— Хорошо, тетя Рая, — сказал он. — Я вам на днях перезвоню. Вы, главное, не расстраивайтесь. Нет таких проблем, которые нельзя решить.
Старуха заплакала, и Лузгин еще минут пять ее успокаивал, с каждым собственным словом все больше сознавая, что теперь обратного хода нет, и он вынужден будет, если у него ничего не получится, послать стариков на юг за собственный счет. Потом, когда мылся и брился, варил и пил кофе, в голову пришел вечный вопрос: почему? Ну почему он должен всем этим заниматься?
В начале десятого он достал из «дипломата» свой телефонный «поминальник» и засел за аппарат.
Первым делом он позвонил знакомой директорше туристического бюро: сделал когда-то про них рекламную передачу, с тех пор встречались то тут, то там.
Директорша была рада звонку, к просьбе отнеслась со вниманием, попросила минуту для консультаций. Лузгин не успел еще выкурить сигарету, как директорша снова появилась на линии и предложила вариант: турецкий курорт Анталья, прекрасный климат, тихое место (турки — мусульмане, там особо не попьешь). Проблему с загранпаспортами она брала на себя, Лузгину требовалось лишь подтолкнуть звоночком ОВИР. Насчет путевок договорились так: Лузгин в течение трех месяцев бесплатно «катает» в своих передачах рекламный ролик турбюро, за это директорша выдаст путевки старикам «в порядке благотворительности» — пусть только принесут бумагу от совета ветеранов.
Звонок заместителю начальника ОВИРа тоже был успешным: зам обещал быстро оформить паспорта, лишь бы милиция и ФСК не тянули с визированием анкет. В службе безопасности у Лузгина контактов не было, но милиция «сидела» рядом с «контриками», а там мог подсуетиться друг-начальник из ОМОНа, которому Лузгин сразу и позвонил, но нарвался на первую неприятность: друг-начальник вместе с отрядом своих бойцов был в Чечне, командировка заканчивалась в апреле, это поздно.
Отложив на время решение паспортных вопросов, Лузгин позвонил директору местной авиакомпании, возившей на своих самолетах оравы «челноков» до Стамбула и обратно. Бравый и горластый авиационный начальник заявил, что для хорошего человека два места в хвосте всегда найдутся, даже денег не надо.
— А что надо? — спросил Лузгин.
— Слушай, Васильич, три недели не могу попасть на прием к Рокецкому. Организуешь?
— Зачем он тебе нужен?
— Покупаем новые самолеты — классные, по всему миру летать будем, кучу денег заработаем. Мне дают валютный кредит, но только под гарантию областной администрации. А я к Рокецкому пробиться не могу.
— Ну, а Мартынушкин, его первый зам по финансам?
— Э, Сергея Николаевича на худой козе не объедешь…
— А что, коза совсем худая?
— Шесть миллиардов долгов по бюджетам у нас. Мартын мне голову отрубит, если я к нему сунусь.
— Так ты решил Рокецкого подставить…
— Ну почему подставить? Без этого кредита мы из дыры не вылезем, тогда уж точно бюджетные долги не вернем. Надо же перспективу видеть…
— Ладно, перезвоню. Но чтоб стариков первым классом отправил!
— Ну, если дело выгорит…
— Нет, начальник, так не пойдет, — сказал Лузгин. — Ты меня о чем просил? Аудиенцию устроить. Так вот, встречу я тебе организую, но за последствия не отвечаю. Ты мне билеты — я тебе прием. Договорились?
— Черт с тобой, Васильич. Пойдет. Но ты там объясни поубедительней…
Распрощавшись с бравым авиатором, Лузгин набрал номер помощника областного губернатора Пустовалова.
— О, привет, — сказал Пустовалов. — Чего редко заходишь? Зазнался, любимец народа?
— Да повода не было, Александр Иванович, — ответил Лузгин.
— А теперь повод есть, — насмешливо проронил помощник. — Что надо? Говори.
Лузгин сказал, что надо.
— Ну зачем он опять лезет с черного хода, — неприязненно произнес Пустовалов. — Был же у них разговор с Мартынушкиным, ему сказали: представишь убедительный бизнес-план, тогда дадим гарантию. Кредит ведь возвращать придется, отрабатывать. Ну, купит он эти «Боинги», а кого на них возить станет? Колхозников? В Малайзию! Надо же все считать…
— Я понимаю, Иваныч, — сказал Лузгин проникновенным голосом, он это умел, — но прошу тебя о личном одолжении: допусти ты этого летчика-налетчика хотя бы на пять минут. Пусть его Юлианыч потом пинками из кабинета выгонит, мне насрать, но на прием запиши.
