Он был в хорошей форме. Его ранили несколько месяцев назад, но за это время он нисколько не поправился. Он ценил традиции, историю, надежность и, превыше всего, — семью. Всего этого уже было достаточно, чтобы объяснить желание Джона спасти «Империю». Мысли Шерлока возвращались к четвертой составляющей. Все это — ради семьи. А если быть более точным, ради дедушки, Джеймса Уотсона, — основателя ресторана и ветерана Второй мировой войны.

Семья. Шерлок не знал, что и думать. Не то чтобы само понятие семьи было ему чуждо, скорее мысль о том, что кто-то может быть настолько предан и способен так любить, что пойдет на все, пренебрегая здравым смыслом.

А ведь было абсолютно очевидно, что «Империя» на грани краха. Конечно, Шерлок выбрал не самое удачное время — конец обеденного перерыва, но он не тешил себя иллюзиями, что до него там был хоть один посетитель. На кухне было слишком суетно, слишком неспокойно — будто всё только ради его посещения. Фартук Молли был идеально чистым и отутюженным, а футболка посудомойщика — сухой. Шерлок был уверен, что они не успели бы переодеться. На кухне было подозрительно чисто (он тогда еще с облегчением подумал, что ему хотя бы не нужно отчитывать персонал за нечистоплотность), даже учитывая тот факт, что все были предупреждены и готовились к его приезду. Молли опиралась на плиту, следовательно, она была холодной. Это подтверждало догадки о том, что повар в тот день не готовил: было попросту не для кого.

Были и другие мелочи. То, как напряженно Джон опирался на трость, как он сжимал левую руку и прятал ее в карман, его отчаянно крепкое рукопожатие и долгие внимательные взгляды, то, как он занервничал, когда начались съемки, как он сбежал, не в силах смотреть, как Шерлок пробует блюда.

И сестра Джона Гарри… Наотрез отказалась, чтобы ее снимали, практически сразу удрала из ресторана, чтобы тихо напиваться где-то неподалеку, видимо, не найдя в себе сил ни для того, чтобы остаться, ни для того, чтобы бросить ресторан раз и навсегда.

Джон хотел защитить ее от пристального внимания публики — вот и взял на себя всю ответственность по управлению рестораном, несмотря на то, что все это было для него странно и непривычно. Ни один уважающий себя управляющий не ушел бы из ресторана между дневным и вечерним обслуживанием.

Ну конечно! Джон согласился помочь, но только в течение этой недели. Нелегко, должно быть, ему далось это решение. Семья, традиции, история.

Шерлок не сомневался, что Гарри принимала во всем этом никак не меньше участия, но совершенно по другим причинам.

Он ехидно улыбнулся и повернул обратно к ресторану. Конечно, в том, как он развернулся, не было той безупречной военной четкости, что была у Джона, но сколько в этом было грации! Шерлок шел, улыбаясь своим мыслям — он думал о Гарри, представлял, как она сидит дома и ждет не дождется, когда же всё это закончится и они, наконец, уедут. Он уже начал разрабатывать план дальнейших действий.

Вдруг он чуть не столкнулся с мужчиной, который выскочил прямо перед ним, как черт из табакерки.

— Извините, — машинально проговорил Шерлок, собираясь просто пройти мимо, но незнакомец заговорил:

— Шерлок Холмс! — восторженно произнес он, и Шерлок мысленно простонал. Несомненно, это его фанат. Он встречал два типа фанатов. Одни мнили себя уникальными поварами, считали, что любое приготовленное ими блюдо должно непременно привести Шерлока в неописуемый восторг, и стремились всеми способами ему это доказать. Другие хотели его самого, желательно, сразу обнаженного и как можно скорее.

Незнакомец был одет в превосходный серый костюм и угольно-черное пальто. Он был удивительно строен, почти тонок. Но за его приятной улыбкой Шерлок уловил что-то безумное, какую-то одержимость в блеске его глаз. Холмс мгновенно насторожился.

— Да, — коротко ответил он. — Полагаю, вы хотите автограф?

— Заманчивое предложение, но, возможно, позже, — ответил мужчина. Было ощущение, что он не может устоять на месте, и Шерлока начала раздражать эта неиссякаемая энергия. По сравнению с выдержанным спокойным Джоном, незнакомец казался каким-то назойливым комаром. — Видите ли, я ваш преданный фанат.

