— Точно, — несколько презрительно подтвердил Шерлок.

— Ну, хуже, чем сегодня, точно не будет, — продолжил Джон, — мы же как-то справились с тем, что за нами всюду таскается Андерсон с камерой. Завтра в основном придут либо те, кто у нас уже был до этого, либо просто наши знакомые. Мы же не званый ужин для знаменитостей устраиваем. Завтра к нам придет только одна мега-звезда — будет сидеть в углу и строго оценивать каждый наш шаг.

— Вам все равно будет нелегко.

— Знаю, просто стараюсь быть оптимистом. Самое страшное мы уже пережили.

— Самое страшное?

— Ну… — Джон посмотрел на Шерлока и нахально улыбнулся. — Я про знакомство с тобой. Но, оказалось, не так страшен черт, как его малюют, так что думаю, все будет хорошо.

Он отвернулся и принялся оттирать сковородку. Шерлок прочистил горло:

— Ненавижу эту часть передачи.

— Правда? — рассеянно спросил Джон — он старательно оттирал пригоревший соус. — Наверно, скучновато просто наблюдать?

— Это не скучно, — ответил Шерлок. — Это бесит.

В том, как это было произнесено, ощущались тоска и одиночество. Джон повернулся к нему и понял, что не ошибся: во взгляде Шерлока было страдание.

— Бесит?

— Смотреть, как люди готовят, казалось бы, простые блюда и все равно умудряются усложнить их до такой степени, что есть невозможно. Иногда я еле себя сдерживаю, чтоб не вмешаться и не показать, как правильно резать овощи и заправлять салат; что горячие блюда положено подавать на подогретых тарелках; как сервировать блюдо так, чтобы оно не было похоже на кучку чего-то несъедобного, а чтобы его действительно хотелось попробовать. Весь этот идиотизм меня с ума сводит, Джон. Знаешь, сколько раз Лестрейду приходилось останавливать меня, когда я хотел всё бросить и уйти? Всегда наступает такой момент, когда понимаешь, что ресторан не спасти, что бы ты ни делал, потому что все, кто там работают, абсолютно безнадежны. Иногда во время обслуживания хочется просто головой о стену биться, а иногда даже до начала обслуживания. А хуже всего — знать, что на следующий день все повторится. И единственное, что мне остается — просто сидеть и смотреть, и мучиться от осознания того, что ты ничего не можешь исправить.

Джон облокотился на стол, его ошеломила искренность Шерлока. Он видел, насколько всё это для него болезненно; чувствовал, что каждое сказанное им слово действительно выстрадано.

— Завтра всё будет иначе, — тихо сказал он. — Ты скажешь нам, что нужно изменить, чтобы спасти «Империю». И всё получится.

— Откуда тебе знать? — сказал Шерлок. — С чего ты взял, что тебе понравится то, что я скажу?

Джон пожал плечами:

— Вполне возможно, что не понравится. Но я доверяю тебе, Шерлок. Видит Бог, ты точно разбираешься во всём этом лучше меня. И я должен доверять тебе, или я пропал.

— Ты доверяешь мне?

Шерлок изумленно и как-то робко посмотрел на Джона, который тотчас почувствовал себя маленьким и глупым, отвернулся и принялся со всем усердием тереть раковину.

— Уже поздно, — проговорил он.

— Да, — Шерлок стоял, не зная, куда деть руки: он скрестил их на груди, сразу же опустил, а потом убрал за спину. — Мне нужно в отель, — сказал он и, помолчав, добавил: — Для начала нужно выяснить, в какой отель меня поселили.

Джон рассмеялся от неожиданности:

— Отель «Тремонт» на Хай Стрит. Недалеко от «Империи». Я слышал, Салли и Андерсон упоминали его.

— А! Спасибо. — Шерлок помолчал и добавил: — Не переживай и не принимай на свой счет, если я завтра не буду разговаривать с тобой. Скорее всего, у меня будет плохое настроение — ненавижу второй день съемок. Просто не обращай на меня внимания, а вечером я зайду к тебе.

— Хорошо, — сказал Джон и повернулся к Шерлоку. — Что ж… спасибо за ужин.

— Не за что.

