Пузырев медленно повернул к нему холеное, чисто выбритое лицо. Усмехнувшись, ответил вроде бы с досадой:

– Не прими за обиду, Анатолий Викторович, но мои ребята контролируют ситуацию в городе покруче, чем твои оперативники. Коли они с зубовным скрежетом разводят руками, значит, тут нечего ловить.

– Не слишком ли ты самоуверен?

– Отнюдь нет. Появление жлобов, сделавших заявку на лидерство, щекочет меня сильнее, чем шестидесятилетний юбилей. Оттого и прервал игру в камешки, чтобы потолковать с тобой.

– Тогда давай подумаем о клиентах казино «Золотой петушок», – предложил Таран.

– Об игорном доме мною уже думано.

– И что же?..

– Кроме того, что у Джона Корягина угнали подержанную «ауди», ничего.

– Разве Джон ездил на подержанной машине?

– Машины для негра – не главное. Секс-балдежник до безумия обожает длинноногих кобылиц. Вот младший брат его Вадим обходится одной блондинкой и имеет новейший джип «Лэнд Краузер», стоимость которого зашкаливает за полсотню тысяч долларов.

– Хорошо знаешь эту компанию?

– Еще бы!.. – Пузырев вдруг утробно хохотнул. – С хозяйкой шулерского притона мы друзья по первому в жизни несчастью. Как вспомню юность золотую, так смех до слез одолевает.

– Давно знаком с Моревой?

– С молодых юных лет, когда нынешняя Алевтина Тарасовна была еще Алькой Корягиной. На шахте вместе работали. Она – нормировщицей, я – горнорабочим в забое. Заядло участвовали в шахтерской самодеятельности. Алька пела и плясала, я лихо отстукивал чечетку да танец «Эх, яблочко – на тарелочке, два матроса подрались из-за девочки». За активную комсомольскую работу в пятьдесят седьмом году нас отправили на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москву. Закружившись в праздничном вихре, мы с Алькой ускользнули из-под опеки комсомольского вожака и закорефанили с зарубежными спортсменами. На Альку положил глаз чемпион по прыжкам с шестом какой-то сверхслаборазвитой африканской страны – длинный, как фитиль, негр. Парень оказался компанейским и с толстым кошельком валюты. Тут же свел меня со своей землячкой – чемпионкой по спортивной гимнастике. По-русски он знал только «Мир-дружба!», но на ломаном английском «Увыпьем уводки» понимал. Негритяночка владела нашим языком лучше. В ее лексиконе кроме «мира-дружбы» было еще «давай, давай», «капнем» и «карашо». На трезвую голову рядом с ней я чувствовал себя неловко. Казалось, вроде с обезьянкой сижу. Когда же в гостиничном ресторане изрядно «капнули» и уединились в одноместном номере, чемпионка увлекла меня такой страстной и затейливой гимнастикой, что спортивные игры в постели у нас с ней получились очень даже «карашо». Алька тоже словила кайф по высшему разряду. Вышла она от негра с помятой девичьей красой, будто героиня русской народной песни про нашумевший камыш, где «одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра»… – Пузырев опять хохотнул. – Расплата за удовольствие наступила, как только вернулись в Кузнецк. За связь с иностранцами и моральное разложение нас с Корягиной выгнали из комсомола. Вдобавок Алька забеременела от негра. Мне воспроизводство на свет негритенка, разумеется, не угрожало. Для мужика, как говорится, было бы дело сделано, а там хоть черт родись. Но меня другая подлянка подкараулила. От африканской гимнасточки гонорею подцепил. Пришлось начатую в гостиничном ресторане интернациональную дружбу завершать в кузнецком триппер-баре, то бишь в кожно-венерологическом диспансере. Между прочим, отчество Алькиному негритенку подсказал я. Мол, пусть будет парень хотя бы наполовину русским. Алька согласилась. Таким образом и получился Джон Иванович Корягин – нынешний крупье в «Золотом петушке».

– Романтическая история, – улыбнувшись, сказал Таран.

