— Наконец-то! — облегченно вздохнув, воскликнул Эгето. — А знаете, я уж ругался! Думал, вы никогда не придете, и жалел, что мы условились с вами вчера. Ведь я давным-давно мог бы быть там…

— Или в другом месте, — сказал, усмехаясь, Штраус.

Эгето схватил его за плечо.

Большие спокойные лошади, упрятав головы в торбы, надетые поверх окованных медью уздечек, крепкими желтыми зубами размалывали ячмень, перемешанный с кукурузой. Время от времени то тут, то там под кожей у них вздрагивали мышцы, и длинные хвосты хлопали по бокам, отгоняя назойливых мух. Широкая грузовая подвода стояла на углу улицы Балвань и улицы Яноша Араня, перед магазином «Оптовая торговля пряностями и бакалеей. Блиц и Браун», все еще являвшимся общественной собственностью. Полдень давно уже миновал; возчик, краснолицый крепкий старик в фартуке, выпачканном мукой, и в шляпе с отогнутыми впереди полями, какую обыкновенно носят грузчики, — ни дать ни взять бакалейный Наполеон, — мирно дремал на козлах.

Маленький Штраус тряхнул его за плечо.

— Будем грузиться, — сказал он. — Это Фери, подручный.

Эгето пожал возчику руку; тот узнал его и подмигнул.

— Вам в глаз соринка попала, что ли? — ворчливо осведомился Штраус.

Возчик в ответ только хмыкнул.

Штраус пошел в магазин с накладной. Эгето стало жарко, и, подумав, он сбросил с себя китель.

— Вы и вправду помогать хотите? — вытаращив глаза, спросил его возчик.

Эгето свернул китель, положил на сиденье, затем засучил рукава рубашки и влез на подводу.

Возчик не спускал с него глаз.

— Ладно! — бросил он наконец.

Затем вытащил из-под козел фартук, такой грубый, точно он был сделан из кожи, шляпу, какую носят грузчики, с отогнутыми по-наполеоновски полями, и протянул Эгето. Тот мгновение помедлил, затем решительно облачился в предложенную одежду.

— Не дай бог встретить этакого возницу! — воскликнул краснолицый старик с нескрываемым удовольствием. — Будь я городским таможенником, завидев вас, сразу бы смекнул: этот и мельничные жернова провезет контрабандой.

— А что, чудесный, чистый фартук! — отозвался Эгето. — И смазан хорошо, чтоб не скрипел!

Возчик почесался.

— Прошу прощения, сударь, — сказал он наконец и с видом благочестивого смирения опустил голову.

Почему-то приуныв, он поглядел на лошадей, уже опустошивших торбы, затем скосил глаза на Эгето и заморгал.

— Овес оплакиваете? — полюбопытствовал Эгето. — Не мешало бы напоить лошадей, а?

Возчик опять почесался и, не найдя, что ответить, лишь хмыкнул. А Эгето взял из-под козел ведро, с независимым видом вошел в магазин и немного погодя возвратился с ведром, полным воды. Он снял с лошадей пустые торбы; лошади жадно прильнули к воде, фыркая и сопя.

— Я тоже не намерен изнывать от жажды! — вдруг заявил возчик. — И чтоб лошади не смущались.

Он вытащил из своих пожитков флягу, сделал из нее большой глоток и протянул Эгето.

— Прошу на водопой! — сказал он и подмигнул.

Эгето понюхал флягу — в ней было вино. Он покачал головой.

— Благодарю, — проговорил он, возвращая флягу возчику.

— Мы же пьем в интересах лошадей, — принялся уговаривать его возчик. — Если у начальства пересохнет глотка, оно помрет от жажды. И вы и я!

— Я не помру, — возразил Эгето и хлопнул возчика по плечу. — И отведу ваших безутешных сироток домой в конюшню! — С этими словами он вновь направился в магазин.

Возчик разочарованно смотрел ему вслед.

— Твоя бита, — буркнул он себе под нос и слез с козел, чтобы взнуздать лошадей.

Эгето не скрывал своего нетерпения. А маленький Штраус не на шутку удивился, когда увидел его рядом. Эгето был готов немедленно приступить к погрузке, охваченный одним желанием: любым трудом, любым физическим усилием расслабить напряжение своих мыслей и нервов. И вот он уже на улице с мешком соли на плече, который ловко скинул на подводу.

— Свежая сила! — похвалил возчик.

