Я чиркнул спичкой.

Опомнившись – спустя минуту, не раньше, – Гренц прошипел:

– Сильно умный, да? Видал я таких. Поначалу все хорохорятся, только выползают из моего кабинета на карачках.

– Зачем вы меня вызвали, мистер Гренц? А что до выпивки, не стесняйтесь. Я и сам не прочь пропустить глоточек, особенно когда устал или нервы на взводе.

– Кажется, вас не слишком волнует та куча дерьма, куда вы вляпались.

– Никуда я не вляпался.

– Это мы посмотрим. А пока выслушаем ваши показания. – Гренц ткнул пальцем в магнитофон на подставке у стола. – Сегодня запишем, а завтра распечатаем. Если заместителя прокурора устроит ваша версия, вас выпустят под подписку. Так что валяйте, я слушаю.

Гренц нажал на кнопку. Его холодный голос звенел злобой, рука непроизвольно тянулась к ящику стола, нос был в сизых прожилках, а белки глаз нехорошего цвета.

– Ох, как же мне все надоело, – вздохнул я.

– Что надоело? – рявкнул Гренц.

– Коротышки в крошечных кабинетах, любители изрекать прописные истины, которым грош цена. Я пятьдесят шесть часов проторчал в камере, где никто меня не доставал. Им там это ни к чему. До поры до времени, если что – церемониться не станут. За что я угодил за решетку? Меня подозревают. Что это за судебная система, которая позволяет бросить человека в камеру для уголовников только потому, что копу не удалось получить ответы на свои вопросы? Какие у него улики? Телефонный номер на отрывном календаре? Что он хотел доказать, посадив меня за решетку? Только то, что это было в его власти. И вы туда же – пыжитесь в своем кабинетике размером с ящик для сигар. Прислали ко мне среди ночи этого перепуганного неженку. Думали, пятьдесят шесть часов в камере превратят мои мозги в жидкую овсянку? Ждали, что я буду скулить у вас на коленях, умоляя погладить меня по головке, потому что мне одиноко в большой страшной тюрьме? Бросьте, Гренц. Пропустите глоток, если неймется, и будьте человеком. Делайте свое дело, только засуньте подальше свой кастет. Если вы чего-то стоите, справитесь и без него, если нет, то расколоть меня кастет не поможет.

Гренц выслушал меня и кисло ухмыльнулся:

– Полегчало? А теперь, когда раздали всем на орехи, займемся вашими показаниями. Будем отвечать на вопросы или сами все расскажете?

– А это я не вам говорил. Так, воздух сотрясаю. И не собираюсь я давать никаких показаний. Вы юрист, и вам известно, что я не обязан отвечать на ваши вопросы.

– Не обязаны, – холодно сказал Гренц. – А закон я знаю, знаю и то, как обходится с законом полиция. Я даю вам возможность оправдаться. Не хотите – на здоровье, мне плевать. Завтра в десять утра я предъявлю официальное обвинение, после чего состоится предварительное слушание. Вы можете выйти под залог, хотя я буду против, но если получится, устрою так, что это обойдется вам в кругленькую сумму. Решайте.

Гренц посмотрел на бумагу, лежавшую на столе, прочел ее и перевернул.

– В чем меня обвиняют?

– Тридцать вторая статья. Сообщничество после совершения преступления. Тюрьма строгого режима. До пяти лет в Квентине.

– Сначала Леннокса поймайте, – осторожно заметил я.

Судя по его виду, Гренц явно что-то недоговаривал, но откуда мне было знать, что именно.

Он откинулся на спинку стула и принялся катать ручку между ладонями. Затем улыбнулся. Происходящее его забавляло.

– Поймаем. Такому, как Леннокс, трудно спрятаться, Марлоу. С его-то шрамами в пол-лица, не говоря о седине. А ведь ему всего тридцать пять. И у нас есть четыре свидетеля.

– Свидетеля чего?

Я почувствовал, как горечь подступила к горлу, совсем как в тот день, когда капитан Грегориус заехал мне в шею, которая, кстати, все еще болела. Я осторожно потер припухлость.

– Не прикидывайтесь, Марлоу. Судья из Сан-Диего вместе с женой провожали сына с невесткой на самолет. Все четверо прекрасно запомнили Леннокса, а жена судьи опознала машину и того, кто в ней сидел. Не передумали?

– Мило. Как вы до них добрались?

– Сообщили по радио и телевизору. Судья сам нам позвонил.

