— Идите сюда, — тихо сказала Мэри, и после нескольких осторожных взглядов друг на друга они последовали за ней.

Обеденный зал был почти пуст. Последние клиенты, сытые и довольные, натягивали верхнюю одежду, переговариваясь и смеясь. Их стол был завален смятыми салфетками и полупустыми стаканами с водой, вином и скотчем. Четверка как раз выходила из двери, когда один из них обернулся и увидел группу, стоящую в дверях кухни.

— О, привет, — сказал мужчина. Его глаза улыбались. Он поправил шапку на своих редеющих, зачёсанных назад волосах. У него был острый нос и глубоко посаженные глаза. Казалось, он смотрел Джону в самое сердце, и Джон спросил себя, были ли они знакомы. — Вы владелец этого заведения? Отличная еда, сэр, отличная.

— Спасибо, — поблагодарил Джон.

— Да, и впрямь… и впрямь очень хорошая, — произнёс другой из четвёрки. Он был худой как гончая, небритый и с давно не мытыми волосами. В его речи было своеобразное отсутствующее выражение, будто он обдумывал что-то, находясь на другом краю мира. Он поправил клетчатый шарф вокруг шеи, как будто это был модный аксессуар.

— Мы должны прийти снова, — сказал третий — он был немного грузнее, чем остальные, у него были мелко вьющиеся волосы и понимающая улыбка. — Всегда приятно вновь посетить любимые места.

— Это был последний ужин, на самом деле, — сказал Джон. — Мы закрываемся навсегда.

— О? — спросил первый мужчина. — Как досадно. Что же, примите наш прощальный поклон, сэр. Еда была отличной.

Джон не мог вымолвить и слова. Он просто кивнул и почувствовал, как Мэри взяла его за руку. Он крепко сжал её пальцы.

Четвёрка вышла в ночь; четвёртый мужчина, который не сказал ни слова, оглянулся и улыбнулся им. У него было доброе лицо, дружелюбный взгляд и усы, которым позавидовал бы любой уважающий себя гусар. Джону показалось, что, несмотря на грузность, тот обладал военной выправкой.

— Я уверен, что в итоге всё сложится, — мягко произнёс мужчина. — Хорошего вам всем вечера.

И с этим они** ушли. Джон выпустил задерживаемое дыхание.

— Что же, — произнёс он и оглядел пустой зал.

— Ох, — слабо послышалось от Молли.

— Ага, — сказал Арти.

К этому мало что можно было добавить. Джон знал, что они вспоминают, когда увидели его в первый раз, менее двух недель назад — при полном освещении и с работающими камерами. Люди, выстраивающиеся в очередь, чтобы взглянуть и поесть. Казалось, будто это было не две, а тысячу недель назад.

— Хотела бы я, чтобы мы были открыты ещё неделю, — ляпнула Молли, — чтобы Шерлок смог…

— Молли, — простонал Арти. — Этот мудак сбежал, даже не попрощавшись. Нам должно быть похрен, что он смог бы или не смог бы увидеть.

— Всё в порядке, — сказал Джон.

— Я могу этого хотеть! — заорала Молли. — Я просто… я просто хотела счастливый конец, вот и всё.

— Ой, иди почитай сказку, — сказал Арти пренебрежительно.

— Заткнитесь, вы двое, — бросила Гарри и отправилась запереть дверь. Она была на полпути, когда та вновь открылась, и Джим Мориарти вошёл внутрь.

— Да твою ж дивизию, — выругался Арти.

Джим схватился рукой за грудь в притворном шоке.

— Ну разве так встречают нового босса?

— Если ты будешь моим боссом, то именно так, — задумчиво протянул Арти.

— Ах, да, — сказал Джим, — спасибо за напоминание. Ты уволен.

— Эх, — пожал плечами Арти.

— Итак, — произнёс Джим, пересекая обеденный зал, чтобы изучить карту на стене. — Какая у нас сегодня была выручка?

— Наша выручка, — сказала Гарри. — Я читала контракт. Всё, что мы заработаем до полуночи — наше, а не твоё.

— Ну, — сказал Джим, рассматривая карту, — знание размера выручки даст мне индикацию, вот и всё.

— Я дам тебе индикацию. Ты чёртов говнюк, вот и вся индикация.

— Арти, — прошипела Мэри.

— Индикацию чего? — спросил Джон. Он всё ещё сжимал пальцы Мэри; он подумал, что должен её отпустить, но если он её отпустит, то может наброситься на Мориарти.

