Лестрейд взял пульт и включил запись.

На экране замелькали картинки с числовыми обозначениями — дата, точное время — вплоть до секунды и прочие технические детали, на которые сейчас можно было не обращать внимания. Лестрейд практически сразу начал что-то строчить в блокноте, а вот Шерлок продолжал неподвижно пялиться в экран.

Брикли, улица, на которой находится «Империя», заполнена взволнованными возбужденными людьми. На переднем плане миссис Хадсон, болтает со знакомыми и смеется. Лестрейд узнавал лица людей — казалось, стоит напрячь память, и он вспомнит даже имена. Вот мясник — тот, что лично доставил в ресторан курицу; вот портье из отеля, где они жили; и этот человек с узким лицом и кислой миной… стоит несколько в стороне, словно еще не решил, нравится ли ему здесь.

Таких кадров было довольно много: массовка, крупные планы (Андерсон выбрал пару-тройку смеющихся и весело болтающих горожан). Из всего этого им потребуется не больше десяти секунд, максимум пятнадцать. Лестрейд выписал номера тех кадров, что ему особенно понравились, и взглянул на Шерлока, который за все это время, кажется, даже не моргнул.

Теперь на экране была кухня «Империи», и Грег услышал, что Холмс заерзал в кресле.

Работа кипела: Молли пассировала шампиньоны в оливковом масле, а позади нее Арти пытался изобрести какое-то адское зелье в большой миске. Мэри нервно цокала каблуками: очевидно, ей нетерпелось обслужить гостей в зале, но заказ еще не был готов.

А вот на экране показался Джон Уотсон. Он крепко держал Гарри за руку. Оба они казались взволнованными, а улыбка на его губах — вымученной, поскольку она то и дело исчезала.

Джон был на экране невероятно долго: он повернулся к сестре, что-то сказал, она ответила. Их голоса терялись в шуме кухни. На нем был микрофон — они писали звук сразу, поскольку для отдельного дубляжа после съемок не было времени, просто его еще не успели включить. Но даже на экране Лестрейд заметил особенный блеск в глазах мужчины — тот самый, что он увидел утром, когда Джон пришел в ресторан. Немой вопрос, ищущий взгляд.

Уотсон отличался от тех управляющих, что Грег встречал прежде. Все они воспринимали заключительный день съемок как последний рубеж перед возвращением к нормальной жизни. А вот Джон… Он, судя по всему, вообще не считал финальный день каким-то препятствием (не считая того, что он не мог справиться с выражением лица). Он выглядел так, словно наступило рождественское утро, а за дверью стоит дедушка Мороз.

Грег услышал свой собственный голос. Эти слова должен был произнести Шерлок, но Шерлока там не было.

— Волнуетесь из-за того, что вот-вот увидите обновленный зал?

— Немного, — почти самоуверенно рассмеялся Джон, — Просто… я никогда не видел зал другим и не представляю, чего ожидать.

— Думаем, вам понравится.

— Надеюсь. Но если не понравится, полагаю, шоу получится еще увлекательнее.

За кадром послышался искренний смех, и Лестрейд записал в блокнот точное время сцены, решив включить это предварительное интервью в финальный выпуск, и снова взглянул на Шерлока.

Тот был по-прежнему неподвижен, но неотрывно смотрел на Джона, подавшись вперед всем корпусом. Но красноречивее всего были его руки — большие пальцы теперь были плотно прижаты к губам. И Лестрейд на секунду задумался: старается ли Холмс сдержать дыхание или что-то совсем другое?

— Готовы войти? — услышал он свой закадровый голос.

Джон посмотрел на Гарри.

— Да, — сказал он и одернул рубашку, словно это был последний штрих к тому, чтобы выглядеть безупречно. И на короткий миг показалось, что он полон надежд.

Кадр снова сменился: на экране появились общие планы зала. Он смотрелся великолепно: просторный, чистый, светлый. Теперь на окнах не было тяжелых занавесок, и в комнату лился яркий солнечный свет. Стены были оклеены жемчужно-серыми текстурированными обоями с рисунком, напоминающим какую-то причудливую волну. Зал украшали старинные карты в новеньких рамках, изображения Британской военной формы разных лет и несколько ценных антикварных вещей из коллекции Уотсонов: шляпа, меч и искусно вырезанная деревянная кукла.