– Звучит впечатляюще, – насмешливо заметил я, – но вы упускаете одну деталь, Гренц. Сначала нужно поймать Леннокса и доказать его причастность. А еще придется доказывать, что я знал об убийстве.

Он швырнул ручку на лежавшую перед ним перевернутую телеграмму.

– Глотну-ка я виски. Доконает меня эта ночная работа.

Гренц открыл ящик стола, извлек бутылку и стопку. Наполнил стопку до самого края и одним глотком осушил ее.

– Уф, – выдохнул он. – Вам не предлагаю, Марлоу. Заключенным не положено.

Он закупорил бутылку и отодвинул от себя, однако недалеко, чтобы легче было дотянуться.

– Думаете, нам придется что-то доказывать, Марлоу? А что, если у нас уже есть признание?

Словно ледяные коготки какого-то мерзкого насекомого пробежали по моему позвоночнику.

– Тогда зачем вам мои показания?

– Для порядку, – хмыкнул Гренц. – На суде подробности будут не лишними. И дело даже не в ваших показаниях, Марлоу, а в том, на каких условиях мы согласны отпустить вас. Если, конечно, вы проявите желание сотрудничать.

Я молча смотрел на Гренца. Он шуршал бумагами, беспокойно ерзал на стуле, поглядывая на бутылку, – ему стоило больших усилий ее не цапнуть.

– Возможно, хотите услышать либретто целиком? – Гренц хитро покосился на меня. – Ладно, так и быть, расскажу. А то решите, что мы тут даром время тратим.

Я потянулся к столу, и Гренц, решив, что я покушаюсь на его бесценную бутылку, сунул ее в ящик. Я затушил сигарету о край пепельницы, откинулся на спинку стула и закурил еще одну.

Гренц затараторил:

– Леннокс сошел с самолета в Масатлане – городишке на тридцать пять тысяч жителей – и исчез на пару-тройку часов. Затем высокий смуглый брюнет со шрамами на лице – возможно, следами ножевых ранений – под именем Сильвано Родригеса купил билет до Торреона. Его испанский был весьма неплох, но не для человека с таким именем. К тому же для настолько смуглого мексиканца он был слишком высок. Пилот сообщил в полицию. Мексиканские копы звезд с неба не хватают – если что и сделают быстро, так это продырявят тебя без суда и следствия. Они явились за ним в аэропорт, но его и след простыл. Он сел на чартерный рейс до Отатоклана – курортного городишки на озере. Пилот чартера когда-то проходил подготовку в Техасе и неплохо говорит по-английски. Всю дорогу Леннокс делал вид, что не понимает его.

– Если это был Леннокс, – вставил я.

– Не спешите, дружище. Это был Леннокс, кто ж еще? В гостинице он зарегистрировался под именем Марио де Серва. У него был пистолет, «маузер» калибра семь шестьдесят пять, впрочем, в Мексике этим никого не удивишь. Пилот чартера заподозрил неладное и шепнул словечко местным копам. Они взяли Леннокса под наблюдение, связались с Мехико, и дело закрутилось.

Чтобы не смотреть мне в глаза, Гренц вертел в руках линейку.

– Резвый малый ваш пилот. И какая забота о пассажирах! Думаете, я поверю в эту чушь?

Внезапно Гренц посмотрел прямо на меня.

– Нам нужен быстрый суд и статья за непредумышленное убийство, – сказал он сухо. – Мы не станем копаться. Она была из влиятельной семьи.

– Вы о Харлане Поттере?

Гренц коротко кивнул.

– Вот же ерунда, – продолжил он. – Спрингер мог бы выжать из этого дельца все. Секс, скандал, денег куры не клюют, неверная красотка-жена, муж – инвалид войны… Шрамы оттуда… Да газеты бы слюной захлебнулись! А так придется уползти ни с чем. – Гренц пожал плечами. – Хотя шефу виднее. Так как насчет показаний? – Он обернулся к магнитофону, который тихо шуршал лентой.

– Выключите, – сказал я.

Гренц бросил на меня злобный взгляд:

– Понравилось в тюряге?

– Там не так уж плохо. Не самая рафинированная публика, но кому нужна рафинированная. Сами посудите, Гренц, вы пытаетесь сделать из меня стукача. Называйте меня твердолобым и сентиментальным, но я человек практичный. Допустим, вы решите нанять частного сыщика – вижу, вам ненавистна даже мысль об этом, но допустим, другого выхода у вас нет. Вы наймете человека, заложившего друга копам?