– Дети сталинской неволи мы даже для мизерной хрущевской свободы оказались слабы, – Пузырев усмехнулся и продолжил: – После фестиваля наши с Алькой дороги разбежались. Она, прижав хвост, осталась нормировщицей на шахте. Меня же за то, что при исключении из комсомола обложил комсорга, мягко говоря, ненормативной лексикой, выперли и с работы. История не знает сослагательного наклонения, и умные люди отказываются рассуждать на тему: «Что было бы, если»… В жизни все получается так, как получается…

Заметив, что Пузырев прочно усаживается на любимого конька, Таран, воспользовавшись паузой, сказал:

– Аскольд Денисович, давай вернемся к клиентам «Золотого петушка».

– Минуточку, Викторович. Доскажу о хозяйке игорного притона. Затем потолкуем о ее клиентах. Итак, оказавшись без праведного заработка, я продержался на неправедном пути чуть больше года. Окрестив Алькиного негритенка, вскоре отправился под конвоем в дикие степи Забайкалья, где, как известно из популярной песни про бродягу, золото роют в горах. Рыть золотишко мне почему-то не доверили. Кинули на лесоповал. Там, под шумок тайги, «завалил» я лагерного авторитета, вознамерившегося опустить меня до уровня шестерки. За такое деяние, естественно, получил добавку к пятилетнему сроку. Поскольку у сильного всегда бессильный виноват, то слух обо мне, как о победителе, прошел, если уж и не по всей Руси Великой, то по забайкальским лагерям – это точно. Популярных людей в зонах уважают. Получив известность, сам того не ожидая, я стал зеком авторитетным. С почтением потянулся ко мне лагерный люд. Кто за советом, кто с просьбой о заступничестве. Как-то вечерком приткнулся и Жорка Морев по прозвищу Кинг, что по-нашему означает Король. Есть такая картежная игра. Наверное, знаешь?..

– Содержание знаю, но игру в карты не признаю, – ответил Таран.

– Напрасно. Картишки – хороший тренажер для мозга. Вырабатывают сообразительность и сноровку быстро считать в уме. Тренируют память. Способствуют развитию устойчивой психики. Жора Морев был картежником высшего пилотажа и королевскую кликуху получил не за красивые глаза. Хотя, надо сказать, внешность он имел неотразимую для баб. Младшего сына Алевтины Тарасовны знаешь?

– Видел Вадима несколько раз.

– Вот он – точная копия Жорки.

– У него и фамилия Морев.

– Естественно, как и у его маменьки. Словом, обратился в тот давний вечер Кинг ко мне с банальным вопросом. Мол, не подскажу ли ему адресок незамужней бабенки, у которой можно приютиться после выхода на волю. Тут мне вспомнилась подруга по фестивальному несчастью. «Есть, – говорю, – козырная маруха, но сынишка у нее негритянской масти». Жора усмехнулся: «Мне же не с негритенком спать, а с его мамкой. Как она, не очень страшная чувиха?» – «Снегурочка с новогодней открытки». – «Будь ласков, нарисуй ей убеждающую ксиву. В долгу не останусь». Черкнул я Альке записку, дескать, пригрей моего закадычного друга. С этой рекомендацией Кинг и отбыл на волю вольную. Месяца через три получил я от него из Кузнецка богатую посылку и письмо от Альки с благодарностью. Мол, спасибо, Аскольд, за знакомство с Георгием. Мы, дескать, с первого взгляда полюбили друг друга, расписались в загсе и теперь живем счастливее всех счастливых… – Пузырев помолчал. – Признаться, даже завидно стало. Начал было кумекать, как бы вернуться в Кузнецк и сделать Жорку «третьим лишним». Однако, выйдя из колонии, плюнул на бредовый замысел. Понесло меня по белу свету. В начале семидесятых наведался в родной Кузнецк. Алька, тогда уже Морева, встретила радостно и, как мне показалось, без особой горечи рассказала о загадочной гибели Жорки, оставившего ей не только состояние, но и пятилетнего Вадика. Трагическая смерть картежника заинтриговала меня. Захотелось узнать, не сама ли Алевтина Тарасовна организовала печальный исход, чтобы, разбогатев, избавиться от шулера, который в любой час мог нарваться на конфискацию имущества. Потолковал с осведомленными братками. Оказалось, «замочил» Жорку Афоня Бзик. Был тут в ту пору такой ханыга. Подельники, с которыми Жора проворачивал картежные аферы, в отместку за своего кормильца мигом спровадили Афоню к праотцам.

– Выходит, Алевтина Тарасовна не случайно занялась игорным бизнесом? – спросил Таран.