Если бы у Джона спросили, заговаривал ли с ним кто-то, когда он покупал продукты, он бы не нашелся, что ответить. Уотсон даже не был уверен, вступал ли в беседу он сам. Возможно, вразумительный разговор и мог иметь место, но Джон в этом весьма сомневался. Он выбирал продукты самозабвенно, предельно сосредоточившись на рецепте. Он даже не задумывался, не найдется ли что-то из ингредиентов у Гарри, но что-то ему подсказывало, что нет.

Он пришел в себя только на кухне в маленькой квартирке сестры, когда начал подготавливать продукты.

Не жалей времени на подготовку, Джонни. Убедись, что у тебя под рукой все, что нужно.

Джон никогда не готовил один, даже когда повзрослел. У него за спиной всегда стоял Джеймс: предлагал, советовал, напоминал. Теперь Джеймс был не один. К нему присоединился Шерлок. Но он не присматривал из-за плеча. Он стоял напротив, облокотившись на стол, или слонялся между кухней и гостиной, или жонглировал апельсинами, а иногда пытался удержать солонку на кончике носа. Он ничего не предлагал и не советовал. И он совершенно отличался от того эгоистичного мудака, каким Джон знал его в реальной жизни. Но он был рядом. Пусть вне досягаемости, пусть только где-то в поле бокового зрения, даже если Джон старался не думать о Шерлоке, Уотсон знал, что он рядом.

Так что Джон готовил не один.

Достать курицу из упаковки, промыть холодной водой. Разложить на столе и высушить. Посыпать солью, перцем и молотым имбирем. Нагреть молоко, поджарить шафран, потом добавить его в теплое молоко, отставить на время. Нарезать лук тонкими кружочками, натереть свежий имбирь, измельчить кинзу.

Что ему нужно? Точно не Шерлок Холмс, как бы ему ни хотелось сказать обратное. О, Джон хотел его и мог это признать, даже с крыши выкрикнуть или написать в верхней строке меню жирным шрифтом.

Но Шерлок Джону был не нужен, равно как и Шерлоку — Джон. Безусловно.

Через несколько недель вернется Шерлок, но только на пару часов. Он захочет увидеть открытую и процветающую «Империю», где клиенты счастливы, а на кухне все гладко и под контролем: продукты свежие, а камера глубокой заморозки поразительно пуста. На мгновение Джон позволил себе окунуться в мечты и подумать об идущем по кухне Шерлоке, с камерами, снимающими его со спины, и горящим взглядом, направленным на Джона, и с улыбкой, и… Джон выкинул видение из головы.

Он не хотел Шерлока всего на пару часов, да и то под прицелом камер. Он хотел видеть Шерлока на своей кухне, хотел, чтобы они вновь менялись шефством за безупречной работой. Он хотел развалившегося на диване Шерлока, который смотрел бы кулинарные шоу и выкрикивал «Чушь!» каждый раз, когда с экрана говорили что-то нелепое. Он хотел Шерлока, критикующего, как он моет посуду, выбирает тип муки для пасты или имеет наглость выбирать консервированные помидоры вместо свежих.

И да, он хотел Шерлока в своей постели, обнаженного и задыхающегося. Нужно быть честным с самим собой.

Но Джону он был не нужен.

Промыть рис, затем высушить. Нагреть духовку, растопить сливочное масло, открыть банку консервированных помидоров, нагреть сотейник с растительным маслом.

Что ему было нужно? «Империя»? Мэри, Молли, Арти?

Гарри. Хорошая, бескорыстная, добрая, с недостатками, отчаянная Гарри, которая изначально никогда не хотела «Империю» — по крайней мере, не так, как хотел Джон. Гарри выросла здесь, и Джон тоже. Джон помнил, как, будучи юным, делал на кухне «Империи» домашнюю работу, но Гарри сбежала оттуда гораздо раньше: то шла к друзьям, то занималась в квартире наверху, где жил Джеймс.

— На кухне слишком шумно и жарко, — жаловалась она, указывая на важность обучения, давление от экзаменов и требовательность учителей.

Родители сдались. С тех пор Гарри была редким гостем на кухне.

