— Так ведь завтра Крещение, — объяснил Костик.
— И что?
— Гадать надо!
— Мы что, девушки, что ли? — захихикал в кулак Витюша.
— Не девушки, — согласился Костик, — но мы и гадать будем не на всякую ерунду.
— Какую ерунду?
— Ну, на любовь и этих… суженых-ряженых.
— Ха! — подтвердил Витюша, мол, ясное дело, о чём тут говорить. — А на что тогда?
Костик бросил портфель в сугроб, притянул к себе Витюшу за грудки и произнёс громко и торжественно, как клятву:
— На дружбу!!!
— Нашу?
— А то чью ж? — усмехнулся Костик и сплюнул в снег.
Витюша сплюнул рядом. Погадать, конечно, было интересно. Но и опасно. Вдруг выяснится, что Костик вовсе и не друг, а только притворяется?
В себе-то Витюша не сомневался.
— И как же мы будем гадать?
— Очень просто, — сказал Костик. — Как там у этого…
— У Пушкина, — подсказал Витюша.
— Н-н-ну да, — неуверенно согласился Костик, — у него.
— Ну и как?
— Раз в крещенский вечерок девушки гадали…
— Ну?!
— За ворота башмачок… бла-бла-бла… бросали.
— За какие ворота? — набросился на Костика Витюша. — Где ты у нас ворота видел? Одни шлагбаумы!
— Можно и через шлагбаум.
— Да? Умник! На проезжую часть? Меня мать убьёт! Она у меня знаешь… Тоже мне друг!
— Кажется, я где-то читал… слышал… можно ещё через конёк.
— Конёк?! — вытаращил глаза Витюша. — Ты что, совсем? Где мы коня-то возьмём?!
— Да не конь! А конёк! Конёк на крыше!
— На крыше? — ещё больше изумился Витюша. — Конёк?!
— Тьфу ты, — махнул рукой Костик. — Короче, можно бросать через дом.
— Через дом, конечно, можно, — согласился Витюша, — только у нас в доме девять этажей.
В доме Костика было не меньше. Даже, можно сказать, больше. Целых двенадцать.
— Что будем делать? — спросил Витюша.
С гаданием явно вышла промашка. Но и домой идти не хотелось. Чего Костик дома не видел?
— А в школе ты чего не видел? — подначил Витюша.
— Школа! — хлопнул себя по лбу Костик.
— Что школа? — не понял Витюша.
— Три этажа!!!
Дальше можно было не говорить. Витюша весь сразу подобрался, засуетился, забегал вокруг Костика.
— Ну! Ну! Как бросали-то? Что там «бла-бла-бла»? Вспоминай.
— Раз в крещенский вечерок… девушки гадали, — в который раз продекламировал Костик, — за ворота… ну, в смысле, через школу… башмачок… м-м-м… м-м-м… м-м-м… — Костик напрягся из последних сил: — …за ворота башмачок… м-м-м… сняв с ноги…
— С ноги?! — возмутился Витюша. — Сняв с ноги?! Ты что? Я же носки промочу! Заболею!
Честно говоря, Костику самому не очень-то хотелось бегать босиком по снегу. Но из песни слова не выкинешь… А Витюша меж тем наседал, размахивал у него перед носом мешком со сменкой:
— Умник! Я заболею, а мать меня — убьёт! Она у меня…
— О! — Костик ухватился за Витюшин мешок и потянул на себя.
— Э! Э! Ты чего?!
— Ну-ка… ну-ка… — Костик завладел Витюшиным мешком и принялся развязывать верёвку.
— Ты чего?! Э!!!
Не обращая внимания на Витюшины протесты, Костик запустил руку в его мешок и вытащил оттуда плетёную сандалию:
— О! Башмачок!
И носки будут сухие. Ай да Костик! Ай да сукин сын!
— А ну, дай. Моё!
Витюша отобрал свою сандалию, покачал её на ладони, примеряясь к весу. Потом перехватил за мысок. Прицелился, как гранатой. И запустил в сторону школы. У него всегда была пятёрка по физкультуре. А за метание вообще пятёрка с плюсом.