— Тогда вынужден сообщить, что я не раздаю автографов на улицах. Но вы можете связаться с моим агентом, и он с радостью вышлет вам мою фотографию с автографом.

— Неужели? Какая досада! — незнакомец надул губы и состроил презрительную гримасу. — Вы приехали ради спасения очередного ресторана? «Империи», полагаю. Не представляю, как у вас это получится, но время покажет. Неужели вы и правда думаете, что вам это удастся? Великий Шерлок Холмс, чьим рекомендациям никогда не следуют те, кто должен бы вырезать ваши слова на своих сердцах.

Шерлок нахмурился:

— Я никогда не даю комментариев относительно шансов того или иного ресторана, не имея достаточно фактов.

— Мудро, весьма мудро… — ответил, чуть помедлив, незнакомец, — Что ж, я буду следить за развитием событий. С огромным интересом. Буквально затаив дыхание, — и он зашагал прочь.

Шерлок последовал за ним — не столько из-за того, что хотел узнать, куда тот направляется, сколько из-за того, что ему нужно было в ту же сторону.

Его размышления прервал сигнал входящего сообщения, и Шерлок нехотя достал телефон:

Где ты шляешься? Нам надо снимать проход по городу! ГЛ

Когда Шерлок поднял глаза, незнакомец уже пропал из виду. Он тихо выругался и набрал ответ:

Сейчас вернусь. Проход снимем завтра. ШХ

Когда? Без пяти полночь? ГЛ

Если потребуется — да. ШХ

Посудомойщик сказал, ты ушел ужинать с управляющим. Что за херню ты творишь? На этот раз и думать об этом не смей! ГЛ

Перестань мне писать. Я занят. ШХ

Шерлок бросил телефон в карман. К счастью, сообщений больше не было. Возможно, Лестрейду было просто жаль тратить деньги на смс ради того, чтоб сообщить, какой же Шерлок мудак. Ведь Холмсу все равно было наплевать на мнение Грега.

Окна «Империи» были темными. В квартире этажом выше горел тусклый свет — скорее всего, торшер в дальнем углу комнаты. Шерлок с легкостью нашел лестницу на второй этаж и был приятно удивлен, когда дверь открылась — стоило лишь слегка толкнуть ее. Он аккуратно прикрыл дверь и поднялся по крутым ступеням. Несмотря на то, что возле двери в квартиру был звонок, Шерлок постучал.

Через пару минут Гарри открыла дверь. Шерлок обратил внимание на то, что замки не щелкнули. Значит, дверь была не заперта. Видок у Гарри был тот еще: красные глаза, растрепанные волосы, в руках — почти пустая бутылка виски. Но в ее взгляде не было ни удивления, ни недоумения. Она знала, что Шерлок придет.

— Здравствуйте, — сказал он. — Думаю, вы хотите мне что-то рассказать.

— Да, — ответила Гарри и пропустила его в дом.

***

Джон был катастрофически вымотан. День казался каким-то нескончаемым: появление Шерлока, их абсолютный провал во время ланча и, в результате, растоптанное самолюбие его сотрудников. Это скорее касалось Арти, поскольку Джон сомневался, что у Молли вообще было хоть какое-то самомнение. Весь вечер она едва сдерживала слезы, Мэри готова была испепелить взглядом каждого, кто, как ей казалось, косо на нее смотрел, а Арти… Арти так придирчиво изучал ту самую тарелку, на которой был пирог, будто бриллиант с рук покупал.

У Джона болела нога, голова, плечо и даже ступни. Но все это было ерундой по сравнению с тем, что творилось у него на душе. Весь этот невыносимо тягостный вечер он разве что пылинки с Молли не сдувал — лишь бы ничем ее не обидеть, пытался не попасть Гарри под горячую руку, тактично не замечал откровенного флирта со стороны Мэри, был вынужден то и дело угрожать Арти увольнением и, что хуже всего, избегал взглядов отца и деда, что смотрели на него с портретов.

Нелепо избегать взглядов людей, которые давно умерли. Конечно, Джон знал, что на него никто не смотрит, он был уверен, что у его предков на том свете есть дела поважнее. Но все равно, каждый раз, когда он мельком взглядывал на портреты Джона, Джеймса и Хэмиша, ему казалось, будто они смотрят на него с надеждой и разочарованием одновременно.