Морис Август скромно обмолвится, что, возможно, он и не узнал ничего нового и неожиданного для венского правительства. Но если эти сведения представляют для сиятельного князя Кауница какую-либо ценность, он готов дать более обстоятельный отчёт о своей беседе с мюнхенским каноником. Это будет пробный шар, запущенный Беньовским для того, чтобы привлечь внимание канцлера. А вдруг сиятельный князь клюнет на приманку и пожелает принять его? Хотелось бы этого.
Принял Беньовского молодой чиновник с отменными светскими манерами, безукоризненно воспитанный, безукоризненно вежливый, назвавший свою фамилию, весьма известную в аристократических кругах Австрии. Отпрыск знатного сановного рода начинал свою служебную карьеру в ведомстве канцлера.
Разговор протекал примерно так, как и намечал его Морис Август. Выслушав его благодарственное славословие в адрес канцлера, чиновник заметил:
— Благодарите нашу матушку-императрицу. Её величество даёт всем нам пример доброты и справедливости.
— Я это почувствовал.
— Вы усердно служили французскому королю?
— Ежели бы не служил усердно, не заслужил бы этого ордена. Если представится возможность послужить её величеству императрице Марии-Терезии, буду столь же усерден.
— Обязательно передам ваши слова его сиятельству. Князь сумеет оценить ваше похвальное рвение. Империя всегда нуждается в усердных и преданных трону служаках.
— Ещё я хотел бы поделиться с вами некоторой информацией, которую неожиданно удалось получить в баварской столице.
— Готов вас выслушать.
Беньовский кратко передал всё то, что услышал в Мюнхене от отца Мельхиора, настоятеля церкви Святого Духа.
— Сей каноник, между прочим, рассчитывает в ближайшее время получить епархию. Брат его — советник канцлера Баварии. Вы видите, какая это влиятельная семья, фон Рорбахи?
— Эта семья нам известна. Вы сообщили очень ценную информацию. Не взыщите, если я оставлю вас на некоторое время и доложу о нашем разговоре помощнику канцлера. Возможно, он пожелает выслушать вас лично.
— Сделайте одолжение.
Беньовскому пришлось ожидать молодого чиновника. В Австрийской империи при её строгой бюрократической централизации все дела, большие и малые, решались в самых высших инстанциях. Рядовой чиновник не мог принять ни одного мало-мальски самостоятельного решения. Во внешнеполитическом ведомстве все нити управления тянулись к канцлеру князю Кауницу, который отчитывался в каждом своём шаге перед императрицей. Мария-Терезия вникала во все мелочи управления.
Дежурный секретарь, обязанностью которого было лишь выслушивать посетителей или просителей, не счёл себя вправе как-то реагировать на информацию Мориса Августа, а поспешил доложить помощнику канцлера. Помощник, выслушав молодого чиновника, счёл необходимым немедленно доложить о баварской информации самому князю.
Кауниц, оторвавшись от вороха бумаг на массивном письменном столе орехового дерева, инкрустированного бронзой, выслушал помощника и сказал:
— Я хотел бы переговорить с этим... бригадиром де Бенёвом. Извинитесь перед ним за то, что не могу принять его сию минуту. Как видите, занят. Пишу докладную записку императрице. Пусть явится ко мне через пару часов.
О решении канцлера дежурный секретарь сообщил Морису Августу. «Клюнуло!» — с удовлетворением сказал он сам себе. Возможность добиться встречи со всесильным канцлером входила в заветные планы Беньовского.
На радостях Морис Август решил доставить удовольствие Фредерике — раздобыть на один из ближайших вечеров билеты в венскую Оперу. Чтобы не томиться в ожидании высокой аудиенции, он нанял экипаж и приказал кучеру везти его к зданию театра. Афиша извещала о постановке комической оперы известного итальянского композитора Чимарозы[60]. У кассы театра толпился народ. Беньовский счёл для себя недостойным стоять в очереди и прошёл к администратору, добродушному толстяку, в прошлом певцу, потерявшему голос.
