Наполеон провел в Смоленске всего три дня, боясь, что Чичагов и Витгенштейн успеют пресечь ему отступление на реке Березине, но князь Кутузов фланговым движением уже преградил ему дорогу 3 ноября у Красного, прославленного в начале войны подвигом Неверовского. Наполеону надлежало здесь пробиваться чрез русские войска, проходя дорогу под сосредоточенным огнем русских батарей, поставленных вдоль дороги. Кутузов не хотел и здесь вступать в битву с Наполеоном, но он решил, прежде чем допустить французов по Березине, ослабить французскую армию и разгромить те ее корпуса, которые еще сохранили военное устройство и были способны к сопротивлению. Цель эта была вполне достигнута: разбиты были совершенно корпуса маршалов Даву и Нея. В течение 3-х дней сражения у Красного, французы потеряли 6000 убитых и раненых, 20 000 пленных и 116 орудий, тогда как мы потеряли всего до 2000. Сам Наполеон спешил переправиться с гвардией за Днепр, узнав, что отряды русских войск заходят ему тыл. Пленных было у русских уже так много, что не знали, что с ними делать: целые сотни их отправляли во внутренние губернии под стражей нескольких солдат.

Вечером 6 ноября, по окончании боя, Кутузов подъехал к бивуакам гвардейского корпуса и у палатки его командира, генерала Лаврова, сел пить чай. В это время кирасиры привезли отбитые французские знамена и составили из них навес в роде шатра. Хваля подвиги войск, фельдмаршал заметил: «Если по совести разобрать, то теперь каждый не только старый солдат, но и новичок-ратник столько заслужили, что осыпь их алмазами — они все еще недостаточно будут награждены. Ну, да и что говорить, истинная награда не в крестах и алмазах, а в совести нашей». Потом Кутузов рассказал, как он гордился, получив георгиевскую звезду за взятие Измаила и представлялся по этому случаю императрице Екатерине. «Иду я себе, думаю: у меня Георгий на груди, дохожу до кабинета, отворяются двери и — что со мной сталось и теперь не опомнюсь: я забыл про Георгия и что я — Кутузов, я ничего не видал, кроме небесных голубых очей, кроме царского взора Екатерины. Вот была награда!» Кутузов замолк, и все кругом его молчало. Один из семеновских офицеров сказал: «Это напоминает сцену из трагедии «Дмитрий Донской». Другой закричал: «Ура спасителю отечества!» И это «ура» повторило все войско. Этот торжественный возглас тронул каждого из присутствовавших, а Кутузова более всех. Он вдруг встал на скамейку и закричал: «Довольно, довольно, друзья, эта честь не мне, а русскому солдату — и, бросив вверх фуражку, закричал: — Ура доброму русскому солдату»! Когда затихли возгласы, Кутузов продолжал беседу и прочел новую басню Крылова: «Волк на псарне», которую только что получил из Петербурга. Вместо овчарни попав на псарню и почуяв беду, волк (Наполеон) попробовал вступить в переговоры.

Читая этот последний стих, князь Кутузов снял фуражку и указал на свои седины. Присутствовавшие поняли смысл басни, когда он дочитал ее до конца и громкое «ура» раздалось по войскам. За подвиги русских войск в Смоленской губернии Кутузову пожаловано было наименование «Смоленского».

Тяжела была участь, постигшая Наполеоновы войска под Красным, но еще тяжелее была участь тех безоружных и отсталых его армий, которые, ища спасения от голода и холода, бросались в села и деревни по обе стороны столбовой дороги. Тут на неприятелей обрушилось мщение народа. По рассказу современников, появлявшиеся из лесных трущоб толпы крестьян бросались на мародеров, останавливали кареты и ряды экипажей, в которых сидели раненые или истомленные французские чиновники, часто с женами и детьми. Сверкающие ножи, топоры и рогатины были первым выступлением к страшной участи, ожидавшей врагов среди темных осенних ночей в стране для них неизвестной. Напрасны бывали слезы, убеждения, напрасны обещания богатого выкупа, клятвы прислать из отечества еще богатейшие. Неприятели говорили языком чуждым: их мольбы были непонятны… Иногда, смягченные воплями и отчаянием, старейшие из крестьян дозволяли неприятелям бросать между собою жребий: черный и белый — на жизнь и смерть и оставляли жизнь, кому выпадал белый. Случалось, что детство и красота находили пощаду. Вообще же общим голосом против врагов было: «Зачем вы пришли топтать наши поля, разорять и позорить дома? Разве не вы, злодеи, сожгли города и села? Не вы ли, нечестивцы, ставили коней в святые церкви Божии?»

