— Я всегда была такого мнения, — сказала тётушка Несбит, — что девицам, по выходе их из пансиона, непременно бы нужно было назначить курс чтения.
— Непременно, — сказал Карсон. — Я бы с особенным удовольствием назначил этот курс для Нины. Я уже назначал его многим молоденьким леди.
В эту минуту всё-таки взоры Нины случайно встретились с взорами Клейтона, устремлёнными на мистера Карсона неподвижно и с каким то любопытством, приводившим её в крайнее смущение.
— Конечно, — продолжал мистер Карсон, — я не намерен молоденьких леди делать синими чулками; но всё же мне кажется, мистрисс Несбит, что несколько полезных сведений значительно увеличили бы их прелести. Не правда ли?
— Конечно, сказала мистрисс Несбит. Ещё не так давно я сама читала "Падение Римской Империи" Гиббона.
— Тётушка Несбит, — заметила Нина, — читает эту историю с тех пор, как я себя помню.
— Это прекрасное сочинение, — сказал мистер Карсон, торжественно посмотрев на Нину, — только вот что, мистрисс Несбит, неужели вы не боитесь правил этого писателя, проникнутых атеизмом? Мне кажется, при желании образовывать молодые умы, надобно быть слишком осторожным.
— Напротив, Гиббон поражает меня своим благочестием, сказала мистрисс Несбит. У него беспрестанно встречаются мысли, исполненные глубокой религиозности. В этом-то отношении он и нравится мне.
Нине казалось, что даже без всякого желания смотреть на Клейтона, она принуждена была встречаться с его взглядом. На что бы она ни смотрела — на спаржу ли, или на картофель, взор её по какому-то роковому влечению отрывался от этих предметов и искал встречи с взглядом Клейтона; и она видела при этом, что разговор чрезвычайно забавлял его.
— Что до меня, — сказала Нина, — я не знаю, какими правилами проникнута история, которую читает тётушка Несбит; в одном только я совершенно уверена, — что за меня нечего опасаться, чтоб я не стала читать такой громадной, старой, неуклюжей книги, с такой мелкой печатью. Вообще я не люблю читать и не имею ни малейшего расположения образовывать мой ум; поэтому никому не нужно беспокоиться о назначении мне курсов чтения! Я вовсе не интересуюсь знать, что происходило в государствах, существовавших несколько столетий тому назад. Для меня в тысячу раз интереснее знать и следить за тем, что происходит в настоящее время.
— Я постоянно сожалею, — возразила тётушка Несбит, — что в молодости пренебрегала развитием своих умственных способностей. Подобно Нине, я предана была тщеславию и безрассудству.
— Странно, право, — сказала Нина, покраснев, — мне постоянно твердят об этом, как будто в мире существует только один род тщеславия и безрассудства. По моему мнению, учёные люди в такой же степени заражены тщеславием и безрассудством, в какой и мы, ветреные девочки.
И заметив, что Клейтон засмеялся, Нина бросила на него взгляд негодования.
— Я вполне соглашаюсь с мисс Гордон, — сказал Клейтон. — В этих сумасбродных, пустых занятиях, которые носят название курсов чтения, чрезвычайно много нелепости, прикрытой серьёзною маской, внушающею к себе некоторое уважение. Я нисколько не удивляюсь, что самые учебники истории, принятые в руководство в пансионах, поселяют в девочках на всю жизнь отвращение не только к истории, но и вообще к чтению.
— Вы тоже так думаете? — сказала Нина, показывая Клейтону вид, что его вмешательство вывело её из затруднения.
— Непременно так, — отвечал Клейтон. — Многие наши историки могли бы отличиться, если б составляли свои истории в таком роде, который бы мог заинтересовать молоденькую, исполненную жизни ученицу. Тогда и для нас, начитанных людей, чтение не имело бы снотворного действия. Тогда можно было бы сказать наверное, что девица, просиживающая теперь целую ночь за чтением романа, просидит целую ночь за чтением какой-нибудь истории. Роман только тогда может иметь свой интерес, когда события, случившиеся в действительности, передаются в нём со всем величием, роскошью и драматическою силою. Недостаток этого резче всего обнаруживается в всякой истории.
