Продолжаю перечислять.

Боря Штейн. Прекрасный человек. Умница. Почему его сегодня нет здесь? (Отвечая на голос из зала.) Хотел прийти? (Внезапно.) Ой! Боря, покажись, дорогой.

Приходил Шенгели — переводчик.

Генрих Эльштейн — очень интересный литературовед.

Миша Левин — о нем тут говорили.

Володя Саппак.

Мур (Георгий Сергеевич, сын Цветаевой).

Захаживали Борис Привалов и Валя Жегин.

Боря Гамеров.

Многие из названных были посажены. Меня арестовали последним.

Я освободился через четыре с лишним года, хотя мне дали десять. Мать хлопотала, был пересмотр дела, мне снизили срок, подвели под амнистию, и я был реабилитирован в конце 91-го года. Когда я пошел за реабилитацией, мне показали фразу, написанную моей рукой: «Да, мы, конечно, войдем в Берлин по трупам сумасшедших немцев, но неужели останется советская власть, неужели останется советское правительство?» Георгий знал об этих словах, знал и не сказал ни слова на следствии. Правда, запомните, друзья мои, на следствии могут выбить все. Вы это знаете, по этому поводу есть даже анекдоты. Поэтому я лично ни в одного человека не брошу камень.

О себе могу сказать: «Я за собой никого не потащил».

Не одни мы с Георгием думали так, как это подтверждает моя записка. Многие из нас так думали и так писали. А Аркадий был самым начитанным, самым элитарным в своих знаниях, и он всем нам был необходим. И мы ему были также необходимы как свидетели многих частей мозаики жизни.

Я могу только добавить, что мы тайно читали Олешу, тайно читали Тынянова. Тайно! Собирались и читали. Дом 29, квартира 1. Был определенный набор цифр. Войдешь в этот маленький затхлый как бы предбанник, налево дверь, определенное количество звонков. Тайно собирались! Горела свеча. На столе лежала шпага…

Почему Аркадий потом «пошел», как говорится, на Олешу? Да совершенно все понятно. Аркадий оказался более чистым человеком, может быть, за счет молодости, может быть, за счет лагеря. Он не пошел на поводу у своих учителей: ни у Олеши, ни у Тынянова, ни у Шкловского, который единственный везде писал, что Аркадия надо спасти. Ну, там Толстой написал или не написал письмо [в защиту Белинкова], неизвестно.

И последнее. Я вспоминал об Аркадии в книжке «Озерлаг», которая вышла во Франции, и в сборнике «Озерлаг. Как это было», который вышел в Иркутске, и в моей последней книжке «Других не будет берегов». Я вспоминаю об Аркадии светло и честно. Да будет ему вечная память.

Екатерина Мурина: Мое знакомство с Аркадием Белинковым длилось недолго — всего один 1943 год. Аркадий, по воспоминаниям его вдовы, не зря гордился тем, что он «сидел за дело». А тут на презентации это бунтарское начало его биографии осталось без внимания. Получилось, что Белинков, как и рассуждающие о нем ораторы, пробудился после идеологического морока в хрущевскую «Оттепель», о чем-де свидетельствовали его выдающаяся книга «Юрий Тынянов» и последующие публикации. Но никаким шестидесятником он не был. В отличие от его почитателей Аркадию свободомыслие было присуще с ранней юности — чуть ли не с детства. Надо все же сказать, что его биография свободомыслящего писателя и человека началась задолго до приснопамятной «Оттепели»[327].

Бенедикт Сарнов: В заключение я хочу поделиться крошечным микромемуаром, — начал Бен и продолжил рассказом о своем разговоре с Маршаком. (Разговор этот подробно описан им в сборнике «Возвращение» и приведен в восьмой главе этой книги.)

Наталия Белинкова-Яблокова: Мне остается поблагодарить всех, кто пришел, кто вспомнил, кто выступил, и надеюсь, что лет через 25 мы опять соберемся и добавим что-нибудь еще.

