Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мы с Биленкиным познакомились, когда он уже работал в журнале «Вокруг света». Ему было за тридцать. Высокий, с красивым юным лицом, всегда при галстуке, он производил впечатление умного, спокойного и успешного человека. В 67-м вышла первая книга его научно-фантастических рассказов «Марсианский прибой». За ней последовали, с интервалами в 3–4 года, другие сборники рассказов — «Снега Олимпа», «Лицо в толпе», «Проверка на разумность», повесть «Сила сильных». Он нашел свой жанр — новеллу — и уверенно его разрабатывал. Герои его новелл — изобретатели, математики, разведчики космоса, космический психолог Полынов (любимый персонаж Биленкина) — сталкиваются с необычайными явлениями, подчас грозящими гибелью. Их выбор, поведение всегда определяются нравственностью. В «Принципе неопределенности» ученый XXI века Берг отправляется на машине времени, «хроноскафе», в XIII век, чтобы отыскать и привезти забытый в прошлой экспедиции «антигравитатор». Прибор найден. Но как быть с девушкой, приговоренной фанатиком епископом к смерти? Утром ее сожгут. Берг не должен вмешиваться в дела прошлого времени, это опасно: история пойдет по-другому, изменится будущее, из которого он прибыл. Но почему история должна измениться к худшему, если его поступок правилен и хорош? Сомнения отброшены, Берг спасает девушку («целуя ее, он понял, что хочет целовать ее всегда, всю жизнь»…), они бегут из города. За ними идет погоня, но они успевают добежать до хроноскафа, и Берг заталкивает девушку на сиденье. Тут же он понимает, что хроноскаф не вывезет двоих: перегрузка! И он отправляет девушку в свой XXI век, а сам остается в глухом Средневековье — без надежды на возвращение.

А вот рассказ «Проба личности», впервые напечатанный в 1978 году в альманахе «НФ» № 19, который я составлял. Школьники XXI столетия вызвали из глубины веков методом «фантоматического» моделирования… Фаддея Венедиктовича Булгарина. Конечно, это фантом, голограмма, сотканная компьютером по рисункам и воспоминаниям той эпохи. Воссоздан не просто облик, но и душевный склад, образ мыслей того самого Булгарина, и ребята предъявили ему строгий спрос. «Судьи? Нет. Но и не зрители. И уж, пожалуй, не дети. Исследователи». Почему он, Булгарин, травил Пушкина, писал доносы в Третье отделение на него, на Вяземского, на Тургенева? Воевал на стороне Бонапарта… Брал взятки… Булгарин оправдывается, мол, служба требовала, старался ради царя и «общественной пользы»… Не выдержал груза обвинений, рухнул на колени… Ребята, потрясенные, выключают мерзкий фантом…

Новеллы Дмитрия Биленкина осуществляли своего рода службу времени, экстраполируя в будущее лучшие нравственные качества ныне живущих людей. Герои его новелл — работящие, мыслящие люди. Характерные для них высказывания: «Нормальное состояние разума — труд мысли»; «Работа, что ни говори, все-таки лучшее из лекарств»; «Всякая жизнь проходит, важно ее наполнение».

Ко времени первого малеевского семинара Биленкину было под пятьдесят. Он очень посолиднел: отрастил усы и бороду, курил трубку. Так же, как и я, Дима твердо придерживался принципа реалистической фантастики. Мы не учили семинаристов, как надо писать, — это от Бога. Но научить, как не надо писать, можно. Достоверность! Даже самое необычайное должно выглядеть правдоподобным. Мы вытаскивали из рукописей недописанные фигуры персонажей, решительно перечеркивали многословие и красивости…

Можно ли было себе представить, что Дмитрию Биленкину оставалось всего пять лет жизни?

«Малеевки» были своего рода ежегодным смотром молодых сил фантастики. Съезжались со всей страны начинающие авторы, в большинстве своем люди талантливые. Некоторые из них уже опубликовали рассказы в сборниках фантастики, выходивших в «Молодой гвардии» и в «Знании».

