— Не грусти, Морис. Что-нибудь придумаем, — ответила ему Фредерика. — Ты у нас находчив, изобретателен.
К ужину она вышла в атласном платье вишнёвого цвета, которое особенно нравилось мужу, и в алмазном колье.
— Посмотри на эту прекрасную вещицу, Морис, — сказала ему Фредерика. — Твой подарок. Ты рассказывал мне, что купил колье у богатого араба там, на Мадагаскаре.
— Купил, можно сказать, за бесценок. Венский ювелир, поставщик императрицы, дал бы за него сумму, превосходящую по крайней мере раз в пять мои затраты у араба. И мы обладали бы тогда теми средствами, которые нам необходимы для начала нового дела. Нового дела, открывающего путь к богатству.
— Так в чём же дело? Продай колье поставщику императрицы. Пусть его носит её величество или одна из её дочерей.
— Разве я могу распоряжаться тем, что мне не принадлежит? Я подарил тебе эту безделушку, чтобы доставить маленькую радость.
— Ты и доставил мне радость. Ты знаешь, Морис, я женщина не алчная. Меня радовали и скромные подарки, твои подарки. Роскошное колье впору носить королеве или королевской возлюбленной. Если оно так тебе нужно для успеха твоего дела, продай его венскому ювелиру. И я не буду на тебя в обиде.
— Как я благодарен тебе, коханочка! Ты так понимаешь меня. Но я вовсе не хотел бы лишать тебя такого ценного подарка. Мы ещё поразмыслим вместе, посоветуемся.
Морис Август говорил это, уже убеждённый, что колье непременно нужно продать. И в этом выход из положения, конец всем его финансовым затруднениям, возможность ехать в Париж, Лондон, за океан, создавать новую коммерческую фирму, снаряжать корабли. Он хорошо знал Фредерику и понимал, что за внешней покладистостью, уступчивостью в этой крайне избалованной женщине сильны тщеславие и обидчивость. Вряд ли ей хотелось расставаться с дорогим подарком. И вряд ли Фредерика была вполне искренна, когда называла себя женщиной не алчной и сама предлагала продать колье.
Поэтому Морис Август ещё и ещё раз возвращался в разговорах с женой к деликатной теме. Очень и очень горько было бы ему лишать любимую Фредерику такого прекрасного, истинно королевского подарка. Но пусть и она трезво поразмыслит и поймёт его. Продажа колье — это тот спасательный круг, который поможет выкарабкаться из бедственного положения, откроет путь к богатству. Фантастическому богатству. И тогда он, Морис Август Беньовский, сможет порадовать бесценную Фредерику новыми, ещё более дорогими подарками, какие и не снились ни одной из европейских монархинь. Жена соглашалась с ним, молча кивала головой и говорила покорно — пусть Морис поступает так, как считает нужным. Она верит в его благоразумие.
И конечно, Морис Август не делился с Фредерикой глубоким сожалением от своего опрометчивого поступка. Зачем он, собственно говоря, дарил украшенную крупными бриллиантами диадему графине Дюбарри? Бывшая фаворитка короля Франции Людовика XV — это минувшая страница истории. Полезной протекции, как прежде, она уже не окажет. Щедрым подарком сердце всё ещё привлекательной Марии Жанны он, Морис Август, не завоюет. Видите ли, честолюбивая графиня явно дала ему понять, что после венценосного любовника разделять постель с простым смертным было бы ниже её достоинства. А как бы сейчас пригодилась эта диадема! Она одна стоит целого состояния.
Решение отправиться в путь созрело у Мориса Августа быстро, как только он убедился, что Фредерика готова расстаться с драгоценностью. Жене он дал на сборы два дня.
— Собери самое необходимое. Едем в Вену, а дальше... посмотрим. Возьми с собой Ивана и горничную.
Речь шла о пожилой венгерке Зите, заменившей камчадалку, которая теперь была обременена маленькими детьми и определилась на кухню посудомойкой. Старшего Андреянова родила ещё в Париже, а уже в Вецке разродилась двойней, девочками, на зависть госпоже, недавно потерявшей маленького сына.