— А чего это ты за него так хлопочешь? — спросил мудрый змий Пустовалов.
— Да надо двух ветеранов на отдых отправить его самолетом. Обещал бесплатно.
— И всех делов? Да напишите вы от Союза журналистов письмо на Медведева, он ветеранскими делами занимается, оплатим билеты, какой разговор. И не суй ты голову свою в эти игры, Васильич, без тебя разберутся. Если, конечно, у тебя там других интересов нет.
— Какие интересы? — возмутился Лузгин.
— Успокойся, — примирительно сказал Пустовалов. — Когда дело на миллионы долларов, тут всякие интересы выплывают. Ты поосторожнее с просьбами, замараешься ненароком, Вова. Думай, за кого и о чем просить.
— Да нет у меня никаких таких интересов! — почти заорал в трубку Лузгин. — Тебе, Александр Иванович, одни гадости всюду мерещатся, креститься надо, понял?
— Работа такая, — беззлобно ответил Пустовалов. — Ладно, закончили. Звони Медведеву, он на месте. Как с передачей?
— Порядок. Ставим в программу.
— Ну, бывай…
Лузгин тут же позвонил начальнику управления делами Вячеславу Медведеву и решил свой вопрос в две минуты. Медведев дал слово помочь, если вдруг что, и с ОВИРом. Обрадованный Лузгин вознамерился тут же звонить Раисе Михайловне, но не смог вспомнить номер, а самое главное — забыл ее фамилию, и сидел сиднем у телефона, тупо уставившись на стену, пока не «догадался», что фамилия у нее такая же, как у сыновей. Он хлопнул себя ладонью по лбу: всё, батенька, уходим в глухую завязку; порылся в телефонном справочнике и нашел нужный номер. На всякий случай, для проверки, набрал его и, когда услышал голос тети Раисы, сразу нажал на рычаг, а потом связался с директоршей туристической фирмы, доложил, что все вопросы решены, и попросил её, чтобы сама позвонила старикам и чтобы начинали оформление документов.
Лузгин глянул на часы: было девять сорок. «Быстро работаешь, Вова!» — похвалил он себя и принялся разгуливать по пустой квартире. Жена работала с восьми, и Лузгин уже привык просыпаться в её отсутствие, привык к утреннему своему одиночеству, и когда по выходным он вдруг натыкался на жену, то удивлялся и даже вздрагивал, особенно если был с похмелья.
Самым тяжелым в эти утренние часы было найти себе применение. Чтение книг требовало определенного напряжения и внимания, что плохо получалось у Лузгина спросонъя. По телевизору транслировали ерунду, все домашние видеофильмы он пересмотрел, а новых не было. К тому же сегодняшняя ранняя удача с делом стариков привела Лузгина в бойцовское настроение, которое требовало или разрядки, или продолжения, что так или иначе было связано с выпивкой. Поэтому, послонявшись в пижаме по комнатам еще немного, Лузгин сказал себе: «Только пиво!» — и пошел переодеваться, посвистывая нечто блюзовое в лад настроению.
Он вызвал такси, позвонил в редакцию и дал указание всем говорить, что он на встрече с представителем президента Щербаковым: и звучит солидно, и проверять никто не станет. Но на всякий случай он звякнул Саше Новопашину, помощнику Щербакова, и попросил по-дружески «прикрыть» его, ежели будет искать студийное начальство: мол, где-то здесь бегает. Новопашин не удивился просьбе, но в ответ намекнул, что и в самом деле пора бы зайти, обговорить будущую передачу. Лузгин поклялся, что завтра заглянет.
В коммерческом ларьке на углу Минской и Котовского он купил четыре двухлитровые пластиковые бутыли темного английского пива «Монарх», кое-как уместил их в полиэтиленовом, тут же купленном, пакете и поволок на четвертый этаж соседней с ларьком «хрущёвки», где жил бывший студийный кинооператор Комиссаров.
Лузгин толкнул никогда не запиравшуюся дверь и вошел в маленькую прихожую, темную и грязную, с полу-ободранными обоями. В ноздри шибануло запахом жареного лука, мертвой табачной кислятиной. Не разуваясь, он прошел в комнату, стукнул об пол тяжелым пакетом.
