Он начал с риса: тщательно промыл три раза в холодной воде. Это умиротворяло: словно перебираешь крупный песок на дне прозрачного ручья. Затем пересыпал в прозрачную чашку, залил кипятком и отставил до поры до времени.
Пока рис набухал, Джон почистил морковь и приступил к курице. К сожалению, он купил не целую тушку, но у него не было никакого желания разделывать ее, и, кроме того, он не рассчитывал, что будет готовить для двоих.
Стоп. А он готовит для двоих? Он выглянул из кухни, чтобы посмотреть, что происходит в гостиной. Телевизор все еще работал, а Шерлок, кажется, так и сидел, не шелохнувшись. Джон вернулся, вымыл курицу и принялся шинковать морковь соломкой. Поначалу это было кошмарно: он пытался унять тремор руки, в которую был ранен, и работать ножом, а здоровой рукой - удержать морковь. Но с каждым разом движения были всё увереннее. В конце концов, морковь была нарезана аккуратной соломкой, и Джон подумал, что все не так уж и скверно.
По крайней мере, вышло не хуже, чем у Арти, что, в общем-то, неплохо.
Джон взбодрился и продолжил. Быстро поджарил курицу, затем в этом же масле пассеровал лук, морковь, изюм и миндаль, сверху выложил рис и томил, пока тот не пропитался маслом и ароматом приправ. Затем аккуратно выложил сверху курицу, закрыл крышкой и оставил на медленном огне.
Уотсон вымыл ножи, разделочные доски и прочую утварь и взглянул на часы: было уже около полуночи – поздновато даже для самого позднего ужина, к тому же он смертельно устал за день. Телевизор был по-прежнему включен, но теперь Шерлок, видимо, просматривал сцены, отснятые утром. Скорее всего, по второму кругу. Джон слышал его голос по телевизору, он рассказывал Молли о бородинском хлебе, о том, как улучшить рецепт, чтобы он казался аппетитнее современному потребителю.
- Этот рецепт не годится, - услышал он.
Джон посмотрел на свои руки: они покраснели от горячей воды. Левая кисть – такая твердая и уверенная, когда он резал, шинковал, перемешивал, - теперь снова дрожала. Он сжал кулак изо всех сил.
Это рецепт моего отца. Джон помнил эти слова Джеймса Уотсона. Дед тогда вымешивал тесто, а рядом стояла чашка с вишнями, изюмом и корицей (их добавляли чуть позже). А пятилетний Джон стоял рядом и украдкой воровал вишни прямо из чашки. И на его пальцах были ярко-красные пятна от сока. Вот что он привез домой: этот рецепт, самовар и бобровую шапку. Это то, что он оставил в наследство.
Телик по-прежнему орал на всю громкость, когда Джон направился в гостиную. Он даже не остановился посмотреть, какой именно эпизод смотрит Шерлок. Просто взял пульт и выключил.
- Думаю, на сегодня хватит, - решительно заявил он, а Шерлок, до сих пор сидевший в той же самой позе, поднял голову и с удивлением на него посмотрел.
- Правда?
- Можешь идти домой, - твердо ответил Джон и положил диск с записями на стол. - Ума не приложу, что тебя подвигло снова пробраться в мой дом…
- Ты оставил окно открытым, Джон. Выглядело как откровенное приглашение.
Уотсон невесело рассмеялся. Он открыл было рот, чтобы что-нибудь ответить, но вдруг передумал. А какой смысл? Ведь совершенно неважно, что он думает о присутствии Шерлока в его доме, в ресторане, в этой гребаной стране, наконец. В любом случае, он поступит так, как захочет Холмс.
- Я огорчил тебя, - сказал Шерлок, а Джон молча стоял в проеме двери и кивал, пытаясь не сорваться.
- Да, - наконец произнес он. - Верно подмечено.
- Ты хочешь наорать на меня.
Джон прикусил губу и посмотрел на потолок, потому что просто не знал, куда глаза деть.
- Хочешь, но не можешь, так? Даже не знаешь, с чего начать.
- Да неважно, с чего начать, приятель. Главное, вовремя остановиться.
- А… – выдохнул Шерлок, и Джон услышал, как тот подвинулся на диване. - Посмотрим… Тебя расстраивают изменения в меню, в декоре, кадровые перестановки и… О, интересно… Тебя бесит, что трость тебе больше не нужна. Верно?
- С чего бы мне, блядь, на это злиться? – не выдержал Джон.
- Возможно, потому что ты уверен, что я специально это подстроил, пока ты покупал продукты, чтобы доказать, что я был прав, когда говорил, что она тебе не нужна.
- Ага, - фыркнул Джон. - Ты, небось, ради этого весь этот поход на рынок и придумал.
- Я настоял, чтобы пошел именно ты, хотя логичнее было бы послать Гарри или Мэри на худой конец. Но нет, я отправил тебя – того, кому труднее всех быстро пробежаться по магазинам и найти все, что нужно. Тебя это смутило еще тогда: наверняка ты сразу заподозрил в моем решении скрытый мотив.
Нога Джона тряслась, он ухватился за дверной косяк, чтобы устоять.
- Дело не только в новом меню. Я знал, что ты приедешь и изменишь абсолютно всё, вот что ты делаешь, да? И именно на это я и подписался.
- Логично. За это меня ненавидят все управляющие, - проговорил Шерлок.
- Я тебя не ненавижу.
В комнате повисла тишина. Джон сам не знал, почему это сказал. Он даже не был уверен, что именно это имел в виду. Но он слышал, как тихо дышит Шерлок, и подумал, что, в принципе, это правда.
- Хорошо… – сказал Шерлок. - Это… очень хорошо.
Джон отступил в прихожую, сделал глубокий вдох и шагнул обратно. Шерлок по-прежнему сидел на диване. Он сосредоточенно следил за Джоном – так, как следил за Арти, когда тот терзал морковь. Уотсон посмотрел ему прямо в глаза.
- «Империя» - ресторан моего деда. Это самое дорогое, что он мне оставил. Это его сердце, его душа, то, ради чего он просыпался по утрам. Каждый раз, приходя туда, я чувствовал его взгляд. Каждый мой вздох в «Империи» - в память моего деда. И меня бесит, что сегодня за весь вечер, за весь этот чертов вечер – ни разу я его не почувствовал. Ни в еде, ни в интерьере, вообще ни в чем. Ты отобрал единственное, что я любил, единственное, чем дорожил на свете, ты словно кожу содрал, обнажил до костей. Вот что я ненавижу. А не тебя. Это ведь просто твоя работа. Я уже когда в это ввязывался, знал, что всё так получится. Просто не думал, что будет так больно.
Джон закрыл глаза и постарался вздохнуть поглубже, чтобы убрать комок в горле: ему стало трудно говорить и дышать.
- Знаешь, ты до сих пор не поблагодарил меня.
- С чего мне благодарить тебя за то, что ты разрушил то, что я люблю?
- Я про трость, - уточнил Шерлок. - Любопытно. Мне казалось, я доказал тебе, что в ней нет необходимости, но ты ни разу за сегодня не поразился этому, а просто вел себя, будто так и должно быть, будто всегда прекрасно справлялся без нее.
- Ну…
- Все меня благодарят, - сказал Шерлок и, наконец, встал. Джон смотрел, как он подошел к телевизору, как нетерпеливо резко нажал на кнопку, чтобы достать диск. – Спасибо, Шерлок, что спас мой ресторан. Спасибо, Шерлок, что обновил меню. Спасибо, Шерлок, что убедил меня в том, что кислотно-розовый зал – идея дурацкая. Спасибо, Шерлок, что помог мне, моим друзьям и родственникам, которые у меня работают, не остаться без средств к существованию.
Шерлок аккуратно достал диск и убрал в конверт.
- Меня так заебали все эти «спасибо», которым, на самом деле, грош цена. Мне опостылело позирование, игра на камеру, все эти счастливые улыбочки, управляющие и повара, приветливо машущие руками. Они только и ждут, когда я уеду, и проклинают тот день, когда им в голову пришла мысль пригласить меня. А знаешь, Джон, что происходит, когда я уезжаю? Они снова скатываются к своим предсказуемым нелепым жизням: возвращают старое меню, вешают обратно засаленные картинки, принимают на работу своих безответственных племянников, братьев и сестер, и, в конце концов, ресторан закрывается. Хороша благодарность, нечего сказать.
А ты, Джон… Знаешь, ты прав. Срать я хотел на твой ресторан, меню, карты, фотографии и прочее барахло на стенах. Ты и представить не можешь, сколько раз я уже видел эти бесконечно повторяющиеся глупости. Из раза в раз одно и то же. Я насмотрелся на управляющих, ищущих утешения и поддержки в алкоголе, никотине или интрижке с пышногрудой официанткой. Но вот чего я не видел – так это управляющего, которому физически нужна поддержка, необходимо на что-то опереться в буквальном смысле. Ни одному уважающему себя ресторатору не нужна вся эта дребедень, чтобы держаться на плаву, если, конечно, с заведением все в порядке. И единственное, чего мне хотелось, - чтобы и ты это понял. Потому что мне почему-то не наплевать на твою ногу.