[Крупный план. Молли с обеспокоенным видом помешивает что-то в кастрюльке на плите.]

Молли: Растапливайся… растапливайся же… Оно не растапливается. Не растапливается.

[Смена кадра. Арти с болезненным шипением вываливает нашинкованную морковь в большую кастрюлю.]

Закадровый голос Шерлока: В связи с тем, что нагрузка Молли возросла, у Арти, бывшего посудомойщика, а теперь су-шефа, появились новые обязанности, в частности, приготовление супов и салатов. Это даст шеф-повару возможность сконцентрироваться на таких сложных вещах, как суфле, рыбные блюда и овощные гарниры. В меню «Империи» никогда не было хорошего супа, но мы исправим это упущение. Морковный суп с имбирем – классический, легкий в приготовлении рецепт, прекрасно подходит для холодного времени года. И с ним справится даже Арти.

[Остатки моркови никак не хотят высыпаться. Арти встряхивает миску.]

[Смена кадра. Зал ресторана «Империя». Джон провожает посетителей к столикам. Мэри раздает меню. Дневное обслуживание начинается.]

Закадровый голос Шерлока: Сотрудники «Империи» привыкают к своим новым ролям. Возможно, день и правда пройдет без сучка, без задоринки.

***

Так или иначе, воскресное дневное обслуживание проходило весьма неплохо. В зале было полно довольных посетителей. И если сотрудники и осознавали свои косяки, поскольку знали кухню изнутри, то гости ничего такого явно не замечали.

Гарри мытье посуды абсолютно устраивало: можно было не появляться в зале. У этого были и плюсы и минусы. Положительный момент состоял в том, что ей не нужно было опасаться, что в одном из гостей она узнает Джима Мориарти. Гарри понимала, что это просто вопрос времени, и вполне логично было бы прийти именно сегодня – в воскресенье. Но коль скоро Гарри точно не знала, в зале он или нет, всё казалось намного проще.

А минус был в том, что удаленность Гарри от зала также означала и удаленность от бара и от початой бутылки виски под прилавком. Она обещала Джону, что больше не будет прикладываться к выпивке во время работы. Джон верил ей, так было всегда, и всегда будет, даже если Гарри и сорвется – сейчас или еще когда – и пропустит глоток-другой (так, для тонуса). Но ведь это Джон, он доверяет тем, кого любит. Доверяет безоговорочно. Гарри и представить не могла, чтобы брат не доверял кому-то, кого любит, не верил, что этот человек желает ему только добра. По большому счету, он был слишком уверен в том, что все такие же, как он сам.

Именно поэтому Гарри людям не доверяла. Это в какой-то степени уравновешивало мир вокруг.

Взять хоть Шерлока Холмса. Всего пять дней назад он был незнакомцем, совершенно чужим человеком (звездный статус не в счет). А теперь он на «ты» с ними со всеми. И просто смехотворно, что Джон доверился ему до такой степени, что согласился отказаться от всего в «Империи», что до этого так любил. И Гарри считала, что не доверять Шерлоку – ее моральный долг и святая обязанность. И дело не только в том, что он изменил всю жизнь их ресторана вплоть до мелочей (до такой степени, что Гарри подозревала, что Джеймс в гробу переворачивается, хоть никогда и говорила об этом Джону). А в том, что ей казалось, что Холмс намерен завязать отношения с ее братом или что-то вроде того.

Не то чтобы Гарри завидовала. Дело не в том, что она смотрела, как эти двое избегают друг друга на людях, и думала, что и они с Кларой, должно быть, выглядели так же. Зависть не имела к этому никакого отношения, потому что она любила своего брата и видела, как он смотрит на Шерлока, смотрит широко раскрытыми глазами, как смягчается выражение его лица и как отчаянно и напряженно он расправляет плечи – так, словно готовится к неизбежному концу. Точно так же выглядела Клара в те последние несколько недель, когда они обе, не говоря друг другу ни слова, знали, что все кончено.

Гарри Джону не завидовала, нет. Она чувствовала, что происходит, когда видела, как Джон и Шерлок не смотрят друг на друга. Нечему тут завидовать.

