотя бы… Публика там, доложу тебе… Сплошные крестьяне. Куда прут? Зачем?

— Беженцы, в республиках ведь ужас творится…

— Не только, авантюристов больше половины там… Ни профессии, ни языка, ни элементарной культуры… Они думают как: я, мол, хоть в мусорщики. А ты попади в мусорщики! Твердая зарплата, льготы… Концерны с миллиардными оборотами мусором заняты, с каждой квартиры, с каждого дома бабки срывают… В мусорщики они хотят, ха!

Выйдя из машины, Фридман вытащил из-под сиденья небольшой пластиковый пакет.

— Вот, — сказал. — Вся посылочка. И здесь же — пять штук сотенными. Как и заказывали.

Мавра, она же Джейн, встретила их со всей теплотой гостеприимства.

— Не голодны? может, перекусите? Нет? Ну, тогда кофе как раз подоспел, и хороший коньяк есть… не против? — подмигнула Фридману.

— А… не против! — в тон ей игриво отозвался Валерий. И отправился мыть руки.

— Как насчет хвоста? — шепотом спросила Мавра Марину.

— Никакого. Крутились так… чуть тачку не кокнули.

Вошел Фридман.

— О чем шепчетесь, девушки?

— Валерий, — произнесла Мавра подчеркнуто убедительным тоном. — Я хотела бы все-таки попросить вас показать мне груз… Я боюсь наркотиков. В «Кеннеди» на сей счет очень квалифицированные службы. И от них не спасет даже дипломатический паспорт.

— Бог мой! — воскликнул Фридман. Наклонился, вынул из пакета два свертка.

— Пять тысяч, — передал первый сверток Мавре. — А тут… развернул бумагу.

Марина увидела переложенных ватой миниатюрных черепашек с бриллиантовыми глазками, крокодила с золотой чешуей, орла из черно-зеленого камня…

— Что это? — Голос Мавры невольно дрогнул.

— Фаберже. — Фридман усмехнулся. — Замечу: увы, фальшивый. Но уйдет — как подлинный, без сомнений. Проверено.