— Ну что же такое! — Леро топнула. Ну не смотри... Ну что же мне делать... Ну не смотри сюда, девочка...

Леро отошла на несколько метров, подняла ствол, долго держала дрожащей рукой, опустила.

— Я не могу! — закричала она черепахе. — Отвернись, дура! Я тебя сейчас тресну! — она замахнулась стволом. — Я не могу так!.. Ну что же мне делать!.. Зачем я раньше не сдохла, сама...

Она стояла, опустив руки, под чернеющим небом. Дышать стало уже невозможно; огонь в легких пылал, хотелось кашлять, только кашлять было так больно, как не было никогда в жизни. Леро вспомнилось, как однажды, когда она была совсем маленькой, они ездили всей семьей куда-то на отдых, и ее укусил песчаный паук. Тогда она пролежала целые сутки; все тело горело так, что было больно просто пошевелиться. А страшнее всего был свет — он бил по глазам с такой силой, что голова разрывалась на части. А потом еще четверо суток Леро промучилась в темной комнате — от любого движения глаз тело пронзало иглами, никакие таблетки не помогали... Леро казалось, что сейчас было больнее. Или она просто устала терпеть?

Леро вытерла слезы костяшками пальцев. Рука бессильно выпустила карабин; ствол звякнул о камень. Леро опустилась, подобрала оружие. Тут, наконец, черепаха что-то почувствовала или услышала — голова переместилась, животное посмотрело вперед, в полумрак между черными плитами. Леро, не помня себя от ужаса, навела ствол на ушную мембрану, которую обводил узор, текущий по голове от глаза, закрыла глаза и нажала на спуск.

Разряд обжег вспышкой сквозь закрытые веки. Леро долго стояла, белые искры в глазах давно растворились, но она все стояла, не разжимая век. Наконец открыла глаза. Панцирь возвышался над слоем стеблей сверкающим куполом. Из-под панциря растекалось озеро темной крови. Леро смотрела на кровь и чувствовала, что сейчас потеряет сознание.

Тогда она бросила карабин, навела мост, повернула кольцо. Фиксатор впился в узор. Леро обошла панцирь, стараясь не наступать на кровь, наметила каменную плиту, повернула второе кольцо. Вторая спица со звоном вонзилась в камень, выдернув свою порцию троса. Леро довернула первое — до первого щелчка, осторожно. Трос натянулся, мост выскочил из дрожащей руки. Панцирь перевернулся, рывком проволокся за тросом несколько метров, замер. Леро схватила цилиндр, повернула кольца назад; фиксаторы отцепились и вернулись на место. Леро бросила мост, побежала назад, к карабину.

Подняла карабин, задумалась. Перевела полозок разряда еще на позицию вверх. Подскочила к обломку камня, вскарабкалась, поскользнулась на влажной поверхности, обожглась о кислотную пленку, все-таки забралась. Ударила по сложенной в панцирь фиолетово-серой массе — лапы еще подергивались, голова была изувечена — обугленная масса кожи, плоти и кости. Разряд выжег туловище с первого раза. Когда чад рассеялся, перед Леро лежала только чаша пустого панциря; внутренний костный слой, с креплением лопаток, таза и позвоночника, выгорел вместе с плотью. От черепахи остался только несокрушимый слой панциря, который сохранял ее и от хищников, и от кислотных дождей.

Тогда Леро побежала назад к Кламмату. Схватила под мышки и, теряя последние силы, поволокла. Небо чернело все больше; на мокрой поверхности камня Леро почудились отблики молний. Легкие раздирало; Леро кашляла, от боли почти теряя сознание. Воздух насытился кислотой в такой степени, что до кожи было больно дотронуться; в глазах жгло непереносимо, слезы текли по щекам кипящими струйками.

Наконец вот он, панцирь. Леро подволокла Кламмата, опустила, метнулась за карабином (ведь может от кислоты испортиться?), метнулась и подхватила мост (он точно!), бросила рядом. Обогнула чашу панциря, ухватилась, пытаясь перевернуть. Панцирь перевернулся легко — лежал на выпуклой стороне, и сам оказался неожиданно легким.

Панцирь колпаком накрыл Кламмата. Вспышки молний бегали по узору жемчужными бликами, превращая купол в какой-то волшебный фонарь. Леро подскочила, рухнула на колени, просунула руки под панцирь, приподняла — нижний край оказался упругим и гибким, повторяя изгибы почвы, плотно прилегая к поверхности, намертво впиваясь в песок. Леро пролезла внутрь, скрючилась рядом с Кламматом. Она лежала, смотрела на огонек карабина, который снова стал желтым, думала — хватит ли под куполом воздуха? И вскоре забылась.

* * *

Леро очнулась. Долго лежала, соображая, где находится, что вокруг. Оглядела плиты камней, посмотрела на небо. Смотрела долго, не понимая — был день, но облаков не было. Безоблачное, непривычно пустое легкое небо было похоже на высокий матовый потолок — огромную световую панель, льющую с высоты светло-фиолетовый свет. Неба без облаков днем здесь Леро еще не видела.

Леро, продолжая оглядываться, привстала на локте. Черные плиты, торчащие в серо-фиолетовый потолок, снова отдавали сухим матовым блеском. Палых колючих стеблей и листьев не было — песок мерцал чистотой и даже какой-то свежестью. По обширным наносам можно было представить, как потоки дождя неслись на восток, куда понижалась равнина.

Леро осторожно вдохнула — дышать было по-прежнему больно, но огонь в легких погас, просто саднило; если дышать осторожно, то кашель не впивался в грудь жгучей судорогой. Леро присела, оглянулась назад. Неподалеку лежал перевернутый панцирь. Леро смотрела на панцирь, и слезы снова потекли по щекам.

Из-за камней показался Кламмат. Увидев, что Леро очнулась, он подошел, присел, осторожно оттянул ей нижние веки.

— Все нормально, — он убрал пальцы, сдержанно улыбнулся. — Ожог легких — не самое страшное. Эта ерунда токсична и плохо выводится. А печень убивается на ура.

— Я убила ее, — сказала Леро, утирая запястьем слезы.

Кламмат секунду соображал, потом обернулся на панцирь.

— Я представляю, чего тебе это стоило, — он кивнул. — Теперь мне осталось ответить тем же... И мы с тобой будем контуберналы.

— Это как раз я ответила... Без тебя от меня бы давно ничего не осталось. Или уволок бы паук, или тот... Косоглазый... Контубернал — это как?

— Так на Флоте называются те, кто спас друг друга от смерти.

— Я и так к тебе прилепилась — не отдерешь. И не отлеплюсь теперь.

— Теперь моя очередь, — кивнул Кламмат. — По-настоящему.

Леро смотрела на панцирь.

— Я убила ее, — слезы не переставали течь. — У нее, наверно, где-нибудь черепашата... Ждут, ждут...

— Нет, — Кламмат взял Леро за руку. — Они кладут яйца после сезона.

— Ну да, наверно... Такого кошмара они, наверно, не выдержат. Им надо вырасти... Такой панцирь красивый. Такой легкий и такой... Неубиваемый! Я ведь в него стреляла, — она посмотрела на карабин, висевший у Кламмата на обычном месте.

— На этой точке эволюция защитных средств пошла по физическому пути, — Кламмат поднялся, отошел к панцирю. — В материале образуются такие хитрые связи, что он не проницаем почти ничем. Самое интересное — чем сильнее воздействие, тем сильнее защита. Я думаю, что он выдержит даже максимальный разряд, — Кламмат положил руку на карабин. — С тех пор, как эту точку открыли, регулярно пытаются синтезировать что-то подобное, — он положил руку на упругий край панциря. — И, разумеется, без толку. Механизм связей понятен, свойства материала известны, а синтезировать не удается. Его можно только расплавить или разбить. Расколоть как орех. Он необыкновенно прочный, но предел прочности, конечно, имеет... Леро, ты как? Надо дойти до холмов, у нас сутки, — Кламмат указал на восток. — Там есть пещеры, нужно успеть до дождя.

Леро с трудом поднялась.

— Дай таблетку. У тебя осталось еще? Или я всё уже съела? Твое тоже?

— Есть. И капсула, и шоколад.

— Вот и дай. Как хорошо, что зеркала нет, — сказала Леро, сделав пару шагов нечувствующими ногами. — Страшно подумать, на что я похожа.

— Не думай. А зеркало у меня есть.

— Тебе-то зачем? — Леро заулыбалась.

— Подумай, — Кламмат улыбнулся в ответ. — Есть такая штука, называется «самоосмотр». Дать?