Кто-то другой написал бы другую книгу о Белинкове, его характере и привычках, упомянул бы о других людях и эпизодах из его жизни. Понял и осветил бы их иначе. И сделал бы это более умело. Более объективно. Или более эмоционально. Я не ответила на все вопросы, которые возникли или могут возникнуть у читателей, хорошо знавших Аркадия, или у тех, кто только слышал о Белинкове, или у тех, кто не знал о нем ничего. Последних — большинство. Может быть, я рассказала что-то лишнее… Может быть, что-то упустила… Да и надо ли все рассказывать? Некоторые вещи могут быть поведаны только самим человеком, скорее всего при соответствующих обстоятельствах. «Наташа, забудьте о своих чувствах, — говорили мне, — Ваше дело — рассказать об Аркадии». Я старалась.

Белинков переиздается. Критики гадают: будет он принят новыми поколениями или не будет? Наиболее благожелательные говорят о возвращении. Вернуться в новое время, если свое прошло? Если он не успел завершить что наметил? Все равно что опоздать на поезд. Читатели уехали с ночным, последним. Мои попытки собрать литературное наследие Аркадия Белинкова, наметить вехи его издательского пути обращены к нашей окаянной советской истории, вспоминая или читая о которой мне иногда хочется воскликнуть: «Что вы говорите? Не может быть!»

Хотелось бы, чтобы читатель, которому не верится в то, чего он не пережил сам, не отбросил чужой опыт, а задумался бы и извлек урок из нашей судьбы.

Трилогия о характерных творческих типах, задуманная Белинковым, не была им осуществлена. Но ведь вот что говорит один наш современник: «Программа жизни Аркадия Белинкова включала создание литературоведческой трилогии: о попытке выстоять, о попытке сдаться и о попытке оказать сопротивление. Первая часть вышла в Москве (дважды). Вторая была издана посмертно… Третья, полагают, вообще как будто не состоялась. Третьей следует считать не столько наброски и фрагменты, сохранившиеся в его архиве, сколько собственную биографию Аркадия Белинкова, его жизнь и литературу, его резистансную судьбу»[328].

Юрий Тынянов. М.: Советский писатель, 1960.

Краткая литературная энциклопедия. М., 1962. Т. 1; 1964. Т. 2. Статьи: Андроников И. Л., Аничков Е. В., Айхенвальд Ю. И., Батюшков Ф. Д., Бестужев А. А., Бестужев Н. А., Блок А. А., Богданович А. И., Бонди С. М., Венгеров С. А., Гершензон М. О., Гиппиус В. В., Горнфельд А. Г., Гроссман Л. П.

Юрий Тынянов. 2-е изд. М.: Советский писатель, 1965.

Юрий Тынянов. История русской советской литературы. М.: Наука, 1967. Т. II.

Поэт и Толстяк // Байкал. 1968. № 1, 2.

Без меня… (Открытое письмо в СП СССР) // Новое русское слово. 1968. 20 июля; Русская мысль. 1968. 5 сент; Посев. 1968. Август; Kultura. 1968. № 8, 9; Die Orientirung. 1970. № 255.

Печальная и трогательная поэма о взаимоотношениях Скорпиона и Жабы, или Роман о государстве и обществе, несущихся к коммунизму // Новый журнал. 1968. № 92; Звезда. 1995. № 2.

Александр Солженицын и больные ракового корпуса // Новый журнал. 1968. № 93.

Молекулярный уровень исследований Солженицына // Новый журнал. 1968. № 93.

The remarkable merit of Aleksandr Isaevich Solzhenitsyn’s works / Introduction by D. von Mohrenschildt // Russian Review. 1969. Vol. 28. № 4. Oct.

Прага, весна, зима… // Новое русское слово. 1969. 10 авг.; Kultura. 1969. № 3; Грани. 2002. № 3.

Был хороший писатель // Новое русское слово. 1969.

Слово о Костерине // Новое русское слово. 1969. 30 мая.

Западная интеллигенция, советская оппозиция и свобода, которой угрожает смерть // Новое русское слово. 1969. 16, 17, 18 сент.; Зарубежье. 1969. № 4; Посев. 1970. Июнь; Время мы. 2000. № 148.

Что делал Ю. Олеша в газете «Гудок»? // Новый журнал. 1970. № 100.

Собирайте металлолом! // Грани. 1976. № 100.

Проглоченная флейта // Время и мы. 1976. № 6.

Собирайте металлолом! // Время и мы. 1976. № 7.

Soviet Intelligentsia and Socialist Revolution. On Yury Olesha's «Envy». Part 1 // The Russian Review. 1970. Vol. 30. № 4.