Шерлок кивнул.

- Ты пошел в медицинскую школу, стал врачом. Очевидно, ты работал в клинике вместе с Сарой, прежде чем уйти в армию. Потом ты пригласил ее на свидание. Ваши отношения закончились до того, как ты ушел в армию. Возможно, вы порвали друг с другом именно по этой причине. Может, ты всем сообщил, что тебе не хватает чего-то интересного и захватывающего. Зашивать раны, полученные на поле боя, гораздо интереснее, чем диагностика ИМП у скучных домохозяек. Но ты пошел в армию не как врач, а как солдат. Скорее всего, ты взял с собой аптечку, но точно не вступил в медицинский корпус. Все оказалось не таким волнительным и будоражащим, как тебе хотелось. Это была просто часть тебя, которую ты спрятал глубоко внутри, - она всегда будет жаждать опасности и приключений, и с этим ничего уже не поделаешь.

- Как ты узнал это? - спросил Джон по-прежнему нечитаемым голосом.

- Я не знаю, а замечаю, - пояснил Шерлок.

- Знаешь, ты похож на надутого мерзавца.

- Как я и говорил.

Джон заерзал на кровати.

- Ты никогда не говорил, зачем пришел сюда.

- Нет, - сказал Шерлок. Он свесил ноги с кровати и сел на край, спиной к Джону. Он думал о Саре из клинике, с мягким блеском в глазах смеющейся над делом рук Джона; о злобно ухмыляющемся Мориарти в парке; об отчаянии и боли в голосе Гарри, ухватившейся за бутылку, как за единственное возможное спасение.

Не говори Джону о том, что знаешь, умоляла она его. Шерлок знал, как сильно она ненавидела себя за ту мольбу в голосе, с которой она просила ничего не говорить вообще. Ты не можешь сказать ему. Он не нуждается в твоей жалости.

- Что ж, - протянул Джон через некоторое время, - если речь пойдет об Импе…

- Это не важно, - быстро сказал Шерлок.

- Шерлок. Это мой ресторан.

- Только до утра.

Послышался звук возни, будто бы Джон отодвигался от него.

- Хочешь сказать, что спасение «Империи» - пустая трата времени? Что лучше опустить руки и закрыть двери до лучших времен?

- Хорошая идея, - осторожно заметил Шерлок.

- Да пошел ты, - процедил Джон и поднялся на ноги. - Я не просил твоего мнения, я просил твоей помощи.

- Это одно и то же.

- Вовсе нет. Скажи, как вернуть «Империю» к жизни.

- Я не могу. Никаких вариантов.

- Но до этого все было в порядке!

- Так было раньше, - отрезал Шерлок и тоже поднялся на ноги, начиная ходить по комнате. - Так не может продолжаться и дальше. Времена изменились, так же как и предпочтения людей в еде. Пятьдесят лет назад никто не мог отличить шашлык от рубленого бифштекса. Теперь же их заказывают в пятидесяти различных вариациях. «Империя» не умирает, Джон. Она уже мертва, просто ты не замечаешь.

Джон замер.

- Пошел вон.

- Джон…

- Нет. Ты пробрался в мою спальню глубоко за полночь и спокойно сообщил, что я должен позволить ресторану моего дедушки, который был одним из самых близких для меня людей, закрыться, даже ничего не предприняв? Убирайся. Поднимай свою чертову задницу и убирайся отсюда. - Джон взял пальто Шерлока и кинул ему в лицо.

- Джон, я…

- Убирайся! - крикнул он, и Шерлок послушно направился к двери. Когда его рука была уже на дверной ручке, он обернулся назад, надеясь, что Джон наблюдает за ним. Но этого не было: он лежал на боку, спиной к Шерлоку, и выглядел явно не настроенным к разговору.

Шерлок решил уступить ему, повернул ручку и вышел за дверь.

Он еще накануне вечером заметил фотографии на стене в холле. Среди них был портрет Джеймса Уотсона, основателя «Империи». Холмс хотел бы снова взглянуть на него, еще раз посмотреть на человека, который открыл этот ресторан и который теперь стал навязчивой идеей своего внука. И если с этой одержимостью ничего не сделать, она разрушит семью. Шерлок знал, что Джон не спит, он вслушивается и ждет, когда хлопнет входная дверь. Возможно, даже смотрит в окно, чтобы убедиться, что Холмс наконец ушел.

Шерлок задумался, что бы сделал Джон, если бы он не ушел и остался до утра.

Мысль интриговала.