— Что вам угодно, сударь? — встретил он Беньовского банальным вопросом.
— Угодно два билета на оперу этого итальянца.
— Сожалею, что могу вам предложить только...
— Мне нужны хорошие места. Неужели вы не уважите бригадира, кавалера ордена Святого Людовика, возвратившегося на родину с чужеземной службы?
— Пожалуй, предложу вам четырнадцатый ряд партера.
— Пусть будет четырнадцатый. Бог вам судья.
— Не пожалеете. Чудесная, весёлая постановка. В главной партии наша примадонна.
Администратор назвал имя, ничего не говорящее Морису Августу. Беньовский ещё поболтал со словоохотливым служителем муз, пустившимся в рассуждения о композиторе Чимарозе, которого, оказывается, недавно пригласили в российскую столицу, о главных исполнителях, о сыне-соправителе императрицы Иосифе И. Иосиф большой любитель оперы и частенько наведывается на спектакли.
Задолго до назначенного часа Морис Август был в резиденции канцлера. Пришлось ещё изрядно потомиться, пока дежурный секретарь не сообщил ему, что князь Кауниц освободился и может его принять.
Канцлер был в меру любезен и доброжелательно-внимателен к Беньовскому.
— Присаживайтесь, дорогой бригадир, — этими словами встретил его Кауниц. — Мы уже осведомлены о ваших заморских делах и подвигах. Об этом можете мне не рассказывать. Вы славно потрудились на французского короля и, как я вижу, заслужили высокую награду.
— Старался, ваше сиятельство.
— Похвально, похвально. Людовик связан родственными узами с нашей императрицей.
Морис Август заметил, что канцлер Кауниц выглядел очень усталым, осунувшимся. Под глазами набухли отёчные мешки. Цвет лица землистый. Князь, по природе своей человек трудолюбивый, усердный, много работал, читал донесения послов, отдавал распоряжения подчинённым, почти ежедневно посещал с докладом Марию-Терезию, писал ей докладные записки и направлял всю внешнюю политику империи, вынужденный чётко ориентироваться в разноголосом хоре европейских держав. Это был образцовый винтик в громоздкой бюрократической машине.
Со снисходительной улыбкой Кауниц выслушал благодарность в свой адрес и повторил почти всё то же самое, что говорил ему дежурный секретарь. Благодарить следует не его, канцлера, а матушку-императрицу, её доброту и справедливость.
— Мне доложили, вы привезли информацию из Мюнхена, — продолжал Кауниц.
— Счёл своим долгом поделиться с вами.
— И правильно сделали, поступив как честный подданный её величества. Не скажу, что ваша информация для нас неожиданна. Баварцы понимают, что нас не может оставить равнодушной судьба курфюршества в случае кончины старого курфюрста Максимилиана-Иосифа. Вот они и пытаются сколотить антиавстрийскую коалицию. Воинственный Фридрих Прусский[61] рад возможности показать свои коготки. Вы подтвердили то, что нам в общих чертах известно. А вот о миссии барона фон Рорбаха в Париж мы ничего не знали. Расскажите об этом подробно.
Беньовский обстоятельно рассказал канцлеру всё то, что слышал от каноника Мельхиора о поездке его брата во французскую столицу и его переговорах с графом де Верженном. Кауниц внимательно слушал и несколько раз задавал уточняющие вопросы.
— Я правильно вас понял? Франция не хотела бы расширения Австрии за счёт баварских земель и установления общей французско-австрийской границы?
— Именно так, ваше сиятельство.
— Но при этом никаких конкретных обещаний фон Рорбах от господина де Верженна не услышал?
— Совершенно верно. Советник баварского канцлера связывает это с влиянием королевы Марии-Антуанетты, которая не хотела бы осложнять отношений с матерью и братом.
— Логично. Итак, мой дорогой, запахло порохом. Если разразится война за баварское наследство, не хотели бы вы послужить императрице? Ведь у вас за плечами немалый военный опыт.