И, разумеется, с дальней стены на все это по-прежнему смотрели четыре портрета отцов семейства.

Дверь открылась, и Джон вошел в зал.

Он успел сделать три с половиной решительных шага, а потом вся эта новизна обрушилась на него. На секунду он просто застыл, а потом начал осматриваться — очень медленно, фиксируя малейшие изменения, подмечая каждую карту, каждый рисунок. Лицо Джона не выражало никаких эмоций — лишь тщательно продуманная и отрепетированная невозмутимость. Но только лицо. Его осанка, плечи, даже руки говорили совсем о другом: замешательство, шок, удивление… А потом Уотсон повернулся и увидел портреты.

Сначала он замер, а потом плечи расслабились, руки на секунду сжались в кулаки, Джон закрыл глаза и выдохнул. С облегчением.

А потом он продолжил осмотр своих владений так, словно и не останавливался, и когда прошел полный круг по залу, Лестрейд снова заговорил.

— Джон, скажи что-нибудь.

— Я… я не могу, — ответил Уотсон. А потом тихо рассмеялся и быстрым движением вытер глаза и начал увлеченно тереть шею, будто давно намеревался сделать именно это.

Его выдавал только голос, на лице по-прежнему не отражались никакие эмоции. Ни облегчения, ни разочарования. Почти.

— Если тебе не нравится, это ничего, — мягко проговорил Лестрейд. Но Джон поспешно ответил:

— Нет-нет, нравится. Правда. Это… так здорово. Фантастика просто. Очень красиво. Жду-не дождусь, когда здесь снова будет полно гостей.

— Но…

— И вы оставили портреты. Спасибо. В смысле, правда спасибо. Я так надеялся.

— Шерлок предупредил.

— Да… — сказал Джон и повернулся спиной к камере, будто хотел снова взглянуть на портреты, но сейчас его плечи неуклюже ссутулились, правда, через секунду он снова выпрямил спину. — Не иначе. Что-что, а положиться на него можно.

Лестрейд оторвался от экрана и взглянул на Шерлока.

Тот был по-прежнему неподвижен. Только смотрел на Джона с такой жадностью и отчаянием, с какими Уотсон искал его взглядом в тот день. А на экране тем временем в зал ввалились Гарри, Молли с Арти и Мэри — такие потрясенные, ошеломленные… Молли разрыдалась, Мэри обошла зал и прикоснулась к каждому столу, а Арти немедленно изучил все карты и постановил отмечать наклейками те места, где кто-то побывал. На что Мери ответила, что лучше вынуть стекла и использовать булавки. Гарри стояла в центре зала и минут пять просто смотрела на портреты. Джон подошел и тихонько обнял сестру за плечи. Это был чудесный кадр, и Лестрейд отметил это время в блокноте.

— Он ждал чего-то другого, — проговорил Шерлок.

— Он ждал тебя, — ответил Лестрейд, не скрывая раздражения в голосе.

Шерлок выпрямился: — Полагаешь, мне следовало остаться.

— Если честно, не понимаю, почему ты этого не сделал. Это же последний день. Ты же всегда оставался, чтобы пожелать им…

— Надоело одно и то же. Я попрощался в воскресенье. Это даже сняли на камеру. С Джоном я всё обсудил накануне. Больше мне им сказать нечего. Не вижу смысла приезжать ради пары часов.

— Херня всё это. Ты их просто бросил. Услышал, что шоу прикрыли, и свалил.

— Меня оскорбляет само предположение…

— Знаешь, о чем я подумал, когда ты не пришел, Шерлок? — продолжил Лестрейд, глядя своему шефу прямо в глаза. — Я подумал, ты поехал в Лондон поговорить с руководством. Подумал, ты собираешься бороться за шоу. Скажешь им, какие они мудаки, потому что ты не виноват, что Ирэн Адлер или кто-то из этих запойных управляющих просрали свои рестораны. Может, телевизионная аудитория оставляет желать лучшего, но у тебя высоченные рейтинги на ютубе и тамблере, после каждого выпуска форумы просто взрываются. Люди такие программы смотрят не из познавательного интереса, им нужен драйв, настоящий фейерверк.

Шерлок сжал подлокотники. — Так ты… думаешь, я сбежал из-за шоу?