Но невозмутимое выражение быстро вернулось на лицо Пряхи.

— Я собираюсь дать тебе еще один шанс. Обычно мне не свойственно такое великодушие.

Я тут же представила всех тех, кого она обошла своим великодушием. Сгноили ли этих людей в камере или просто вырвали нити неугодных жизней из ткани?

— Что происходит? — спросила я. Перед глазами у меня стоял пучок свисающих с крючка нитей.

— Что происходит когда?

— Когда вырывают нити. Куда их девают?

Мэйла улыбнулась вновь, но теперь улыбка ее была полна яда.

— Возможно, тебе лучше вернуться в класс и выяснить это, вместо того чтобы прохлаждаться в камере.

Она оставила меня размышлять над ее словами. В глубине души я понимала, что на некоторые вопросы мне не суждено было получить ответа. И нора правда не смогла объяснить мне этого раньше. Вот только зачем было скрывать суть действия, которое являлось неотъемлемой частью нашей работы?

Разве что вырванные нити можно было хранить.

Я так ожесточенно кусала губы, что они потрескались, и теперь во рту постоянно ощущался металлический привкус крови. Держаться тише воды, ниже травы мне было слишком тяжело — ведь Приана осталась в моей группе. Мэйла официально освободила меня через несколько дней после нашего разговора, и, хотя я тщательно продумала каждый свой шаг, после возвращения я вновь оказалась в изоляции. Мне хотелось все объяснить, но слова никак не шли. Остальные призванные держались со мной так же холодно, как и Приана. Наш поединок с Мэйлой не произвел на них никакого впечатления. Легко было понять, о чем они думали. Примерно так же относились ко мне девочки на тестировании, которые считали меня неуклюжей дурочкой. Кто знал, может, они и были правы. И вот, я уже снова шла на инструктаж в мастерскую, не говоря Приане ни единого слова. Возможно, это уже не имело значения. Понятно было, что она возложила всю вину за смерть сестры на меня. Гораздо проще было винить меня, чем Мэйлу. И гораздо безопаснее.

Мы снова работали на станках. На этот раз, после жуткого первого опыта, нам выделили три дня на тренировку с имитационными кусками и лишь затем позволили взяться за настоящую ткань. Учебные образцы не трепетали под пальцами, но работать с ними было куда проще. К концу первой практической сессии я реабилитировалась сполна. Вот только большинство других девочек, как назло, провалились, опять оставив меня в одиночестве. Они оказались вполне сносными Пряхами, однако работали небрежно, или чересчур медленно, или слишком неуверенно. К концу практики все мы блестяще освоили продовольственное обеспечение, однако мы с Прианой отделились от остальных. Мы обе работали с погодой, и я уже начала надеяться, что благодаря этому нам однажды представится шанс поговорить.

Я знала, что Приана скорбела, но не ожидала, что она ударит меня. После нескольких дней в камере без еды и воды я была истощена, и Приане легко удалось сбить меня с ног. Мне хотелось думать, что меня просто застали врасплох, но, в общем-то, мне еще ни разу не приходилось ни с кем драться. Я не могла винить Приану за ее гнев. Мне бы очень хотелось избить кого-нибудь за то, что Гильдия сделала с моей семьей.

— Обещаю тебе, — сказала Приана, наклонившись вперед так, что ее дыхание обдало мое лицо жаром, — что рядом со мной твоя жизнь превратится в ад.

— Предельно ясно, — сплевывая кровь, прошептала я.

Приана была не в восторге от моего ответа. Глаза ее сузились до двух маленьких щелочек. Происходящее было просто смехотворно. Мэйла добилась своего. Я хотела помочь Приане, выйдя к станку вперед нее, но откуда мне было знать, что в тот кусок ткани была вплетена ее сестра?

Однако это не могло помешать ей возненавидеть меня.

Приана села на свой стул и вернулась к работе с утроенной яростью. Наверное, произошедшее должно было расстроить меня или по крайней мере разозлить, но я вспомнила Ами, вспомнила светлые локоны у нее над ушами. То, что случилось с ними, с обеими нашими сестрами, было моей виной. Я понимала это.