Будучи подростком, Джон мыл посуду и изучал бизнес с самой нижней ступени. Гарри некоторое время была официанткой, но вскоре бросила это дело из-за слишком большой занятости: она снимала для школьной газеты, участвовала в конкурсах, проводя больше времени в проявочной, чем в ванной. Джон приходил домой, пахнущий чесноком и луком, — Гарри же пахла хлоркой и фиксирующим раствором: это был странный, неприятный запах. Не раз он ловил Гарри, с довольной улыбкой нюхающей свои пальцы — это была улыбка, очень похожая на ту, которая появлялась на Джоновом лице, стоило ему вдохнуть запах чеснока со своих рук.

Джон подумал, как же сильно все изменилось. Казалось бы, не так много времени прошло с тех пор, как Джеймс умер и Хэмиш вступил во владение «Империей». Но почему-то Джон ушел из ресторана, сконцентрировался на профессии доктора, поступил в университет, сдал экзамены и больше не возвращался. И Гарри… тоже. Она отложила камеру и заняла место Джона, словно камера — это всего лишь Гарри, выставляющая напоказ грехи юности, будто разделившись в своём стремлении добиться чего-то совершенно иного.

А может и нет. Джон постоянно предполагал. Но от идеи того, что Гарри управляет Империей, потому что ресторан без неё загнется, он уже начал зависеть. Больше некому было руководить «Империей», и больше всего на свете Джон хотел, чтобы ресторан продолжал свое существование. В самые тяжелые времена, в Афганистане, под палящим солнцем и градом пуль, Джон знал: где-то там, на кухне «Империи», перекрикиваются между собой повара, шипит масло на сковородке и царит тепло и уют. Это была его опора.

Отсчитать стручки кардамона, палочку корицы, отмерить сахар, соль, изюм и миндаль. Начать жарить курицу, подготавливать специи и рис.

Что ему было нужно? Открытая «Империя» или сама мысль о том ресторане, который был в прошлом? Память о его дедушке — в аромате имбиря и томатов, в похрустывании кожицы жарящейся курицы, в изящном падении петрушки, завершающей блюдо?

Возможно. Может, поэтому половина мужчин из его роты в полевых условиях говорила о своих женах и девушках: о том, что последнюю ночь они провели бы, наплевав на контрацепцию, чтобы оставить что-то после себя, если не вернутся домой?

У Джона не были ни жены, ни девушки. У него была «Империя» и Гарри, чтобы ею руководить, но предпринимательская деятельность — понятие недолговечное. «Империя», которая находилась сейчас внизу, уже не была такой, какой ее покинул Джеймс.

Опять же, это была не та «Империя», в которую зашел Шерлок неделю назад.

Обжаривать курицу, пока не подрумянится; отложить в сторону и поджарить лук, имбирь и консервированные помидоры. Выпарить воду из риса, добавить шафрановое молоко и поставить запекаться в духовку.

Что опять привело к вопросу: что нужно Джону?

Поместить курицу обратно в сотейник.

Что совершенно отличалось от того, что он действительно хотел.

Повернуть курицу, чтобы она поджаривалась равномерно.

Он хотел Шерлока. Ему нужна была «Империя», которой руководила бы Гарри, но он хотел… он нуждался в…

Джон промыл лайм, нарезал тонкими ломтиками и отложил в сторону. Он достал из духовки рис, взял стручок кардамона, палочки корицы и выложил все на тарелке. Сверху положил курицу, помидоры и лук, а потом на каждый кусок выдавил лаймового сока и сбрызнул им всю тарелку.

Он проверил, все ли выключено, и направился вниз.

Смех и разговоры из кухни доносились все громче и громче, пока Джон нес блюдо вниз, и на мгновение он просто замер в дверях, наблюдая за ними: Мэри, смеясь, склонилась над столом, сложив руки на груди; Молли стояла у плиты, что-то помешивая в кастрюле; Арти о чем-то повествовал, яро жестикулируя руками, а Гарри сидела за дальним столиком возле окна и с улыбкой что-то записывала на бумаге.

Эти четверо, сплоченные и непринужденные, прекрасно справлялись и без него. Может, у него уже было то, чего он хотел? Может, только это ему и было нужно: знать, что эти четверо всегда здесь и делают то, что должны делать, но только без него? Джон им был не нужен — уж точно не так, как Джон нуждался в них.

Но потом Мэри подняла голову, и её и без того счастливая улыбка стала ещё шире, а тихие, полные надежд мысли вновь превратились в земные и реальные.