Штраус стоял в дверях с накладной и наблюдал за погрузкой. Эгето и один из служащих магазина по очереди выносили товары: три мешка соли, мешок сладких рожков, два ящика с каким-то серым сахаром, несколько мешков ячневой крупы, являвшейся основным продуктом эпохи, спички, три мешка кукурузы, муку, два жестяных бидона с подсолнечным маслом. Следует заметить, что фирма «Марк Леваи и сыновья» была самым крупным предприятием по торговле пряностями и бакалейными товарами в городе В.

Эгето даже взмок, помогая во время погрузки. Штраус еще раз проверил товар, подписал в конторе какую-то квитанцию и вернулся к подводе. Не говоря ни слова, он взобрался на козлы; Эгето устроился на ящике среди товаров.

— Трогай, — сказал Штраус. — Улица Немет, двадцать восемь, фабрика красителей Курзвейла.

Возчик стегнул лошадей. Подъезжая к площади Деака, он обернулся.

— А вот теперь уж не скажешь, что тут контрабанда, да еще жернова! — сказал он с похвалой.

Эгето кивнул, и уголки его губ дрогнули в легкой усмешке.

— Угораздило же меня отправиться именно с этим дурнем Андришем, — проворчал Штраус.

— Такое уж ваше счастье за тридцать пять лет! — откликнулся возчик, толкая Штрауса локтем в бок и подмигивая.

На фабрике Курзвейла они получили по списку какие-то лаки, красильные порошки в коробках и затрусили в нефтяную лавку на площади Барош; там они погрузили на подводу бочку с керосином и колесную мазь, отгородив их как следует доской, чтобы соль и другие продукты не впитали в себя запах керосина. Потом они двинулись на химический завод «Орион», расположенный у городских скотобоен, и взяли стиральный порошок, ящик синьки, средства для химчистки и бочку медного купороса. Возчик и Эгето, когда они наконец отправились домой, сделали себе самокрутки и закурили.

— Ну что это за поездка, — очень недовольным тоном сказал возчик на обратном пути, когда они подъезжали уже к проспекту Ракоци, — одну коломазь везем домой, больше ничего не достали. — Вдруг он выругался и угрожающе замахнулся кнутом в сторону какого-то невнимательного, пешехода, затем продолжал: — Никакой порядочной бакалеи! Нет у нас имбиря, инжира, мускатного ореха, шафрана, корицы, фиников, гвоздики! Нет малагского винограда, ванили, какао, кокосового масла, земляного ореха! Нет перца, кофе, чая, майорана, лаврового листа, соевых бобов! — Теперь он уже попросту завопил, увидев второго рассеянного пешехода, ибо в мозгу его пронеслась мысль о совершенно пустой фляге. — Это не бакалейное заведение, а черт знает что! — продолжал ворчать возчик.

— Да замолчи ты наконец, дуралей! — оборвал возчика Штраус, ткнув его кулаком в бок.

— Замолчать? — заморгав, спросил возчик.

Штраус кивнул в ответ.

— Как угодно, — обиженно сказал возчик.

Они протрусили по Верхней аллее, но у проспекта Андраши вынуждены были остановиться, так как путь им преградила какая-то военная колонна, маршировавшая под оглушительные звуки труб.

Возчик приподнялся на козлах.

— Румыны, — сообщил он мрачно.

Эгето тоже поднялся посреди ящиков и мешков; встал на козлах и маленький Штраус. Все трое смотрели на широкий проспект Андраши, по которому со стороны Городского парка под быстрое стаккато чужих трубных сигналов, сжимавших сердце, тесными рядами выступали колонны оккупационной армии. Впереди двигались конные горнисты; сидя на больших поджарых конях, в стальных плоских касках, покраснев от натуги, они извлекали из труб резкие, отрывистые звуки. За ними следовал конный стрелковый эскадрон с карабинами на плече, в касках с опущенными под подбородок ремешками. Вдруг трубные сигналы сделались громче. За стрелковым эскадроном через небольшой интервал на породистых лошадях темной масти, выступающих словно на арене цирка, появились элегантные, выбритые до блеска штаб-офицеры, затянутые в светлые мундиры с портупеями и расшитыми золотом воротниками, в шнурованных сапогах, в темных галифе и французских офицерских головных уборах. Это был генеральный штаб трансильванской румынской армии. Впереди на танцующем вороном жеребце гарцевал седоусый человек небольшого роста — верховный главнокомандующий генерал Мардареску. Позади него на расстоянии одного шага, слева, ехал плотный мужчина с пышными черными усами — начальник генерального штаба Панаитеску; справа, также гарцуя, двигался высокий генерал-лейтенант Холбан, назначенный комендантом города Будапешта.