Наша наставница — пожилая Пряха, которой следовало бы наносить поменьше косметики, — ничего не заметила. Она порхала от одной призванной к другой, контролируя и направляя работу каждой. Она была прекрасным учителем. При мысли о том, сколько девочек в Ромене получили в День распределения профессию учителя, мое сердце сжалось. Меня в их числе не было. Теперь мне предстояло соткать небольшой дождь в северо-западном регионе нашего сектора.

Мой станок был больше, чем у других, его трубки и колесики занимали целый угол. Это новейший станок, на котором инструктор обычно демонстрировал примеры выполнения практических заданий. Остальные станки были гораздо меньше, некоторые даже заржавлены, но все в рабочем состоянии. Они стояли настолько близко друг к другу, что Пряхи порой мешали друг другу работать. Приана устроилась за одним из таких, и это стало еще одной причиной ненавидеть меня. Я вздохнула, размышляя о том, как долго это собиралось продолжаться и можно ли было вновь завоевать ее доверие. Однако отвлекаться я не имела права.

Работать с погодой было гораздо сложнее, чем с едой, потому что нити дождя и снега вплетались в канву облаков, а те, в свою очередь, являлись частью ткани неба.

Распределение еды было самой легкой задачей. I lain материал просто становился частью элементарной цепочки от фермеров в магазины. Люди сами выращивали растительную пищу, разводили скот и ухаживали за ним. Нам оставалось лишь им летать новый материал в ткань недавно построенных ферм, а затем обеспечивать распределение урожая по всему Аррасу. В этом заключались азы ремесла Прях — отыскать нить, переместить ее на повое место и переплести с остальными. Так вызревал урожай, а затем еда доставлялась из фермерских хозяйств в магазины. Работа была чудовищно скучной, но именно ей каждый день с утра до ночи занималась целая тысяча Прях по всему Аррасу. Две сотни работали здесь, и я изо всех сил надеялась, что не попаду в их число. Хотя я могла побиться об заклад, что Мэйла была бы счастлива видеть, как я час за часом, день за днем трудилась бы над столь примитивными заданиями.

Формирование погоды давало простор для творчества. Материалы для нас собирались в специальных секторах. Никто не вдавался в подробности этого процесса — нам показали лишь несколько фотографий огромных машин и фабрик, где занимались прядением и упорядочиванием нитей. Я брала серые нити дождевых облаков и золотые искорки молний и сплетала их вместе, а за тем помещала их на станок в указанную обшить. Процесс был небыстрым. Элементы нужно было добавлять постепенно, чтобы буря разразилась в четко намеченный срок и не стала сюрпризом для людей. Иначе, как сказала моя наставница, они могли просто слететь с катушек. Стоило мне допустить несколько ошибок, и меня снова отправили бы заниматься чем-нибудь элементарным вроде пищевой цепочки. Время на станке никогда не останавливалось, его нити медленно, но верно съедали все, что мы добавляли в ткань, поэтому я должна была действовать максимально точно и быстро. В противном случае место, за которое я была ответственна, могло бы погрузиться в абсолютную тьму. Такое случилось однажды, когда я была совсем маленькой: тогда родители отправили нас с сестрой на чердак, чтобы мы переждали там. Ничего опасного в этом не было, но в семь лет увидеть, как небо вдруг заволакивает чернота, было ужасно страшно, и после этого мне еще несколько недель снились кошмары.

Мне нравилось прикасаться к погодным нитям, к тому же работать на станке было гораздо проще, чем сплетать ткань голыми руками. Никто из здешних прях не умел работать без станка, и, честно говоря, я была этому только рада. Дождевые облака клубились у меня между пальцев, а когда я добавляла их на небо, в них вспыхивали искры. Где-то на северо-востоке началась буря, и первые молнии предупредили о ней тех, кто по каким-то причинам пропустил прогноз погоды. Я бы хотела ненавидеть эту работу, но ткать дождь было очень приятно. Это успокаивало, наполняло меня ощущением жизни. Канва получалась великолепной — ткань сверкала и переливалась насыщенными цветами.