В этот раз хмыканье девушки вышло каким-то очень понимающим и даже сочувствующим.

— Ну да, мания стариков увидеть внуков — или, в вашем случае, правнуков, помноженная на беспокойство достаточно старого короля, который тревожится о судьбе своего государства.

— Вот, вы понимаете. Дед все же прав, вы… Вы и впрямь подходите. Мне кажется, мы и в самом деле смогли бы неплохо ужиться.

— Ой, не надо! Он может быть сто раз прав, и я могу его понять, политика всегда и везде остается грязной, а ваш брак, ваше высочество — это дело политическое. Но, знаете, лучше бы он поговорил со мной прямо. Я не люблю, ваше высочество, когда меня загоняют в угол. Никто такого не любит. Советую запомнить, как будущему королю, пригодится.

— А если бы прямо… ты бы согласилась?

Джегейль пожала плечами, как будто не заметив случайно вылетевшего «ты».

— Честно? Вряд ли. Но, по крайней мере, мы бы нормально все обсудили, и никто из, — она недовольно поморщилась, — сторон этого глупого конфликта не чувствовал бы себя обманутым, обиженным, использованным и так далее. Нужно же, в конце концов, людьми оставаться.

— Не перегибай, — негромко сказал граф фор Циррент. — Его величество действовал в рамках традиций. Возможно, на грани, но не нужно обвинять, не зная точно. Да и зная… не нужно.

— Как скажете, — голос Джегейль прозвучал почти равнодушно: наверное, нелегкий разговор вымотал ее. Уж если из Ларка все нервы, кажется, вытянул…

«Напьюсь», — подумал Ларк, и тут же понял: нет, как бы ни хотелось, не напьется. По банальнейшей причине: времени нет на душевные терзания. Нужно переговорить с Рени, пусть отправляет первую партию шаров в Неттуэ. Охрану выделить. А самому мчать в столицу и выводить войска на юг. Да, с дедом поругаться тоже времени не будет. Может, и к лучшему.

— Я все же надеюсь, что мы останемся друзьями. Ты… вы еще не видели, что у нас появилось за этот месяц, верите ли, я ждал вас, чтобы похвастать, а не ради этого разговора. Вам должно быть интересно.

— Боюсь, сегодня мне уже ничего не интересно. Простите. Я… если честно, я хочу закрыться у себя в спальне и выплакаться. Может, полегчает.

— Тебе просто нужно отдохнуть, — во взгляде графа мелькнуло сочувствие. — Ваше высочество, я полагаю, вам — тоже. И, поверьте оба словам если и не старого и мудрого, то, по крайней мере, опытного человека: не произошло ничего, и в самом деле достойного слез или, скажем, желания напиться. Ситуация вполне разрешима, было бы обоюдное желание. Разберемся. Если хотите, ваше высочество, я сам поговорю с королем.

— Было бы неплохо, — буркнул принц. — Дед не одобрит, скажет, спрятался за чужой спиной, но, право же, у меня сейчас хватает забот и помимо его планов на мою семейную жизнь. Весна в этом году ранняя, скоро перевалы станут проходимы. Я не задержусь в столице.

Он поклонился и вышел. Остановился, прислонившись затылком к стене у самой двери. Напиться все же хотелось. Интересно, много ли в жизни деда было еще случаев, когда он перехитрил самого себя?

— Знаешь, дорогая Джегейль, мне тоже интересно, — граф подал ей руку, придержав дверцу кареты, подождал, пока усядется, и сел напротив. Стукнул кучеру: — Трогай! Так вот, интересно: если бы его величество не перехитрил самого себя, а и в самом деле поговорил с тобой прямо и откровенно, ты могла бы согласиться? Ты сказала принцу «вряд ли»; это было «возможно, да» или «скорей всего, нет»?

— Сама не знаю, — призналась Женя. — Учитывая, какую именно мысль я хотела до него донести, это был лучший ответ, вот и все. Впрочем… скорее, все-таки «нет».

Солли прикрыла глаза, укутавшись в меховую накидку, а вот Женя чувствовала себя до странности бодрой. Вчера она вволю выплакалась и как-то резко, сразу успокоилась. Может, сыграло роль то, что вывалила все раздражение, обиду и злость на беднягу Ларка, а может, помогли уверения графа, что он не станет гнать ее в королевы силой. Она прекрасно выспалась, наконец-то не ощущая качки, с аппетитом позавтракала, удручало лишь понимание, что до дома придется еще долго трястись в карете и скучать, имея возможность размять ноги лишь на коротких остановках.