В следующее мгновение Джон понял, что сейчас произойдет. У него было целых полсекунды, чтобы подумать и остановиться. Но он не остановился. Его мысли заполнили блаженная пустота и непонятно откуда взявшиеся водяные лилии. Те полсекунды решили всё: вот Шерлок стоит минимум в четырех шагах от него, а вот они уже обнимают друг друга, и губы Шерлока накрывают губы Джона. Губы Шерлока немного прохладные, но такие мягкие… И, несмотря на то, что Шерлок ничего не ел, Джон почувствовал привкус перца и имбиря.

Шерлок нежно касался лица Джона, а тот обнимал его, будто руки жили собственной жизнью — может, потому, что это им было свойственно, а может, потому, что Джон пытался притянуть его к себе как можно ближе, пытаясь раствориться в прохладном спокойствии Шерлока. Ведь среди всего, что сейчас чувствовал Уотсон, как раз спокойствия так не хватало. Сознание мутилось, он не мог сосредоточиться ни на чём другом, кроме ощущения близости Холмса, на этой кухне, где в воздухе до сих пор витал аромат курицы. Тепло, успокаивающе и умопомрачительно верно.

Шерлок чуть отстранился, буквально на миллиметр, но их дыхания все еще были единым целым, а воздух — одним на двоих. Джон открыл глаза и увидел, как дрожат веки Холмса, словно тот боится открыть глаза и взглянуть на то, что только что произошло. Мышцы Шерлока были напряжены, и Джон чувствовал его сбивчивое дыхание. Уотсон замер, и, несмотря на то, что он только что целовал мужчину (до этого он такое только в кино видел), он не чувствовал неловкости или смущения. А Шерлока в тот момент можно было сравнить с пугливым пони, которого Джон пытался приручить. И мысль о том, что Шерлок — хладнокровный эгоистичный Шерлок — мог так нервничать, казалась нелепой. И когда Холмс, наконец-то немного расслабился в его объятиях, Джон не смог сдержать удовлетворенного смешка — совсем тихого, скорее похожего на выдох.

Но этот смешок всё изменил. Шерлок напрягся, открыл глаза и отстранился. Джон смотрел на него и ощущал, как пылает кожа, там, где его только что касался Шерлок. У него внутри словно все перевернулось, когда он увидел, что Шерлок снова стал прежним — заносчивым и холодным.

— Доброй ночи, — напряженно сказал Холмс. Он произнес это так, словно дверью хлопнул — сухо и отрывисто, и быстро вышел из кухни, а через пару секунд хлопнула входная дверь, словно эхо его слов.

Джон стоял у окна и смотрел, как уходит Шерлок, как он растворяется в темноте. Ватсон вряд ли назвал бы этот поцелуй самым страстным и потрясающим. Но, тем не менее, он не мог отделаться от мысли, что этот поцелуй — возможно, самый важный в его жизни.

Выражение лица Шерлока, когда тот отстранился, услышав смешок Джона… Это не было похоже на ужас или раскаяние. Он был разочарован. Уотсон застонал. У него даже в груди закололо от внезапной догадки: Шерлок подумал, что Джон над ним смеется. Ему захотелось догнать Холмса, извиниться, сказать, что повел себя как гребаный идиот, притащить его обратно домой и…

Придурок. Потому что трахаться с человеком, который предположительно должен спасти его ресторан, очень плохая идея.

Джону захотелось спрятаться и просидеть дома весь следующий день. Ведь без него обойдутся. Гарри будет следить за порядком в зале. Мэри — тертый калач, она точно справится. Молли отвечает за кухню. Джон в них верил.

Какой же глупостью было поцеловать Шерлока — человека, который приехал, чтобы помочь им не разориться окончательно. Джон уже было собрался пойти в спальню, залезть с головой по одеяло и постараться навсегда забыть об этом поцелуе, как вдруг заметил синий шарф на полу возле двери.

Джон поднял его — ткань была прохладной и мягкой. Он почувствовал легкий аромат сигаретного дыма, мускуса и пота, и еще чего-то острого и едва уловимого — и на Джона снова нахлынули мысли об этом украденном поцелуе.

Ну уж нет! Он так легко не сдастся.

Джон улыбнулся, сложил шарф и оставил его на столе. Он лег спать и, засыпая, со страхом ждал новых кошмаров.

Примечания

Уважаемые читатели! Переводчики перелопатили тучу рецептов этого пирога от автора и его читателей и почитателей. Проблема в том, что автор — американка, и некоторых продуктов просто не найти в наших широтах. Да и с мерами измерения всяческие неудобства. Поэтому ниже — адаптированный для европейцев рецепт, одобренный автором.