— В таком случае, — сказала Нина, — вы обратите историю в роман.
— Так что же? Хороший исторический роман всегда вернее скучной истории, потому что он сообщает более точное понятие об истине происшествия, тогда как скучная история не сообщает ничего, кроме факта.
— Теперь я могу откровенно признаться, — сказала Нина, — если я знаю что-нибудь из истории, так только одно, что вычитано мною из романов Вальтера Скотта. Я признавалась в этом учительнице; но она всё-таки утверждала, что чтение романов весьма опасно.
— И я скажу, что чтение романов весьма опасно, особенно для девиц, возразила мистрисс Несбит. В молодости моей чтение это чрезвычайно повредило мне. Оно развлекает ум и приучает к ложному взгляду на жизнь.
— О Боже! — сказала Нина, — бывало мы постоянно писали сочинения на эту тему;— я даже выучила наизусть, что чтение романов возбуждает ложные ожидания и приучает воображение создавать ложные призраки, радуги и метеоры.
— А между тем, — сказал Клэйтон, — все эти возражения применимы к совершенно истинной истории и именно в отношении к её истине. Если б история Наполеона Бонапарта была писана самым кратким образом, она бы вызвала эти же самые отражения. Читающий её непременно пожелал бы воспроизвести что-нибудь особенное из весьма обыкновенных явлений. Тут точно также возникло бы смешанное понятие о дурных и хороших качествах героя, воображение точно также пришло бы в напряжение. В обыкновенном рассказе этого не бывает, именно потому, что до некоторой степени он удаляется от истины. Потому-то он и не производит столь живого впечатления, столь живого происшествия, как рассказ о случившемся на самом деле.
Из этих слов тётушка Несбит вывела неопределённую идею, что Клейтон защищал чтение романов, и потому, чтоб опровергнуть его доводы, она сочла необходимым прибегнуть ж особенному своему способу рассуждения. Способ этот состоял в том, что она, в известные промежутки времени, повторяла одни и те же замечания, не слушая и не обращая внимания на возражения других. В силу этого она выпрямилась, приняла серьёзный вид и, обращаясь к мистеру Клейтону, сказала:
— Всё-таки я повторю своё мнение, что чтение романов не одобряю. Оно сообщает ложное понятие о жизни, и поселяет в молодых людях отвращение к их обязанностям.
— А я утверждаю, что это же самое возражение можно применить ко всякой, даже превосходно написанной истории, — сказал Клейтон.
— Чтение романов производит чрезвычайно много вреда, — заметила тётушка Несбит, — я никогда не позволяю себе читать сочинения, основанные на вымысле. Я предубеждена против них.
— Если б мне встретилась такая история, о какой говорил мистер Клэйтон, — сказала Нина, — я бы, наверное, прочитала её с удовольствием.
— Конечно; это была бы весьма интересная история, — сказал мистер Карсон, — она доказала бы, что можно писать о самых серьёзных предметах самым очаровательным образом. Удивительно, что до сих пор не является такой писатель.
— Что касается до меня, — сказала тётушка Несбит, — я ограничиваюсь исключительно тем, что практически полезно! Полезные сведения, вот всё, чего я желаю.
— В таком случае, — сказала Нина, — я очень жалкое создание, потому что не имею понятия о полезном. Во время прогулок в саду мне часто приходило на мысль, что зоря, шалфей и душистый майоран, так же милы, как и многие другие цветы. Всё эти растения употребляют же для начинки индюшки; почему же бы мне хоть одну ветку из них не употребите для моего букета? Ведь это весьма дурно с моей стороны, не правда ли?
— Эти слова напоминают мне, — сказала тётушка Несбит, — что Роза, не смотря на все мои приказания, опять положила в начинку шалфей. Мне кажется, она делает подобные вещи с умыслом.
В эту минуту в дверях появился Гарри и вызвал мисс Нину. После кратковременного разговора, ведённого шёпотом, Нина воротилась к столу в расстроенном духе.
— Ах, как жаль! — сказала она. — Гарри изъездил все окрестности и не мог приискать священника на сегодняшние похороны. Это так огорчит бедного старика. Вы знаете, что негры чрезвычайно заботятся о том, чтобы над могилой умершего были прочитаны молитвы.