В приемной ночной дежурный помощник министра пил чай из стакана с подстаканником. Его утренний сменщик, полусняв пальто, с кем-то говорил по телефону. Оба помощника кивнули Слесаренко, говоривший по телефону указал глазами на диваны в углу приемной.
Там уже сидели два посетителя, в одном из которых Виктор Александрович узнал начальника Тюменьнефтеспецстроя Чернявского, красавца-брюнета, сверкавшего белыми носками над матовой чернотой дорогих ботинок. Чернявский приподнялся, здороваясь со Слесаренко за руку, и пересел чуть в сторону, приглашая занять место рядом. Мужчина на соседнем диване кивнул и снова спрятался за газетным листом.
— Когда улетаешь? — спросил Чернявский.
— Вечерним из Внукова.
— Я тоже. Это хорошо. Поговорить бы надо.
— Значит, поговорим, — сказал Слесаренко, потянулся к журнальному столику за лежащими там свежими газетами. В этот момент в приемную вошел министр, без улыбки поздоровался. Все находящиеся в приемной привычно, но без армейского акцента, встали. Шедший за министром «носитель портфеля» Верин улыбнулся всем, а Слесаренке даже подмигнул: мол, все в порядке, сейчас примут.
— Юрий Константинович! — мужчина с газетой двинулся было от дивана к двери, но был остановлен дежурным помощником, лицо и поза которого выражали скорее огорчение, нежели удивление нештатным поведением посетителя. Министр скрылся за дверью, следом прошел Верин и, обернувшись в тамбуре, сделал Виктору Александровичу два знака: ткнул в него пальцем — «ты» — и поднял ладонь — «чуть позже».
— Я депутат Государственной Думы Луньков, — отчетливо произнес мужчина и протянул помощнику раскрытое толстое удостоверение. — Третий день я не могу попасть к министру на прием. Это безобразие. Я лично созванивался с Юрием Константиновичем, и он обещал принять меня незамедлительно. Незамедлительно! Между тем, третий день я вижу, как все вы попросту игнорируете распоряжение министра, о чем я непременно доложу Юрию Константиновичу и потребую, чтобы вас наказали. И строго наказали…
— Ну, какой же вы суровый и страшный человек! — раздался от двери хорошо поставленный, приятного тембра женский голос. Невысокая субтильная блондинка в лисьей серебристой шубке шла к столу, делая испуганные глаза и разводя руками.
— Ну, Алексей Бонифатьевич, ну, миленький, ну что же вы нас обижаете! Мы же вас любим, как родного! Министр уже здесь? Хорошо. Звонки были? Список, хорошо. Вы же наш самый дорогой гость, Алексей Бонифатьевич! Вот я как женщина просто радуюсь, когда вижу вас в приемной! Я вчера ночью мужа вашим именем назвала, так до сих пор тело в синяках! Вам показать? Переведите звонки на мой прямой…
Весь этот театрализованный монолог секретарша Леночка выдала залпом, успев снять шубку и повесить ее в шкаф, поправить у зеркала волосы, хлопком ладони по плечу согнать со своего кресла ночного дежурного — у помощников напротив министровской двери был собственный кабинет, пробежать глазами список посетителей и завершить этюд бронебойной улыбкой, адресованной депутату Госдумы, и только ему одному.
— Что вы, Леночка, — забормотал Луньков, приглаживая горстью редкие волосы и привставая на носках остроносых башмаков с высоченными каблуками. — Я ведь не про вас. К вам, Леночка, у меня огромное…
— Вот и прекрасно, Алексей Бонифатьевич! Хотите чаю? У меня специально для вас есть прекрасный «Липтон».
Схватив электрический чайник, Леночка приподняла его: степень тяжести подсказывала — полный, и щелкнула включателем.
— Да сядьте вы, милый вы наш! А то мне, право, неловко: вы стоите, я сижу…
И рассмеялась. Окончательно смутившийся Луньков поозирался и сел в кресло у секретарского стола, спиной к окну, расширившимся от злости лицом — к двери министровского кабинета. Поневоле ставший свидетелем этой смешной и одновременно унизительной сцены, Виктор Александрович в который раз оценил профессиональные качества секретарши министра. Его собственная секретарша в городской Думе была чванливой и глупой девицей, доставшейся Слесаренко по наследству от прежнего хозяина думского кабинета, от которой он не знал, как избавиться. Старый хозяин, сдавая дела, попросил Виктора Александровича: «Татьяну не трогай. Устроюсь — заберу». Прошло два года, старый хозяин пропал в Голландии, директорствовал там в каком-то совместном русско-голландском предприятии и совершенно не пытался вызвать к себе толстоногую Танечку.