Мне довелось составлять три альманаха «НФ» в издательстве «Знание», и в каждом из них присутствуют «малеевцы». В альманахе № 19 (1978) напечатана повесть Виталия Бабенко «Переписка». В № 23 (1980) — рассказы Михаила Веллера, Александра Силецкого и Евгения Филимонова. В № 35 (1991) — повесть Владимира Покровского «Танцы мужчин». Уже шла перестройка, я написал в предисловии к этому альманаху: «К счастью, наступило время обновления, нравственного очищения общества от тяжелых завалов тоталитаризма. Вот и залежавшаяся в ящике стола повесть Покровского „Танцы мужчин“ выходит к читателю». В этом же номере альманаха опубликованы рассказы Эдуарда Геворкяна, Любови и Евгения Лукиных, а также молодых авторов из следующего поколения «малеевцев» — Андрея Саломатова и Виктора Пелевина. Все эти имена теперь на слуху, и я рад тому, что способствовал их старту.

И конечно, моя большая радость — книги, которые дарят бывшие семинаристы. У меня целая полка книг «малеевцев» — москвичей Бабенко, Покровского, Руденко, Геворкяна, Саломатова, петербуржцев Рыбакова, Лазарчука, Столярова, красноярца Успенского, волгоградца Лукина, киевлянина Штерна.

Двум Борисам — Руденко и Штерну я дал рекомендации для вступления в Союз писателей. В 87-м Боря Штерн прислал из Киева свою первую книгу «Чья планета?» с трогательной надписью: «…В этих рассказах много Вашего участия, Вашей доброй души. Спасибо Вам за поддержку в трудные времена, которые, надеюсь, уже позади». Верно, те времена позади, но и нынешние не назовешь легкими. У Штерна вышли еще две или три книги, и он написал бы еще много, он был редкостно талантлив. Но в 1993-м Штерн умер внезапно, за работой, упав головой на клавиатуру компьютера.

Из моего дневника:

<b>10 мая 1982</b>

…Вчера, 9-го, в День Победы к нам приехали Тарковские. Лидка звонила Татьяне в Переделкино, и вот они поймали такси и приехали. Я был очень рад: люблю Арсения Тарковского, милейшего, детски-простодушного, обожающего смешные истории и марки. И стихи его люблю. Лидка сделала лобио, испекла хачапури, и Арсений, которому опротивел домтворческий однообразный харч, с удовольствием ел. Выпили коньячку. Алик и Натэлла тоже были. Татьяна сейчас редактирует куперовского «Зверобоя». Я вспомнил, как смешно и зло писал о Купере Марк Твен, и прочел им вслух эту статью из XI тома. Мы покатывались со смеху. Потом Арсений смотрел мою коллекцию марок, я ему много подарил, он был страшно доволен. Вечером Алька поймал машину, и мы их отправили в Переделкино. Приятные люди, приятный вечер.

<b>30 ноября</b>

…Вечером вчера был в ПДЛ творческий вечер нашего милого Арсения Александровича Тарковского. Хороший вечер. Читали стихи — свои и Арсения — Алик Ревич, Годик Корин, Евтушенко, Кома Иванов, пел две новых песни Окуджава (одна из них — о дураках, которые любят учить, и об умных, которых скоро «всех выловят», и о необходимости «усреднения»). Читал стихи Арсения Михаил Козаков. Великолепно сыграл А. Гаврилов опус позднего Скрябина и опус раннего Прокофьева, и от его могучих аккордов сотрясался и ездил взад-вперед «Стеинвей». Потом Гаврилов сделал Арсению поистине царский подарок — сыграл крохотную (но драгоценную) вещичку Моцарта, чудную каденцию, недавно найденную в Будапеште у потомка аристократической семьи. Неизвестный Моцарт! Гаврилов сказал, что это был, скорее всего, подарок женщине. Ах, как дивно прозвучал этот подарок!

Верно говорили выступающие, что Арсений Тарковский не позволил себе опубликовать ни одного посредственного стихотворения. Что он прочно связал себя с пушкинской традицией. (Я-то думаю, что Арсений весь — из Серебряного века нашей поэзии.) Он опубликовал свою первую книгу только в 1962 г., когда ему было 55 лет! До этого был известен только как переводчик. В заключение Тарковский долго читал свои прекрасные стихи. Я рад, что А. А. почтил меня — если не дружбой, то хорошим отношением. Очень люблю этого милого, доброго 75-летнего поэта.

202
{"b":"574236","o":1}