Он, Обюссон-младший, был вынужден служить и довольствоваться чиновным жалованьем. А ведь он обременён семьёй.
— Не отчаивайтесь, — утешил его Беньовский, — вы ещё молоды и сумеете сделать карьеру.
— Сделал бы... если бы носил титул виконта или графа.
— Мы с вами очень приятно провели время, дорогой Обюссон. Надеюсь, это наша не последняя встреча. Надеюсь также, что мы будем добрыми друзьями. Позвольте вам по этому случаю сделать маленький подарок.
Беньовский снял со своего пальца массивный золотой перстень с крупным алым рубином и протянул Обюссону.
— Работа индийских ювелиров. Вам тоже подойдёт.
Поколебавшись, секретарь морского министра принял подарок.
После этого обеда Беньовский ещё несколько раз встречался с Обюссоном, щедро поил и угощал его и выведал немало полезной информации. Министр Сартин, бывший генерал полиции, чувствует себя в морских делах неуверенно и самостоятельные решения принимает редко, всецело полагаясь на советы и рекомендации своего помощника Жуаньи. Можно с уверенностью сказать, что старый, опытный помощник оказывает на шефа огромное влияние и нередко подсказывает ему необходимые решения.
В отношении Мориса Августа Жуаньи настроен терпимо и вовсе не жаждет расправы над ним. По мнению помощника министра, ознакомившегося с отчётами Беньовского и письмом-доносом губернатора Иль-де-Франса Дюма, правда лежит где-то посередине между тем, что изложено в этих документах. Если за командиром экспедиционного корпуса и водятся грешки, то за кем они не водятся!
Самый непримиримый враг Беньовского — это генерал-контролёр финансов Тюрго. Он борется с расточительством, сокращает статьи государственных расходов. И он задался целью наказать в назидание другим одного-двух казнокрадов.
— Но почему выбор пал на меня? — перебил Обюссона Морис Август.
— Неужели вы не понимаете, полковник?
— Ей-богу, не понимаю.
— Если бы вы были французским графом или герцогом, за вас вступился бы весь высший свет страны. А вы венгр, и ваша судьба не будет волновать наших аристократов ни в какой степени.
— Понимаю вас. По мнению этого проклятого Тюрго, с венгерским бароном расправиться проще.
— Увы, но это так. Ищите влиятельного покровителя среди его врагов.
— Ваш совет мне нравится. Что вы скажете насчёт графа де Верженна?
— Министра иностранных дел? О, это очень влиятельный человек в кабинете. Ещё при старом Людовике был посланником в Кобленце и Трире, послом в Швеции и Турции. Ему благоволит за проавстрийские симпатии королева Мария-Антуанетта. Граф ярый противник Тюрго.
— Насколько де Верженн доступен?
— Как всякий большой политик, он доступен для каждого, кто может быть ему полезен.
За ценную информацию Обюссон был вознаграждён золотой табакеркой и ниткой жемчуга для супруги.
По вечерам Морис Август с Фредерикой иногда посещали театр Пале-Рояль, на сцене которого ещё недавно выступал в своих пьесах Жан-Батист Мольер[56]. Он умер незадолго до смерти старого Людовика. Его пьесы продолжали пользоваться у простого французского зрителя огромным успехом. Беньовские смотрели «Мещанина во дворянстве», остросатирическую комедию, высмеивавшую чванство самодовольного буржуа. Зал был переполнен.
В другой раз ставилась комедия Бомарше[57] «Севильский цирюльник», недавно написанная автором. Зал содрогался от гомерического хохота, когда пылкий граф Альмавива и его возлюбленная, проказница Розина, дурачили её опекуна, незадачливого доктора Бартоло, когда на сцене появлялась нелепая, долговязая фигура учителя пения, дона Базилио. Во время антракта публика, прогуливаясь по фойе, делилась впечатлениями. Кто-то доказывал, что Бомарше достойно продолжает традиции покойного Мольера. Другой, горячась, утверждал, что автор «Севильского цирюльника» выше, талантливее. С ними соглашались и не соглашались. Пышноволосый молодой человек, должно быть студент, стал выкрикивать, как на митинге:
— Не спорьте, господа! Оба драматурга велики. Оба — люди третьего сословия, сын драпировщика и сын часовщика. Оба не по вкусу сановным аристократам. Смелая правда кое-кому колет глаза. Разве не так?