До уездного города доехали в своём экипаже. За экипажем следовала подвода с багажом и слугами. В городе наняли просторную карету. Беньовский настаивал, чтобы отправлялись дальше без задержек. В Пеште отказались от визита к родственнице Мориса Августа по материнской линии. А в Вене, заполучив номер в недорогой гостинице, Беньовский в первый же день поспешил узнать адрес известного ювелира, поставщика императрицы.
Ювелир, старый Гоухберг, из евреев-выкрестов, близкий ко двору, встретил Беньовского настороженно. Его рабочий кабинет выглядел мрачновато из-за решёток на окнах, напоминавших тюремные. В соседней комнате яростно лаял и царапался в дверь пёс-волкодав, почувствовавший чужого.
— Чем могу служить? — холодно спросил ювелир.
— Вас не заинтересует, господин Гоухберг, вот это?
Беньовский протянул ему футляр с драгоценностью. Поставщик императрицы долго рассматривал колье, вооружившись лупой, и не сразу произнёс:
— Откуда у вас эта вещица?
— Приобрёл на Востоке у араба.
— Я сразу понял, что это восточная работа. Не буду скрывать своего глубокого восхищения. Ваше колье бесценно. Однако...
— Что означает ваше «однако»? Колье вам не подходит?
— Я бы этого не сказал. У меня нет таких огромных денег, чтобы расплатиться с вами.
— Что же посоветуете мне делать? Пойти к другому ювелиру?
— Никто из венских ювелиров, кого я знаю, не в состоянии оплатить такую дорогую вещь. Вы правильно сделали, что пришли ко мне. У меня нет в наличии той суммы, которая необходима для покупки. Но это вовсе не значит, что старый Гоухберг несостоятельный человек. Я не имею обыкновения держать дома крупную наличность. Если бы грабитель хотел поживиться моими деньгами, ему не помешал бы и мой верный страж Клаус. Он в сущности добрый пёс, только крикливый.
Пёс в соседней комнате сменил лай на жалобный скулёж и стал ещё сильнее царапаться в дверь.
— Вы слышите, он всё понимает, что говорит его хозяин.
— Итак, вы хотели мне сказать, достопочтенный господин Гоухберг, я должен обождать, пока вы добудете деньги?
— Только пару дней. Завтра я побываю у моего банкира и немного потрясу мои сбережения.
— Договорились.
— Не хотите ли чашечку кофе? Отличный кофе, бразильский.
— Нет, благодарствую. Разрешите поинтересоваться, в какую сумму вы оцениваете колье?
— В очень большую сумму. Иначе старый Гоухберг, поставщик её величества, ничего не смыслил бы в драгоценностях.
И ювелир назвал сумму действительно внушительную, на которую можно было бы приобрести обширные поместья, корабли, вступить компаньоном в крупную фирму. Беньовский постарался скрыть своё приятное удивление. Он никак не ожидал, что старый хитрец ювелир будет так щедр. А почему бы не быть щедрым, если её величество проявит ещё большую щедрость? И Гоухберг никак не останется внакладе.
— Я познакомлю вас с моим Клаусом, — сказал, как-то вмиг потеплев, хозяин и открыл дверь в соседнюю комнату. С достоинством вошёл пятнистый дог датской породы ростом с доброго телка.
— Не пугайтесь. Моих клиентов Клаус не трогает.
Пёс обнюхал посетителя, положил ему на колени слюнявую морду и улёгся у его ног, поглядывая на Мориса умными, настороженными глазами.
На радостях Беньовский решил сделать Фредерике приятный сюрприз и пригласил её в концертный зал. Исполнялась последняя симфония композитора Франца Йозефа Гайдна[63], служившего у богатейшего венгерского магната, князя Эстергази. Князь располагал одним из лучших в империи симфоническим оркестром, для которого известный композитор писал музыку. Иногда, как это было и сегодня, произведения Гайдна попадали в репертуар и придворного оркестра. По такому случаю сиятельный магнат прибыл в Вену, прихватив с собой и композитора. Оба оказались в первом ряду, привлекая внимание публики — сверкающий золотым шитьём камзола, бриллиантовой орденской звездой и муаровой лентой через плечо Эстергази и худощавый, в скромном тёмном сюртуке Гайдн.