Переправившись у Орши через Днепр, Наполеон, провожаемый казаками, «этой, по его выражению, неопасной, но утомительной конницей», двинулся к Березине. Морозы стали крепчать «Главная квартира Наполеона, гвардия и прочие войска шли перемешавшись, в величайшем беспорядке, — говорит Дюма, генерал-интендант французской армии. — Марш или, лучше сказать, бегство к Орше, был самою плачевною картиною, какая может поразить сердца и взоры французского солдата. Грустно было смотреть на императора, когда он верхом, окруженный с своим штабом, с трудом пробирался сквозь толпы солдат, большею частью безоружных, не сохранявших ни малейшего порядка. На половине перехода Наполеон остановил гвардию, велел ей построить каре и, вступив в средину его, сказал слабым дрожащим голосом: «вы видите расстройство армии. По несчастному стечению обстоятельств, большая часть солдат бросила ружья. Если вы последуете их гибельному примеру, то вся надежда потеряна. Вам вверено спасение армии, вы оправдаете мое выгодное о вас мнение. Необходимо не только офицерам наблюдать за порядком службы, но и солдатам строго смотреть друг за другом и самим наказывать тех, кто удаляется из полков».

Но, приближаясь к Березине, Наполеон получил неожиданное известие, что адмирал Чичагов уже прибыл туда со своими войсками, разбил генерала Домбровского и занял город Борисов, где Наполеон думал совершить переправу. Эти действия Чичагова могли привести к тому, что сам Наполеон с остатками своей армии должен бы был сдаться русским. Но перед этой опасностью проснулась душевная сила Наполеона, подавленная рядом неслыханных бедствий. Прибывшему к нему на помощь со свежими войсками маршалу Удино он приказал выбить русских из Борисова и делать вид, что французы приготовляются к переправе через Березину ниже Борисова. Сам он с прочими войсками отправился вверх по течению Березины к деревне Студянке, где найден был незадолго перед тем брод французской кавалерией. Пред рассветом 14 ноября Наполеон приехал в Студянку, тотчас распорядился постройкой двух мостов через реку, воды которой еще не замерзли, а для защиты постройки велел поставить на возвышенном берегу Березины 40-пушечную батарею. К счастию французов, на противоположном берегу находился лишь слабый отряд русский, так как Чичагов, обманутый ложными приготовлениями Удино, двинулся на 30 верст ниже по течению Березины, к Шабашевичам. Наполеон переправил через реку часть пехоты, которая оттеснила русских в лес и овладела дорогою на Вильну, проходившею через Зембинские болота. Дорога эта оказалась, по небрежности Чичагова, в полной исправности, а мосты и гати чрез болота невредимыми: между тем, при самом начале войны, они были исправлены, по распоряжению принца Ольденбургского, для надобностей русских войск. Эта неожиданная удача придала еще более надежд Наполеону на счастливую переправу. Ободренные личным присутствием Наполеона, саперы по грудь в воде ставили для мостов козлы, спеша постройкой. С часу на час можно было ожидать возвращения Чичагова и приближения к Студянке войск Витгенштейна, теснившего стоявший против него корпус маршала Виктора; между тем к Борисову приближались уже передовые войска Кутузова под начальством Платова и Ермолова. Когда мосты были окончены постройкой, Наполеон с бывшими при нем войсками переправился через Березину в течение 14 и 15 ноября, отбивая нападение части войск Чичагова, и направляя отступление своей армии чрез Зембинские болота, мосты и гати которых не были уничтожены растерявшимся Чичаговым. Французы, участники переправы, писали потом: «Стоило только какому-нибудь казаку взять огня из своей трубки и зажечь мосты, и тогда все усилия наши и переход чрез Березину сделались бы тщетны. Взятые на узком пространстве между болотами и рекою, без пищи и приюта, подверженные беспрерывной метели, главная армия и ее император были бы принуждены сдаться без боя». Другой очевидец говорит: «Если бы русские сожгли Зембинские мосты, то нам ничего другого не оставалось бы, как повернуть к Минску, налево, где была армия Чичагова, потому что вправо на несколько лье находились непроходимые болота и топкие леса: Наполеон не имел бы никакого средства к спасению». Чичагов тем более был виновен в этой оплошности, что Кутузов заранее предписывал ему принять меры к уничтожению сообщений чрез Зембинские болота.