Справедливости ради стоит сказать, что Верро со своей блузой и несуразной шляпой вообще приводил в замешательство местных аборигенов, у которых мозги стали закипать от вида этой разностильной группы. Амьен заметил, что на них смотрели немного пристальней, чем ему того хотелось бы, и потому он поторопился совершить необходимые покупки.
При виде предлагаемого для ублажения покойников товара Амьен чуть не впал в ступор. Сделать правильный выбор среди этого, как считали во всем остальном мире, французского шарма, было нелегко. Гуляющий по рынку ветер разметал по лоткам полный набор безвкусных объектов, включающих в себя венки из бессмертников, украшенных фальшивыми жемчужинами, стеклянные рамки, скрывающие искусственные букеты, несуразные крестики аляповатой раскраски.
Подобное убожество оскорбляло вкус Амьена, и он обратился к садовнику, который продал ему четыре горшка свежих цветов, чтобы тот предоставил ему мальчика-носильщика, который мог донести их до могилы Бьянки Романо.
Но Пия осталась сзади, чтобы поторговаться о цене на маленький крест из черных жемчужин, который она оплатила из собственных денег. Верро ничего не покупал, и поэтому опередил их. Он был уже на кладбище, и Амьен был немало удивлён, увидев, что он звал голосом и жестами женщину, которая шла перед ним, женщину, одетую в совсем старый тартан, голова которой была увенчана экстравагантной шляпой, бывшей в моде последний раз лет пятьдесят тому назад.
«Он что, собирается нас отвести к ней после кладбища? — спросил себя Амьен. — Что эта старая колдунья, выряженная, как осел, которого показывают на воскресной ярмарке, делает здесь? И что за фарс здесь устроил Верро, знакомясь со старухой на кладбище! В действительности, эта скотина не соблюдает никаких договорённостей, и я ошибся, приведя его сюда. Хотя, я вряд ли обошёлся бы без него. Ладно, посмотрим! Он уже тащит её ко мне. Верро безумен, честное слово!»
Верро действительно шёл в его сторону, под руку со старухой, и он её скорее волочил за собой, чем они шли вместе, так как колдунья не казалась настроенной следовать за ним.
Пия, между тем, уже шла с рынка, чтобы присоединиться к Амьену, но остановилась, как только увидела, что Верро возвращается назад в сопровождении этой странной компаньонки.
—
Верро способен обратить в бегство это бедное дитя, — сказал сквозь зубы Амьен. — Мне нужно прекратить эту неуместную шутку.
И он пошёл прямо к Верро, который ему в это время кричал:
—
Я хочу тебе представить мадам Софи Корню, которая меня удостоила своей дружбой и которая оплатила из своего кармана место, в котором обрела покой Бьянка Романо. И продолжил, обращаясь уже к старухе, — Мадам Корню, а вам я представляю моего друга Поля Амьена, первоклассного художника, отмеченного на многих выставках и три раза награждённого медалью.
Старуха смотрела во все глаза на Амьена, переваривая представление, которое устроил этот чёрт Верро.
—
В добрый час! — проворчала она, — вот, наконец-то, я вижу то, что называю художником. Это ведь у вас мастерская в том большом доме на Пляс Пигаль, где живёт много художников. Я вас знаю. Я знаю обо всем и обо всех в квартале. Правда ли это, что вы вдруг оказались другом этого бездельника Верро?
Амьен покраснел от гнева, и ещё немного, и он повернулся бы спиной к Софи Корню. Но она ему не оставила времени на ответ.
—
Хорошо! — продолжила хозяйка доходного дома, — молчание-это знак согласия. Я у вас спросила об этом только потому, что вы мне показались господином… которому Верро чистит палитру после сеанса. А малышка там… это — натурщица, не так ли?
—
Как! Почтенная мадам Корню, — сказал Верро, недавно названный подмастерьем Поля, — вы не догадываетесь, кто это? Посмотрите внимательнее на неё и поищите сходство.
Хозяйка квартир принялась рассматривать Пию, которая застыла, не осмеливаясь сделать ни одного шага, и воскликнула:
—
Ты прав, мой мальчик. Это — живой портрет моей умершей квартирантки. Почему ты мне сразу же не сказал, что это её сестра? Ведь ты мне достаточно много рассказывал о ней вчера на похоронах Бьянки. Представь меня ей, чтобы я могла, по крайней мере, обнять малышку.