Шерлок не хотел думать о Джоне Уотсоне. Он хотел думать о его ресторане, о том, как его сохранить. Но чем больше он погружался в мысли, тем больше входил в растерянность - идей по поводу спасения «Империи» не было абсолютно никаких.

========== Глава 8 ==========

За что я всегда любила кулинарию, особенно подготовительные работы, так это за то, что пока твои руки заняты, ты можешь думать о чем угодно. И каждый раз после восьмичасовой смены мне удавалось разобраться с волновавшими меня на тот момент вопросами – будь то какие-то бытовые мелочи или действительно серьезные проблемы.

Габриель Гамильтон

В ту ночь Джон так и не заснул. Он слышал, как Шерлок вышел из комнаты, как стихли его шаги на лестнице. Когда хлопнула входная дверь, он с облегчением выдохнул и провел рукой по лицу.

Какая же это глупость, какое ребячество – вот так дуться, лежа в кровати, повернувшись спиной к человеку, который разыскивал тебя, добивался тебя. Джон чувствовал себя полным придурком. Даже хуже – малолетним придурком, а не взрослым мужчиной, который получил медицинское образование и побывал на войне и который, как ему казалось, всегда вел себя как зрелый человек и был способен принимать серьезные решения. А когда взрослым людям что-то не нравится, они не прячут голову под подушками и не залезают под одеяло, чтобы избежать конфликта.

Нужно было врезать ему. Хорошенько размахнуться и выбить из Шерлока весь его гонор, да так, чтоб кровь носом пошла. А потом смотреть, как гримеры будут ему этот синяк замазывать. И как он будет объяснять всё это Лестрейду.

Джон дал волю воображению: Шерлок Холмс вскрикивает, прижимает руки к носу, падает на колени. Только вот в своем воображении Джон не возвышается над ним с гордым видом победителя. Боль в возгласе Холмса всё словно переворачивает в нём: Джон склоняется над ним, успокаивающе гладит по спине, шепчет извинения. И вот они уже сидят, Уотсон аккуратно стирает кровь со щеки Шерлока, осторожно пытается остановить носовое кровотечение. Холмс отпускает какой-то остроумный комментарий, и Джон смеется. Их лица так близко, Джон наклоняется и целует…

Блядь.

Уотсон сбросил одеяло и встал. Раз уж он даже свое дурацкое хреново чтоб его воображение контролировать не может…

Пол на кухне был ледяным, но Джону было лень подниматься в спальню за тапочками. В любом случае, спать совершенно расхотелось. Тот путь, на который его воображение ступило еще в спальне, был очень уж соблазнительным, и все эти мысли было уже не остановить. Кровотечение прекратилось, и теперь Джон и Шерлок были как двое счастливых подростков. Чтобы хоть как-то заглушить горечь от осознания невозможности всего этого, Уотсон вытащил из шкафа сковороду и швырнул на плиту. И пока он рылся в кладовке в поисках консервированных помидоров, Шерлок ласково трепал его волосы. А потом Холмс чистил лук и чеснок, а Джон обнимал его сзади, пытаясь пробраться под рубашку.

Да что ж ты будешь делать!..

Джон налил в кастрюлю воды и поставил на огонь (а под кожей у него пульсирует обжигающая кровь Шерлока). Когда сковородка достаточно разогрелась, он налил туда немного масла (пальцы скользкие от смазки). Мелко нарезал лук и чеснок (от резких толчков он задыхается, ловит ртом воздух, закрывает глаза, чтобы сдержать слезы), выложил овощи на сковородку и жарил, постоянно помешивая. Когда чеснок стал золотисто-коричневым, Джон добавил помидоры и размял их деревянной ложкой.

Орегано, базилик, петрушка. Сейчас, в разгар зимы, их невозможно было найти в крошечном садике возле дома, а Джон давным-давно не покупал ничего такого. Да и Гарри тоже вряд ли. Но на двери кладовой была полка с сушеными травами – там нашлись как раз те, что были нужны. Джон с детства помнил эти старые баночки с пожелтевшими выцветшими этикетками. От времени ароматы трав поблекли, их едва можно было уловить. Перед тем, как добавить их в соус, Джон растер орегано и базилик в ладонях, стараясь по возможности воскресить запахи, и в воздухе действительно повис тонкий аромат летних трав. Казалось, его кожа стала более приятной даже на ощупь, от рук пахло сладковатой свежестью. Соус весело пузырился в сковородке, и когда Джон его попробовал, оказалось, что не хватает только щепотки соли.