Кто же был этот «другой источник», присутствовавший при разговорах С.Э. Эстрина и Ральфа Гинзберга, если С. Эстрин и Р. Гинзберг из этого списка выпадают и если известно, что одновременно при этих разговорах присутствовал советский агент Зборовский? К сожалению, не остается ничего иного, как считать, что этим «другим источником» — нераскрытым агентом НКВД — могла быть жена С. Эстрина и будущая жена американского историка и политолога Давида Далина — Лилия, Леля, Лола[738].
4. Продолжение следует…
Как раз в то время, когда Троцкий с женой только прибыли в Мексику и начали привыкать к совершенно новой ддя них относительно свободной обстановке, в Москве состоялся второй «открытый» судебный процесс на семнадцатью обвиняемыми (суд начался 23-го и завершился 30 января). На этот раз на скамье подсудимых находились в свое время близкие к Троцкому видные руководители партии: Радек, Пятаков, Сокольников, Серебряков, Муралов и другие. В порядке «амальгамы» к ним были пристегнуты не знакомые никому лица. Обвиняемым было приписано создание «параллельного антисоветского троцкистского центра», организация шпионажа, диверсий, подготовка убийств высших советских государственных деятелей — в общем, полный набор обычных уже для большого террора клеветнических измышлений. Все эти чудовищные «преступления» они выполняли, судя по обвинительному заключению, по указаниям Троцкого, который, в свою очередь, давал их по личному согласованию со шпионско-диверсионными службами фашистской Германии. Все обвиняемые «чистосердечно» признались в совершенных преступлениях, причем особенно энергично с прокурором А.Я. Вышинским[739] и судьей В.В. Ульрихом[740] сотрудничали Пятаков и Радек. Радек проявлял чрезвычайную активность, подчас даже опережая прокурора, в том числе в очернении себя самого, участвовал в фабрикации сценария собственных «антисоветских преступлений» и криминальных деяний других подсудимых. Обвиняемые называли фамилии и многих иных бывших деятелей оппозиции в качестве связанных с ними «изменников родины», в том числе Раковского[741]. Было ясно, что за этим процессом последует новый публичный кровавый спектакль, и, вполне возможно, не один, что НКВД еше «работать и работать».
Как и во время первого шоу-процесса, этот суд сопровождался «гневными» выступлениями представителей всех слоев советского населения, злобными выпадами толпы, дополненными стихами «талантливых» советских поэтов, например А. Суркова:
Их слово — ложь, их клятвы лицемерны,
Их сердце пусто, помыслы черны.
Смерть подлецам, втоптавшим в грязь доверье
Овеянной победами страны.
На фоне этого публичного судилища происходили еще и сотни тысяч закрытых судилищ: и над теми, кто некогда имел отношение к какой-либо оппозиции, над теми, кто каким-то образом был или мог быть связан с видными «врагами народа», и просто над людьми, которые ни с чем никогда не были связаны, были честными и послушными советскими гражданами и все равно были пущены в сталинскую кровавую мясорубку. Похоже, что одной из главных задач Большого террора было создание в стране атмосферы всеобщего страха, что обеспечило бы безусловное и беспрекословное выполнение любых приказаний Сталина. Именно поэтому основной чертой Большого террора была его непредсказуемость. Весь злодейский замысел Большого террора, вся его «планомерность» состояли в полном отсутствии смысла. Под ударом мог оказаться любой человек, начиная с наркома и кончая деревенским сторожем.
Понятно, что диктатор огромной страны не мог отслеживать судьбы всех своих граждан. Но за теми, кто имел хоть какое-то отношение к Троцкому, Сталин следил пристально, дабы никто не остался в живых и уж по крайней мере на свободе. В Соловецком лагере особого назначения, а затем в Чистопольском концлагере оказался по 58-й статье даже питерский шофер Федотов, который когда-то возил Троцкого[742]. Был арестован, а в 1937 г. расстрелян Захар Борисович Моглин, который никогда не был сторонником Троцкого и единственная «вина» его состояла только в том, что он был первым браком женат на дочери Троцкого Зинаиде[743]. После многолетних мук в ссылках и концлагерях был расстрелян в июле 1937 г. в Казахстане приговоренный «по первой категории» в числе большой группы, по утвержденному Сталиным списку, зять Троцкого Ман Самуилович Невельсон, муж его младшей дочери Нины[744]. Аналогичная судьба — расстрел или многолетние мучения в концлагерях — ожидала почти всех найденных родственников Троцкого, остававшихся в СССР.
Кара настигала этих людей в разное время. Так, внуку Троцкого Льву Мановичу Невельсону удалось даже поступить на исторический факультет Саратовского университета, а в конце 1939 г. подать заявление о добровольном участии в войне с Финляндией. Но вскоре — в 19-летнем возрасте — он был арестован и в июне 1941 г. расстрелян по обвинению в «антисоветской деятельности», хотя даже деда своего не помнил. Его бабушка, мать уже скончавшихся дочерей Троцкого Зинаиды и Нины, Александра Львовна Соколовская была арестован и сослана в 1935 г. В последний раз ее видела в Колымском концлагере дочь соратника Троцкого Надежда Иоффе, тоже осужденная. Когда и где была расстреляна Соколовская — неизвестно.
Не менее трагической была судьба сестры Льва Давидовича, когда-то самоуверенной и гордой Ольги Давидовны Каменевой. Снятая в 1929 г. с должности председателя правления Всесоюзного общества культурной связи с заграницей, она некоторое время работала в Московском отделе народного образования. В 1935 г. ее арестовали, но Особое совещание НКВД вынесло ей довольно «снисходительный» приговор — она была всего лишь лишена права проживания в Москве и Ленинграде. Ольга была выслана в город Горький, где ей удалось устроиться на работу каталогизатором отдела обработки литературы областной библиотеки. В июле 1937 г. она была арестована и приговорена Военной коллегией Верховного суда СССР к 25 годам лишения свободы. Она пережила своего мужа и двоих сыновей, расстрелянных в 1937 г.
Последние годы жизни Каменева провела в Орловской тюрьме — старинном централе, превращенном в пыточную тюрьму Для политических заключенных. 6 сентября 1941 г. Государственный комитет обороны СССР вынес постановление, подписанное 8 сентября Сталиным, о расстреле 161 заключенного этого централа «за антисоветскую агитацию, распространение клеветнических измышлений о мероприятиях ВКП(б) и Советского правительства»[745]. 11 сентября Ольга Давидовна была расстреляна в Медведевском лесу под Орлом. Одновременно с Каменевой в том же Медведевском лесу были расстреляны друг Троцкого Ваковский, лидер партии левых эсеров страстная революционерка М.А. Спиридонова и многие другие политические деятели. Точное место расстрела обнаружить не удалось. Показания бывшего начальника управления НКВД по Орловской области Фирсанова, данные в 1956 г., во время хрущевской «оттепели», проливают свет на процедуру убийства: осужденные «препровождались в особую комнату, где специально подобранные лица из числа личного состава тюрьмы вкладывали в рот осужденному матерчатый кляп, завязывали его тряпкой с тем, чтобы он не мог его вытолкнуть, и после этого объявляли о том, что он приговорен к расстрелу. После этого приговоренного под руки выводили во двор тюрьмы и сажали в крытую машину с пуленепробиваемыми бортами» [746].