Мэттью помолчал. На самом деле ему было всё равно, но если Эдварду так важно посмотреть на него в последний раз теми же влюблёнными глазами, что ж. Никому от этого не стало бы хуже, верно?

Куда уже хуже.

– В шесть часов, если захотите приехать. Salut.

– À bientôt, Dominique, – Беллами сбросил звонок и немного оживился, осознав, что нужно выглядеть как обычно – по меньшей мере, презентабельно.[*]

Но ведь Эдвард не оказывает на меня такого влияния. Ведь Эдварду я доверял куда больше.

Долгий душ, парфюм и чашка кофе сделали своё дело. Он приехал за двадцать минут, в сообщении оповестил Доминика о своём местонахождении и закурил у выхода на платформу. Доминик и Эдвард появились ровно вовремя, в обнимку, оба тащили багаж Эдварда. Тот заулыбался, завидев Беллами, но кроме как «спасибо, что пришли» больше ничего не смог изобразить. Доминик подшучивал над ним, стараясь снять стресс, или хотя бы уменьшить напряжение и заставить друга улыбнуться.

Я мог бы провожать Доминика, а не Эдварда. И почему идиоты становятся докторами наук.

Мистер Беллами ещё раз посмотрел на обоих, пытаясь улыбнуться, но не смог, поэтому снова закурил. Молодые люди последовали его примеру, когда пришёл поезд. Все трое вздрогнули.

– Звони мне, – проговорил Эдвард, когда Доминик вцепился в него, пряча лицо у него на плече.

– Вместе с тобой уезжает часть моей жизни, – вздохнул Ховард, отстраняясь и глядя на Харрисона в один, кто знает, может, последний, раз.

– Не глупи, – тот потрепал Доминика по волосам.

– Эдвард, – Беллами кинул окурок на мокрый от дождя асфальт. Все втроём мокли, но не могли пока сдвинуться с места.

– Спасибо за всё, – Эдвард крепко вцепился в его руку своей, такой же холодной, а взглядом будто признавался в вечной любви. Мистер Беллами притянул его к себе и обнял, чувствуя, что Эдвард задержал на этот миг дыхание.

Когда он отстранился от своего теперь уже бывшего наставника, то ещё раз глянул на Доминика, а после без оглядки побежал в нужную дверь.

Спрятавшись под навесом, мистер Беллами и Доминик наблюдали, как отправляется поезд.

– Идёмте, – тихо сказал Беллами, не получив ни слова в ответ, а после обхватил Доминика рукой за плечи и повёл в переход.

Тяжёлое молчание сопровождало их всё то время, пока они добирались домой. Немного побродив по гостиной, мистер Беллами тут же поднялся на кухню. Доминик молча пошёл за ним. Так же молча разлили виски.

Получасом позже, сидя в темноте кухни, Доминик произнёс:

– Его отъезд входил в мои планы, но чувствую себя так паршиво.

Беллами покрутил в руке стакан с остатками виски и вытянул сигарету из пачки. Не стоило ему напиваться в таком состоянии. Он совсем потерял контроль над своим поведением — сейчас, спроси у него Доминик что угодно, он бы ответил прямо.

Несмотря на всё, что он сотворил, а именно – устроил кавардак в душе, его хотелось очень сильно. Наверное, даже больше, чем если бы он не делал ничего и был ангелом во плоти.

– Вы ужасны, – сказал мистер Беллами.

– Я знаю.

Закурив, он допил одним большим глотком остатки в стакане, морща нос.

– Я ужасен.

Откровенный взгляд Доминика окончательно переполнил чашу терпения. Хватит этих игр. Они чуть не потрахались всего полтора месяца назад. Хватит лгать себе.

– Чего же вы добиваетесь, стесняюсь спросить. Чего же вы к ёбаной божьей матери желаете? – Доминика заметно передёрнуло от ругательства.

– Вас, – но его голос не дрогнул. Настойчивый. Бесстыдный. Доминик.

Чувствуя, как взыграла почти что предсмертная лихорадка в груди, Беллами изрёк, наливая себе полный стакан:

– Что если я готов предоставить желаемое?

Доминик отобрал у него стакан и выпил за раз почти половину, знатно закашлявшись. Беллами тут же сжал его шею одной рукой, другой подставляя к губам сигарету. Лучшим бальзамом для алкогольных ожогов был сигаретный дым.

– Затягивайтесь, – приказал он, довольно наблюдая, как Доминик повинуется, выдыхая через открытый рот, а после отпустил. – Что смотрите?

Ховард моргнул пару раз, часто дыша. Его красные, яркие губы были приоткрыты. Глаза блестели.

– Раздевайтесь.

Он поднялся со своего места, расстёгивая пуговицы, одну за другой, под взглядом Беллами. Возможно, Доминик даже себе не мог поверить.

Да, это правда происходит. Вот так просто.

Мэттью допил свою порцию и крепко затянулся, наблюдая за каждым движением Доминика, за тем, как он провёл языком по высохшим за мгновение губам и прикрыл глаза, скидывая белую рубашку на пол, а затем принялся за свои чёрные джинсы. Всё это случалось и раньше. Случилось ещё до того, как они встретились лицом к лицу.

Доминик красиво раздевался.

С каждой следующей затяжкой казалось, что он выжжет себе лёгкие; ему хотелось этого. Потому что он только что приказал своему студенту раздеться и совсем не жалел об этом.

Когда на Доминике осталось только нижнее бельё, Беллами поднялся со своего места и понял, что таким пьяным он не был уже давно. И дело вряд ли было только в ирландском виски.

После издевательской неспешности, с которой он встал и приблизился к Доминику за один шаг, резкий жест, которым он смахнул со стола стаканы и пепельницу, заставил Ховарда вздрогнуть всем телом и повеситься на шею, накидываясь с пьяными поцелуями.

И вот он, я.

Усадив Доминика на стол, он позволил обхватить себя ногами. Мистер Беллами мрачно ликовал в душе. Жаркая влага припухших губ, высушенных ветрами и обожжённых горьким алкоголем, крепкая хватка вокруг его шеи, всё это длилось бесконечно долго. Хватило лишь второй вечности, чтобы Доминик начал стонать, и, честно признаться, Беллами давно не слышал звука прелестнее.

– Baise-moi, – прошептал Доминик, когда они столкнулись лбами, глядя без смущения друг другу в глаза. – Baise-moi, Matthieu.

– Je te baiserai tellement fort, – прохрипел Беллами. – Éhontée peu coquine, Dominique.

– Oui, monsieur Bellamy, – задохнулся Доминик, кусая его губы. Его ноги крепко обхватывали бёдра Беллами, не позволяя лишний раз двинуться. Одного обращения хватило, чтобы вскружить Доминику голову. Его возбуждала грубость.[**]

Проводя по пылающей коже руками, Беллами дышал ею глубоко и жадно; Доминик пах чем-то сладким и солнечной пылью, из которой будто состоял целиком.

Эти поцелуи так возбуждали его, что бреши в самообладании разом превратились в один огромный разрыв. Доминик вызывал в нём дикое вожделение. Молодое, гибкое тело, горячая кожа, упругая задница и полное бесстыдство.

– Наглый мальчишка, – хрипло проговорил мистер Беллами, чувствуя себя преступником морали. – Красивый мальчишка, – вскинув подбородок, Доминик возразил: