Теперь картины, которые недавно так красочно рисовало его воображение, отошли на второй план.

Вода закипела. Джон как раз собирался засыпать в кастрюлю пачку макарон, как вдруг вспомнил кое-что. Искать пришлось недолго: он держал в руках небольшой сверток, покрытый тонким слоем инея. С довольной улыбкой Джон развернул вощеную бумагу: внутри была бледно-желтая замороженная плоская домашняя лапша. Конечно, не совсем то, что нужно для этого соуса, но тоже подойдет. Он аккуратно опустил лапшу в воду.

Она пролежала в морозилке шесть месяцев, а положено – не больше двух. Джон помнил, что Гарри никогда не придавала особого значения подобным мелочам, просто не задумывалась о том, сколько конкретный продукт может храниться в морозилке и не потерять вкусовых качеств. Возможно, в этом тоже была причина неудач их ресторана… А может, и нет.

Джон помешал соус, еще раз попробовал и добавил еще щепотку базилика.

Гарри никогда не хотела работать в ресторане. Он всё никак не мог вспомнить, кем же сестра мечтала стать. Джон смотрел, как пузырится соус, и думал, как он мог об этом забыть. Фотография? Журналистика? Явно что-то, что не имело никакого отношения к кастрюлям, сковородкам, меню, доставке продуктов, попыткам приготовить банкет более чем на десять человек в разгар вечернего обслуживания. Они вместе обедали за тем маленьким столиком в углу кухни, но Гарри никогда не наблюдала за работой поваров с тем же вниманием и восторгом, никогда с тем же трепетом не ждала тарелочек с угощением, которые им приносил дедушка, не ловила каждое его слово, когда он отчитывал своего су-шефа, если что-то шло не так.

Джон проверил лапшу деревянной ложкой - ему и пробовать не нужно было, чтобы безошибочно определить: нужно поварить еще минутку. Он попробовал соус, убавил огонь и пошел за пармезаном.

Вдруг Джон заметил в углу трость – и нога сразу же отказала. Уже падая, он едва успел схватиться за стол, зажмурился от внезапной боли и попытался не двигаться, ожидая, пока пройдут спазмы. До плиты он смог добраться, только опираясь о стол.

Лапша была готова. Уотсону пришлось сжать зубы, чтобы добраться до раковины и промыть её. Он хорошенько встряхнул лапшу, переложил в глубокую миску, сверху полил соусом и присыпал тертым сыром. Чтобы отнести горячее дымящееся блюдо обратно на стол, пришлось обернуть его полотенцем – другой рукой он крепко сжимал трость.

Джон не спеша принялся за еду. На языке чувствовалась сладость соуса, острота чеснока и мягкость лука. Уотсон подумал, что можно было добавить еще перца. Или свежих помидоров, немного цуккини, перца, крупных листьев свежего базилика. Лучше было бы использовать оливковое масло и перец крупного помола. Сейчас, конечно, не сезон, но можно было зайти на рынок – свежие продукты всегда лучше консервированных. Простое и вкусное блюдо. У Шерлока была бы возможность убедиться, что не такой уж Джон идиот, он кое-что смыслит в кулинарии. Стереть эту чопорную самодовольную ухмылку с его лица, заставить его думать о нём иначе.

Вот о чём размышлял Джон. Шерлок Холмс сидит за столом напротив, ест только что приготовленное блюдо, легко и искренне смеется, на обнаженное тело накинут халат. Все ссоры забыты, и этот невесомый поцелуй - обещание того, чем они займутся, когда вместе перемоют посуду.

Джон отложил вилку и стиснул край стола. Нет. Нет, дурень. Прекрати! Всё это подразумевает отношения, у которых есть будущее. А у них с Шерлоком будущего точно нет. Всё, что у них есть, – пара поцелуев и обжимания по темным углам. Меньше чем через неделю Холмс соберет вещи и уедет восстанавливать новый ресторан. И в следующий раз Уотсон его увидит только через несколько недель, если, конечно, «Империя» столько продержится. Ведь Джон для Шерлока – ничего не значащая интрижка, способ хоть как-то скрасить эту неделю. А Шерлок для Джона – это разгул и распутство, позволенные солдату, вернувшемуся с войны, что-то вроде: Господи-спасибо-да-здравствует-жизнь. Только и всего.

Джон набрал воздуха в грудь и задержал дыхание. А потом он медленно выдохнул – так, словно выдыхал все тревоги и беды, всю боль разбитого сердца. Не то чтобы это сработало: нога по-прежнему ныла, а на сердце было тяжело от чего-то, что он назвал бы утратой. И ещё Джон знал, что для «Империи» пошел обратный отсчет времени, что бы он ни делал.

Джон открыл глаза. У него над головой тускло горела лампа, на кухне было пусто и холодно, только над тарелкой еще поднимался горячий пар. Он взял вилку и продолжил есть.

***

Съемочная группа приступила к работе рано. Безусловно, рассветы смотрятся выигрышнее всего, этакая символичная метафора: рассвет нового дня, зарождение нового ресторана на руинах старого. Если бы можно было снять феникса, восстающего из пепла, было бы вообще отлично. Но за неимением оных телевизионщики вполне обходились рассветами.

Шерлок терпеть не мог метафоры. Избитые, затасканные, уже ничего не выражающие и, кроме того, неточные. Ведь за каждым рассветом следует неизбежный закат.

Ну хотя бы от него не требовали обязательного участия в этих лубочных съемках. Конечно, восемь утра – довольно ранний час. Но Шерлок, как правило, приходил в ресторан ещё до того, как сотрудники просыпались. Он не сомневался, что так будет и в случае с «Империей». Арти не производил впечатления ранней пташки, ну разве что он снял кого-то накануне, ночевал не дома и под утро его вышвырнули из постели. А вот Молли наверняка жаворонок. Но Шерлок подозревал, что она замрет от страха перед входом в ресторан и простоит так не меньше часа, всё решая, то ли взять кухню штурмом, то ли спастись бегством.

Брикли ранним утром очарователен. Шерлок прогулялся пешком от отеля до «Империи» и заметил, что на улицах уже довольно людно, несмотря на выходной день. Горожане приветливо здоровались друг с другом, смеялись, мимо как угорелые носились дети, словно пытаясь уже к обеду выбиться из сил сами и уморить своих мам.

Больше всего Шерлока поразило, что эти искренние улыбки, приветливые пожелания доброго утра адресованы и ему тоже, словно он уже стал частью этой провинциальной жизни. Это казалось ему абсолютно нелепым, ведь он только что приехал, ни единой души здесь не знал, кроме членов съемочной группы и персонала «Империи», он был всего лишь примелькавшимся лицом с экрана. Обычно незнакомцы, если и осмеливались поздороваться с ним, были весьма несдержанны, отпускали совсем неуместные комментарии по поводу его предыдущих передач – так, будто они уже знакомы. Шерлок ненавидел панибратство. Но люди здесь…

- Здравствуйте, прошу прощения, - сказала одна молодая мамочка, пробегая мимо. – Квентин! Ты чуть с ног не сбил этого приятного джентльмена!

- Доброго утра, - буднично проговорил продавец газет, устанавливая навес, а потом прикрикнул на своего рассыльного: - Эй, не оставляй здесь газеты! Что, лужу не видишь? Ты точно сейчас половину заказов намочишь!

- Поберегись! – сказал полицейский, когда заметил, что Шерлок ступил на дорогу, как раз когда мимо пронесся грузовик. Полицейский даже не остановился, он просто прошел мимо, что-то насвистывая. Шерлок смотрел, как он поздоровался с продавцом газет, как тот нырнул в киоск и вернулся со свежим номером «Таймс».

Шерлока поразило, что все эти люди не были нарочито любезны, когда узнавали его. Они были просто приветливы, и им было абсолютно всё равно, кто он.

Он дошел до «Империи» и задумчиво остановился. Все рестораны, кроме булочной напротив, были еще закрыты. Колокольчик над дверью весело прозвенел, когда дверь распахнулась и оттуда с шумом вывалилась группа подростков с фирменными пакетами в руках. В воздухе запахло мускатом и корицей. Никто из них даже не взглянул на Шерлока, они увлеченно обсуждали репетицию школьного мюзикла – чего-то очень известного и довольно нелепого. Вероятнее всего, «Моя прекрасная леди», хотя Шерлок не исключал и «Бригадун» (прим. пер.: знаменитый бродвейский мюзикл 50-х годов).

«Хадсон» - гласила надпись на пакетах, и Шерлоку даже не пришлось удаляться в чертоги разума, чтобы вспомнить это имя. Именно сюда ему нужно было отнести Арти накануне, хотя куда благоразумнее было бы доставить его в клинику неподалеку, где работала таинственная Сара. Шерлок был уверен, что за всем этим что-то кроется, и даже догадывался, что именно. Но сейчас его манил аромат корицы и сливочного масла, а значит, эта загадка подождёт.