У Корню был ясный голос, и Пия должна была услышать и разобрать все, о чем она говорила, поэтому Амьен вмешался, чтобы остановить словесные излияния старухи.
—
Мадам, — строго сказал он ей, — это дитя обременено печалью, и я вас прошу соизмерять сказанное вами с её состоянием. Я знаю, что вы проявили милосердие, организовав похороны её сестры, понесли расходы, но вы должны понимать, что сделаете её скорбь невыносимой, напоминая подробности этого печального события.
—
Я не собираюсь причинить ей боль… и доказательством тому будет то, что я буду нема как рыба… пока мы будем на кладбище… но потом мне будет необходимо побеседовать с девушкой, потому что ей необходимо прийти ко мне, чтобы я ей передала сундук её сестры. Но мучить её, терзать разговорами, ах! Вам нечего этого бояться. Вы меня не знаете, но могли бы спросить у Верро, жестокосердна ли я. И ещё! Знаете ли Вы, почему я сюда пришла этим утром? Чтобы поговорить с резчиком мрамора, и заказать красивый камень, который будет установлен на могилу…
—
Это как раз то, что сильно заботит и меня, — громко сказал Амьен.
—
Ах! Но нет. Не стоит того. Но… если вы хотите, мы разделим расходы пополам. И если я уже здесь, не мешайте мне посмотреть, принёс ли садовник цветы, которые я ему заказала вчера. О! Будьте спокойны, я вас не затрудню, пойду с Верро, который мне, конечно же, предложит свою руку, а Вы с малышкой последуете
за нами.
Если у Амьена и были возражения, то предложенное урегулирование проблемы одновременно освобождало его и от старухи, и от Верро. Он позволил им уйти вперёд, и вернулся к неподвижно стоящей Пие.
Поль нашел её в слезах, и у него не хватило мужества объяснить ей происходящее. Они вместе последовали по аллее, на которую свернули Софи Корню и Верро. Носильщик, несущий цветочные горшки, которые Амьен купил только что, двигался арьергарде этой странной с виду, если смотреть со стороны, группы.
Пия вытерла свои слезы и шла твёрдым шагом, не произнося ни слова и не поднимая глаз.
Пройдя круглую площадь, которая оказалась недалеко от входа на кладбище, они вышли следом за Верро и старухой на дорогу, которую окаймляли с одной стороны три ряда могил скромной внешности, а с другой просторное поле, в середине которого была видна длинная траншея, которая была вырыта только что… или совсем недавно.
Эта траншея была той самой братской могилой, в которую только чудом не угодила Бьянка Романо.
Возле неё был целый лес черных деревянных крестов… убогих крестов, жавшихся друг к другу точно также, как и лачуги их обитателей при жизни в большом городе, где не хватает площади под застройку… кресты над могилами бедняков, искривлённые кресты, согнутые, почти искорёженные ветрами.
Издалека было видно, как женщины бродили в этом лабиринте смерти в поисках места, где отдыхал их любимый мертвец, как они опускали голову, пытаясь прочитать имена на крестах, наполовину стёртые дождём, и падали со слезами на влажную землю, обнаружив цель поиска.
Полю Амьену это напомнило о том, что без этой старой женщины, которую он столь неприветливо встретил, тело Бьянки было бы брошено в этот общий котлован, который служит местом погребения для неопознанных покойников. Он сказал себе, что если Пия имеет возможность прийти помолиться на отдельную могилу, то этому она обязана Софи Корню, и хозяйка квартир с улицы Аббатисс казалась ему уже более симпатичной и не такой смешной на вид.
Присмотревшись к ней внимательней, Поль нашел её лицо даже внушающим доверие.
«Она права, — думал он, — Пия не может уклониться от встречи с ней, ей необходимо пойти забрать сундук и документы своей сестры Бьянки Романо, так как важно, чтобы этот ребёнок в конце концов убедился, что мёртвая девушка была действительно её сестрой. Крайне важно, чтобы я убедил Пию совершить некоторые совершенно необходимые действия, хотя, как мне кажется, она отнюдь не расположена меня слушаться. Я скоро поверю, что Пия испытывает ко мне отвращение. Она не открывала рта с тех самых пор, как мы отъехали от дома отца Лоренцо, а только и делала, что плакала.