Депутата Госдумы Лунькова он воочию видел впервые. Хотя знал, что есть такой, бывший комсомольский и профсоюзный деятель, неудавшийся предприниматель, выигравший выборы в Государственную Думу России на публичных слезах по гибнущим народам Севера и обещаниях превратить нефтяное Приобье в российский Кувейт. На выборах он поносил министра, бывшего губернатора Тюменской области, обвинял его в развале области, обнищании ханты и ненцев и поголовном ограблении сибирских нефтяников ради обогащения кремлевской мафии. Прошел Луньков на «ура», оставив далеко позади нефтяного «генерала» и бывшего первого секретаря одного из приобских городов — главных своих конкурентов, дравшихся на выборах между собой и совсем не принимавших выскочку Лунькова в расчет.
На столе у секретаря пискнул телефон, Леночка сняла трубку: «Слушаю, Юрий Константинович», — поглядела на Слесаренко и кивнула в сторону двери. Виктор Александрович подхватил папку и быстро пошел вперед, услышав позади негодующий возглас Лунькова и ласковый щебет Леночки.
В тамбуре он почти столкнулся с выходящим из кабинета Вериным. Тот ободряюще улыбнулся и шепнул:
— Давайте, Виктор Александрович. Только настроение у министра не очень…
Говорили, что раньше в этом кабинете сидел Орджоникидзе, а может, и сам Лаврентий Павлович Берия. Кабинет был большой, светлый, с огромной картой-макетом энергетической системы бывшего СССР на стене. Стол министра располагался не в дальнем, противоположном от двери углу кабинета, как это принято в верхах, а слева от двери, у окна, почти вне поля зрения входящего, и новички зачастую терялись: а где же министр? — и конфузливо топтались у порога.
— Проходи, Виктор Александрович, — сказал министр.
— Посиди минутку, хорошо?
Министр выглядел хмурым, задумчивым. После переезда из Тюмени в столицу он слегка располнел, огладился лицом, приобрел неизбежную — «иначе не поймут» — столичную осанку и холеность, привычку говорить на «ты», но по имени-отчеству, а в особо доверительных случаях по отчеству: Никитич, Саныч, Леонидыч. Слесаренко уважал его как политика и хозяйственника, сильно продвинувшегося за короткий период в Москве в понимании ситуации, умении ладить с большими людьми, избегать опасных поворотов и видеть цель за повседневной властной суетой. И в то же время Слесаренко, знавший Шафраника еще совсем молодым начальником в Лангепасе, работавший вместе с ним в областном Совете, никак не мог выкинуть из памяти, что сидящий перед ним влиятельный член правительства, «свой человек» в ближайшей команде премьера Черномырдина — на семь лет младше Виктора Александровича; грубо говоря, пацан, вознесшийся в верха на волне кадрового безрыбья времен яростной ельцинской «демократизации», когда опытные управленцы масштаба бывшего первого секретаря Тюменского обкома Богомякова были отброшены на обочину. Виктор Александрович понимал, что, скорее всего, несправедлив к молодому министру, дольше других в правительстве сохранявшему свой ключевой пост, хотя пресса «снимала» Шафраника не менее раза в квартал; понимал, но в минуты самооткровений ловил себя на том, что думает о «Юрике» с легким небрежением старшего.
Министр закончил подписывать лежавшие перед ним бумаги. Пришел Верин и забрал их, вполголоса напомнил министру о депутате Лунькове, вызвав гримасу на лице Шафраника. Когда за помощником закрылась дверь, министр взял с края стола пластиковую папку, уронил ее перед Виктором Александровичем.
— Вот, полюбуйся, чем заниматься приходится.
В правом верхнем углу папки была приклеена этикетка с аккуратной компьютерной надписью: «Депутат Государственной Думы Луньков А.Б.». Слесаренко раскрыл папку, полистал содержимое. На именных голубоватых бланках значилось: «Министру топлива и энергетики Российской Федерации…». Взгляд тренированного казенного читателя выхватывал в словесной размазне ключевые фразы: «Прошу изыскать возможность предоставления АО «Инвестнефть» льготного кредита в размере 1 (одного) миллиона долларов… Выделить 200 тысяч тонн сырой нефти компании «Сибимпекс» в счет госзаказа АО «Ноябрьскнефтегаз»… Ходатайствовать о снятии таможенных пошлин и госакцизов с АО «Инвестнефть»… Оказать материальную помощь в рамках программы развития малого бизнеса ИЧП «Сосна» в размере…».
