Диски и массивная техника увлекали его не меньше. Он был рад, что остался посмотреть, куда же катится этот мир. Не то чтобы рад.
Ещё он редко видел мистера Крампа из-за школы. Он часто мог чувствовать, как его заценивают старшеклассницы в коридорах, и это чувство было отвратительным. Он вспоминал себя и укорял. Бред. Полный бред. А что было бы в университете? Пареньки, такие, каким он был, будут дрочить на него под столешницей во время лекции?
Но сердце каждый раз ныло, когда мистер Крамп звал его на пинту в пятницу вечером, чтобы получить не только официальный отчёт по работе, но и эмоциональный. И часто подшучивал над неспособностью Мэттью отпустить себя в этом плане.
– Когда-то ты был совсем взбаламошенным, помнишь? Ты пришёл с синими волосами, я чуть не откинулся на месте, – мистер Крамп смеялся от души.
– Наверное, я достиг презентабельности хоть в какой-то мере.
– Определённо достиг, определённо, – и мистер Крамп кидал на него такие странные взгляды, а потом хлопал по плечу.
А потом мистер Крамп оказался одержим своим исследовательским запалом. Он всегда увлекался лингвистикой, и после одной научной работы намеревался кинуться в другую. За очередным пивом он предложил:
– Поехали в Лондон, Мэттью.
Улыбнувшись в ребро стакана, мистер Беллами хмыкнул.
– Мне ещё нужен стаж работы, чтобы пойти в магистратуру.
– У тебя он уже есть, дорогой, – мистер Крамп начал загибать пальцы. – Второй год, четыре месяца. Третий год – целый академический, четвёртый – зависит от тебя.
– А возьмут?
– Глупый мистер Беллами, – усмехнулся Крамп. – Вам будут в ноги кланяться. Университетский Колледж и вполовину не так хорош, как Оксфорд. Да и тут вас будут уговаривать остаться, с ногами затянут обратно, предварительно стукнув чем-нибудь по голове, чтоб не убежал.
– Поверю на слово.
И так мистер Беллами и мистер Крамп с женой переехали в Лондон.
Том обзавёлся собственной халтуркой, пока примкнул к какому-то частному бизнесу. Его способность крутить людьми как угодно сделала ему карьеру, но он мечтал о парфюмерии. Он просто бредил своими представлениями, и как только у них появилась нормальная связь, Мэттью проводил дни в углу «Роял Джорджа» в попытках отрезвить Тома по телефону.
Он захлёбывался своими планами, иногда был столь ослеплён, что забывал о куда более важных вещах.
Но посиделки в пабе не были его единственной заботой. В тот же первый год магистратуры он наконец-то продал дом, и ему приходилось частенько заезжать до этого, чтобы удостовериться, что он оставался в презентабельном состоянии. В гостиной осталось только кресло отца, в котором он любил сидеть часами, чувствуя тот же материал, что и мистер Беллами старший когда-то. На этом кресле он сидел у папы на коленях, и чёрно-белая фотография всегда напоминала ему об этом. Он избавился от множества вещей, но некоторые были святыней.
А после он возвращался в Лондон. И ему не жалко было продавать дом, который ворошил все его воспоминания до единого мгновения. Он напряжённо работал и собирал материал для диссертации.
Однажды он столкнулся с каким-то мужчиной в коридоре второго этажа колледжа. Он тут же принялся извиняться, и мужчина тоже, и они оба вдруг поняли, что им стоит познакомиться. Такое с ним было впервые.
Мистер Никколз стал его научным руководителем, и только его добрая улыбка держала мистера Беллами на плаву, когда у него было по тридцать часов нагрузки в неделю на работе, мистер Крамп тонул с головой в своих разработках и научной литературе, а кругом – ни души. Иногда он мысленно умолял Томаса переехать в Лондон – тот находился в Париже, работая на один из филиалов «Кредо», чем очень гордился. Зависть и скука не покидали мистера Беллами днями.
Но теперь он смотрел на себя в зеркало, не стыдясь.
Он набрался смелости и пришёл к Джейми, чтобы сказать:
– Я собираюсь уехать.
– Подожди, я тут потерял закладку… что?
– Уехать.
Мистер Крамп вмиг растерял все слова.
– Я и так скучаю, Мэттью. Но мы хотя бы находимся в одном городе. Понимаешь? – озвучивать свои мысли ему удавалось рывками. – Прости меня! Боже, как я сразу не понял!
Мистер Беллами почуял неладное и отступил. А ещё приготовился слушать. Джейми был таким милым, когда делал это.
– Я так плохо веду себя, так коротко отвечаю. Будто эти бумажки могут заменить мне тебя. Прости меня. Не уезжай. Хотя бы ещё год.
– Мне уже предложили вакансию.
– Посмотрели на то, что ты выпускник Оксфорда? Ах, всё по-старому, – усмехнулся он. – Где?
– В Университете Плимута.
Эти слова стали последним штампом на его молодости. Мистер Беллами был готов погрузиться в открытия на обратной стороне университетского образования.
Джейми быстро перешёл на шутки. Мистер Беллами не мог понять, то ли ему так легко отпускать, то ли он хороший актёр. Но, наверное, не потому он отпускал, что не мог поступить иначе, а чтобы дать ему встать на ноги, как лектору, преподавателю, методисту. Каждый куратор хотел этого, не так ли? Джейми думал, точно думал, что Мэттью хотел этих академических достижений и ничего больше.
В те полгода он уделял Мэттью столько времени, что недовольство его жены начинало прилипать к его одежде. Он носил домашние ссоры как король мантию. Мэттью был эгоистом, и ему хотелось этого внимания напоследок.
Он впервые увидел Джейми пьяным накануне отъезда.
– Обещай, что будешь звонить мне. Обещай, что не забудешь меня, – он шептал, как подросток, и горячее дыхание ворошило всё, что так долго пытался запереть в себе мистер Беллами.
– Как я могу?
– Не знаю, не зна-ю. Я обижусь, – Джейми ткнул ему в грудь пальцем.
– Как страшно, – хмыкнул Мэттью.
Они остановились над Темзой. Было темно и сладко. Вместе с огнями фонарей на воде трепетали его чувства. Джейми обхватил его руками, и как тут было не смеяться.
– Вы уже через месяц забудете, что у вас была такая угрюмая тень.
– Мистер Беллами, вы – незабываемый. Я советую это запомнить. Вот, – он протянул зажигалку и пьяно шатнулся вперёд.
Всё опьянение сошло, когда за него хватились эти руки. Люблю.
Мистер Беллами умышленно свиснул зажигалку – положил в карман пальто и остался собой вполне доволен. А Джейми дышал в челюсть и шептал какую-то ерунду.
Чувствуя вибрации отбывающего поезда, мистер Беллами жалел, что не разобрал те слова. Потому что горькое молчание и чёрная зажигалка были единственным, что ему осталось от Джейми Крампа и его прошлой жизни. И новая жизнь, полная открытий и спокойствия, началась.