«Севильский цирюльник» Беньовским понравился. При очередной встрече с Обюссоном Морис Август поделился впечатлениями о спектакле.
— Вы знаете, что за человек Бомарше? — неожиданно спросил его секретарь.
— По-моему, небесталанный драматург.
— И ещё ловкий делец. Взялся поставлять оружие североамериканским колониям, восставшим против англичан[58], и наживает на этом миллионы.
— Вот не подумал бы. Бомарше — и торговля оружием!
— Конечно, всё это делается с ведома министра иностранных дел. Чтобы не портить окончательно отношений с англичанами, нам выгоднее подрывать их позиции в Америке руками частных лиц.
— Хитрая вещь политика.
— Ещё бы.
— Постойте... Бомарше, выходит, близок к де Верженну?
— Близок.
— Не стоило бы познакомиться с этим Бомарше, чтобы через него войти к графу?
— Подумайте. Может быть, и стоит.
Но Беньовский раздумал знакомиться с драматургом-дельцом и вспомнил о своей старой знакомой мадам Дюбарри. Разве не говорил проезжий коммерсант Моро во время их встречи на постоялом дворе в Руане, что прежняя королевская фаворитка когда-то благоволила преуспевающему дипломату, теперешнему министру иностранных дел графу де Верженну?
С помощью того же всеведущего Обюссона Морис Август узнал, что Мария Жанна Дюбарри теперь постоянно проживает в замке Марли-ле-Руа. Замок этот, окружённый живописным парком, был заложен Людовиком XIV. Впоследствии его правнук Людовик XV подарил его своей фаворитке. Марли находится на левом берегу Сены, в ближайших окрестностях Парижа. Образ жизни графини Дюбарри отнюдь не затворнический. По четвергам её дом открыт для гостей званых и незваных. Говорят, графиня покровительствует модным писателям, художникам.
В ближайший четверг Беньовский нанял карету и отправился в Марли-ле-Руа. Перед замком, окаймлённым рядами подстриженных декоративных кустов, стояло несколько карет и экипажей.
Представительный мажордом с клинообразной бородкой, похожий лицом на кардинала Ришелье, спросил входящего в вестибюль Мориса Августа:
— Как прикажете доложить?
— Барон де Бенёв, командир экспедиционного корпуса.
— Будет доложено, мосье.
Как и прежде, Дюбарри вышла ему навстречу нарядная, приветливая, в тяжёлом ожерелье из крупных жемчужин.
— Тронута, любезный барон, вашим вниманием. Не забыли, вспомнили Марию Жанну в трудную для неё минуту. Когда лишаешься друга и поддержки, внимание добрых людей особенно ценно.
— Мог ли я когда-нибудь забыть вас? Вы так много сделали для меня.
Морис Август пристально разглядывал Марию Жанну. Всё такая же стройная, моложавая, хотя возле уголков рта обозначились заметные морщинки, а под глазами легли тени. Их не скроет и тщательный грим. Сколько же ей лет? Кажется, двадцать девять.
Дюбарри также с интересом разглядывала Беньовского и высказала своё впечатление:
— А вы возмужали, барон. Загорели под тропическим солнцем. Накопили много впечатлений?
— Немало.
— Напишите книгу о Мадагаскаре. Я подыщу вам издателя. Моя слабость — помогать писателям, художникам.
— Книгу не осилю. Терпения не хватит. Ведь я по своей природе солдат, а не писатель. А вот порассказать вай смогу немало интересного. О том, например, как мы штурмовали крепость одного туземного вождя, охотились на крокодилов, как малагасийцы празднуют свою свадьбу.
— О, надеюсь, это всё очень занимательно.
— Хотел бы наведаться к вам неофициально, приватно. С Мадагаскара я привёз для вас неплохую вещицу.
— Надеюсь, это не крокодил? Очень боюсь этих тварей. В зверинце у покойного Луи плавали огромные индийские крокодилы. Когда король бывал не в духе, он говорил мне: «Вот прикажу бросить тебя в бассейн к этим чудовищам». А я отвечала: «Тогда у вас, сир, не будет вашей маленькой Марии Жанны». «Я же пошутил, дорогая», — успокаивал он меня. Король был так ко мне привязан.