— Ох, — выдохнул Мориарти, — того, стоит ли мне оставить «Империю» или же спалить её дотла. Понимаете ли, я склонен просто бросить всё и сжечь. Но если вы приносите прибыль, полагаю, я мог бы нанять твоих работников, исключая Уиггинса, разумеется — ничего личного, но ты просто шпана, — и сохранить ресторан. «Империя Мориарти» — звучит неплохо, не так ли?

— Ты, мудак, — прорычал Арти, сотрясаясь. Молли положила руку ему на плечо в отчаянной попытке успокоить.

— Видите? — спросил Джим. Он вернулся к стоящей группе. — Шпана.

— Я на тебя не буду работать, — сказала Мэри. — Сначала я уеду в Лондон. Умру от туберкулёза. Ищи другую официантку.

— Я тоже не буду, — быстро сказала Молли, — но умирать не стану. Извини.

Джим, казалось, обдумал это, покачивая головой и плечами.

— М-м-м-м… хорошо.

— Убирайся, — сказала Гарри.

— Неважно, — произнёс Джим, и выражение его лица сменилось с игривого на жестокое. Он уставился на Джона. — Я передумал. Бывает. Я тако-о-о-ой непостоянный. Но с другой стороны, «Империя» не может продолжать существовать. Просто не может. Знаешь, что я собираюсь сделать, Джонни-бой? Сможешь догадаться?

Джим стоял сейчас с ним нос к носу. Джон напрягся, выпрямив спину и смотря в самое сердце тьмы, стоящей перед ним. За спиной он чувствовал Мэри, практически мог слышать злые вздохи Арти и хныканье, пробивающееся из горла Молли.

— Ты любишь его, не так ли? — спросил Джим. — Это здание так много для тебя значит. Все, что происходило в нём. Когда ты смотришь на обеденный зал, ты не видишь ни новых столов, ни стульев, ни нового паркета, не так ли, Джонни? Ты видишь портьеры и ковры. Ты видишь Джеймса Уотсона, разгуливающего тут, как будто он всё ещё здесь присутствует. Ты отправился в медицинский колледж, но главной всегда была «Империя». Ты отправился в Афганистан, так же, как и твои деды, но главной всегда была «Империя». Это не просто ресторан, не так ли, Джонни-бой? Твоё сердце бьётся в этом здании, я его слышу. Слышишь? Тук-тук. Знаешь, что я собираюсь с ним сделать? Я собираюсь сжечь его, — мягко произнёс Джим, глядя на него. — Я собираюсь сжечь его дотла. Выжечь его прямо из твоей груди.

Арти был внезапен, как выстрел; он налетел на Джима и схватил его в охапку с леденящим душу воплем, как будто пытался утащить обратно в ад. На мгновение Джон не мог думать; он не видел ничего кроме двух мужчин, вцепившихся друг в друга, падающих; и он был так потрясён, что не мог пошевелиться.

А потом Гарри и Молли схватили Арти, отрывая его от Джима Мориарти, и все кричали и вопили, и Джон слышал крики сквозь звон в ушах.

— Ты чертов паук, я тебя спишу нахер из грёбаного сюжета! — завывал Арти, пытаясь дотянуться до Джима.

— Арти, прекрати! Прекрати! — визжала Гарри.

— Пожалуйста, Арти, пожалуйста, прекрати, всё хорошо, я обещаю! — умоляла Молли.

Джим встал. Его движения были порывисты, волосы были спутаны, и он резко одёргивал свой пиджак, пытаясь его расправить.

— Это Вествуд! — рявкнул он на Арти, а потом посмотрел на Джона. — Твой маленький бульдог может нападать на меня сколько ему угодно; я всё равно победил.

И Джон… начал смеяться.

Он внезапно увидел их так ясно. Джим, стоящий посреди зала с вызывающим видом, разозлённый и помятый. Арти — с покрасневшим лицом, сжимающий кулаки — картинка, идеально передающая праведное негодование. Лицо Гарри — застывшее и непреклонное. Молли, готовая заплакать, но непримиримо сжавшая губы. Мэри, стоящая за спиной, и он сжимает в руке её пальцы, а она обнимает его за плечи, как будто боится, что он тоже налетит на Мориарти.

— Джон? — спросила Гарри, оборачиваясь к нему.

— Я в порядке, — сказал Джон, изо всех сил стараясь сдержать смех, — я… я в порядке. — Он повернулся к Мэри. — Всё нормально. У меня есть вы. Я знаю.

Джон смотрел, как глаза Мэри превращаются из насмешливых в улыбающиеся. Если кто-то и понимал Джона в этом мире — это была Мэри. Всегда Мэри.