Ресторан работал вовсю уже около часа, и весьма неплохо. Гарри было вполне уютно в подсобке: она мыла посуду, выносила мусор, подметала пол, избегала камер – в общем, не высовывалась. Она совершенно забыла о возможности появления Джима Мориарти (но не о бутылке виски), когда поступил первый заказ десерта.

- Три суфле и пирожное с заварным кремом, - сияя, объявила Мэри. - Они знают, что придется подождать, и не возражают.

- Вот дерьмо, - простонала Молли с расширившимися от ужаса глазами.

- Да ладно, Молл, все получится, - подбодрил ее разливавший по тарелкам суп Арти.

- Да ни фига, я не могу отойти от плиты, - нервно ответила Молли.

- Я принесу, - сказала Гарри, быстро пригнулась, чтобы не попасть в камеру, и поспешила к холодильнику. Три порции суфле были там, где она их оставила, маленькие формочки из жаропрочного стекла, закрытые пленкой.

Удерживая их в одной руке, Гарри направилась обратно на кухню. Они были ледяными и твердыми, Гарри даже подумала, что у нее вот-вот рука отмерзнет, но все-таки донесла, поставила на противень и отправила в духовку.

- Двенадцать минут на суфле, шеф, - крикнула она, и Молли расплылась в благодарной улыбке.

- Спасибо, Гарри, - сказала девушка. Она закончила сервировать блюдо и заглянула в духовку. – Как думаешь, они поднимутся?

- Они будут великолепны, - ответила Гарри, хотя ее и саму заботил тот же вопрос. Но Молли была слишком ранима (даже учитывая удачный день за плечами), чтобы рисковать ее уверенностью в себе.

- Ой, шеф, - позвал Арти, - шпинат горит.

Молли взвизгнула и метнулась обратно к плите, а Гарри вернулась в подсобку, где ее ждали четыре сковородки после жарки соте, шесть супниц, пять салатниц, три стакана и Бог знает сколько столовых приборов. Нужно приниматься за работу.

Двенадцать минут спустя, только она вернулась в подсобку, в который раз выкинув мусор (нескончаемое занятие, почти как мытье посуды), как услышала грохот – словно все бокалы в здании разом упали на пол. На мгновение наступила тишина, а потом Молли начала голосить:

- Они замороженные!

Гарри бросилась на кухню. Сказать, что у нее сердце в пятки ушло – ничего не сказать, потому что оно скорее обратилось в камень, как двенадцать минут назад суфле, которое теперь было наполовину поднявшимся, наполовину замороженным и бесповоротно испорченным, в общем, являло собой плачевное зрелище. По краям суфле все-таки предприняло отчаянную попытку подняться, но получилось это сделать только на сантиметр, и на свою беду оно еще и обуглилось. В центре суфле не поднялось вообще и представляло собой некую однородную массу. По тому, как Шерлок хмурился, когда тыкал пальцем в центр этого нечто, стало понятно, что выводы Молли по поводу замороженности десерта оказались верными.

Но сильнее всего пострадали формочки. Очевидно, они не были предназначены для таких резких перепадов температур (из морозильника сразу в горячую духовку), поскольку они лопнули сразу в нескольких местах, и из трещин сочилось суфле. Шерлок постучал своим длинным изящным пальцем по краю формочки. Кусок стекла угрожающе качнулся и отвалился. И несчастное суфле, изможденное бесплодными попытками подняться, испустило последний вздох и, пузырясь, вытекло на стол.

Молли разрыдалась. И Гарри ее не винила. Все остальные не издавали ни звука.

- Слезы. Ты плачешь, - ледяной голос Шерлока звучал низко и властно. Гарри почувствовала, как у нее внутри все словно в узел завязалось. Ощущение было почти… не сказать, что приятное, нет - ее никогда особо не заводили такие вещи, но она с легкостью могла представить, как снесет крышу у ее брата, если Шерлок произнесет его имя этим тоном.

- Простите, - пискнула Молли.

- Ты профессионал. По крайней мере, так себя позиционируешь. И на тебе - рыдаешь над испорченным суфле, - с каждым словом голос Шерлока звучал все более рассерженно. Молли шмыгнула носом и постаралась сдержать слезы, но Гарри знала: раз уж девчушка собралась разреветься…