Обществу графа она искренне радовалась. По крайней мере, скучать не придется!

— Вы ведь расскажете мне, что нас ждет в столице? Или это тема для вашего рабочего кабинета?

— Учитывая, сколько всего могло произойти за те дни, что меня там не было…

— Понимаю. Нет, все-таки тяжело вот так, и почему ваши маги не придумали телепортацию? Хотя теперь все равно, наверное, не было бы для нее ресурса, да?

— Ты не хочешь говорить о Ларке? — спросил граф.

— Не хочу. Может, он и не виноват, но, понимаете, король — это король, правительство это вообще… как стихия, что ли? Глупо ведь обижаться на дождь или бурю. А Ларк — он ближе, понятнее. И обидеться легче. Да ладно, все пройдет. Главное, что вы меня продавать ему в жены не стали, вот за это спасибо. Правда, я это ценю. Я ведь понимаю, породниться с короной — невероятный престиж, куча плюшек и все такое.

— «Плюшек»? Оригинально, — хмыкнул граф. — Можешь считать, что мне хватает того престижа, который я заслужил сам. А «плюшки», если я правильно понял, что именно ты имеешь в виду, — на его лице мелькнула быстрая улыбка, — предпочитаю те, которые дает твое присутствие в моей семье и в моем доме.

— Это какие?

— Семья, — просто ответил он. — Не поверишь, может, но я скучал.

— Я тоже, — призналась Женя. — Вы не представляете, ужасно соскучилась! В Линде было интересно, дядюшка Винс и тетушка Цинни прекрасны, по ним тоже скучать буду, но… соскучилась. Правда ведь такое чувство, что домой возвращаюсь.

Карету тряхнуло, ровно и сонно дышавшая Салли всхрапнула, а граф вдруг взял Женю за руку и поцеловал запястье.

— Очень рад это слышать… милая Джегейль.

— Значит, ты не подстегивал все эти слухи? Очень рад это слышать, — Ларк смотрел на деда в упор и, кажется, впервые в жизни давил, вынуждая отвечать не аргументами, а чистой силой: пока добрался до столицы, злость и обида нисколько не утихли, даже, кажется, стали ярче и острей. Дедовы хитромудрые планы так… глобально и категорически все испортили! — И все же ты мог бы приструнить прессу. Ведь мог? И в охрану дать других людей тоже мог! Раз уж вообще влез в это дело, вместо того, чтобы оставить его, как подобало бы, на усмотрение графа фор Циррента!

Дед поморщился:

— Я все же настаиваю, что девушка могла бы стать твоей женой. Она хорошо к тебе относится.

— Относилась. До того, как наслушалась всех этих глупых сплетен. Дед, ну рассуди же ты здраво! — больше всего Ларку сейчас хотелось как следует прополоскать заплесневевшие дедовы мозги. — Ты ведь ее смотрел, ты знал, насколько она другая! И все равно решил, что она, услышав о том, что ее считают будущей королевой, обрадуется, как любая из наших дур? А она, вот досада-то, задумалась о том, кому выгодны эти слухи, и сделала вывод, что или ты сам, или мы с тобой оба пытаемся на нее давить. А я ведь тебе говорил, я тебя предупреждал!

— Ладно. Я сам с ней поговорю.

— Дед!

— Что, внук? Если ты не смог, — в голосе короля прорезалось привычное Ларку с детства ехидство, — полагаю, мне ничего не остается, как исправить дело.

— Дед, послушай меня и поверь хоть раз, что я знаю лучше, — Ларк старался вложить в голос всю свою убежденность. — Если ты на нее надавишь, она заметит, и ей это не понравится. Если ты втихую изменишь ее чувства, она вполне может догадаться, ты ведь не станешь делать из нее дуру, ее логика никуда не денется. Она сопоставит факты, задаст себе все тот же вопрос: «Кому выгодно?»… И сделает совершенно правильные выводы. Она не простит, ты это понимаешь? Для нее брак — это любовь, а любовь — то, во что она не потерпит чужого вмешательства. Мы потеряем даже то, что имели — ее лояльность короне. Дед, я тебя умоляю! Ты готов совершить фатальную ошибку, а расплачиваться придется мне! Ты достаточно уже наломал, просто оставь это мне, я прошу тебя.