Сандалия взлетела ввысь. Пронеслась по дуге. Врезалась в стену. Чудом не разбила окно. И, отскочив, закончила свой путь в сугробе.
— Сильно! — сказал Костик. — Только низко.
Он вытряхнул из своего мешка кеды. Взял один за пятку. Прищурил левый глаз. Отвёл за голову правую руку…
У Костика по физкультуре была крепкая четвёрка.
Кед шмякнулся о раму кабинета биологии.
— Хулиганьё! Я вас!!! — закричала из-за стекла взъерошенная биологичка.
Точнее, не закричала, а зашамкала губами. Окно-то было закрыто! Но Костик и так всё понял.
— Пойдём отсюда, — вынырнул из сугроба взмокший в поисках сандалии Витюша, в руке его был зажат облепленный снегом трофей. — Ничего не получится.
— Не-е-ет!!! — вошёл в раж Костик. — Врёшь!
Он затолкал свои кеды обратно в мешок. Раскрутил за верёвку, как пропеллер. И запустил его в самое небо. Мешок взвился высоко-высоко. Почти до третьего этажа. И камнем рухнул вниз. Прямо под ноги Костику.
— Траекторию не рассчитал!
Вторая попытка оказалась более удачной. В смысле траектории. Мешок взлетел по красивой, ровной параболе. На мгновение замер на самой её верхней точке. И приземлился далеко позади Костика.
— Школа в другой стороне! — покрутил у виска Витюша.
— Рука сорвалась, — объяснил Костик.
— А ну, дай я.
— Свои кидай.
— Ладно.
Витюша упаковал промокшую сандалию в мешок. Задумчиво покачал им перед собой. Внимательно посмотрел на крышу. Собрался с духом. И закрутил-завертел свою сменку, как ошалевшую от ветра мельницу. У Костика в глазах зарябило. А Витюша вдруг разжал кулак. Катапультировал сменку, как пращу.
Несколько секунд чёрный замызганный мешок парил над школьным двором, словно распластавший крылья ворон. Затаив дыхание, Костик с Витюшей наблюдали, как он взмывает всё выше и выше, поднимается до самой крыши, зависает на излёте и…
— Не-е-ет!!! — заголосил Витюша, как на похоронах. — О-о-о!!! Не-е-ет!!!
Возьми он сразу чуть левее, совсем чуть-чуть, самую малость, и свершилось бы гадание. И Витюша узнал бы всё: и про дружбу, и про вечерок, и про Костика.
Но Витюша левее не взял. А может, ветер дунул не вовремя. Сбил с курса мешок с башмачками. И теперь эти башмачки сиротливо болтались на верхушке векового дуба. Дуб надменно покачивал ветвями, царапал ими кровлю школы.
— Мать убьёт, — обречённо простонал Витюша. — Теперь уже точно. Убьёт.
И зачем-то добавил:
— Они кожаные были. Новые… почти.
Потом Витюша с Костиком дружно бегали вокруг злосчастного дуба. Толкали его. Пинали ногами. Пытались раскачать, как грушу.
Потом побежали в школу. Утащили из-под носа у тёти Маши швабру. Прокрались в кабинет биологии. Еле отодрали шпингалет. Размахивали из окна шваброй. Колошматили подобравшиеся к карнизу ветки.
Потом удирали от Елены Петровны. А заодно и от тёти Маши.
Скатились с обледеневшего школьного крыльца. Улетели в сугроб.
— Я чуть ноги не переломал, — сказал Костик, отплёвываясь от снега. — Вот смеху было бы! Без ног — какие башмаки?
— По… понаса… понасажали деревьев, — всхлипнул Витюша. — Спилить бы их все к чёртям собачьим…
Они откопали друг друга из сугроба. Отряхнулись. Подобрали два портфеля и единственный оставшийся мешок со сотенкой.
— Мать… — всё всхлипывал и тёр кулаком глаза Витюша, — мать… убьёт…
— Нет! — заскрежетал зубами Костик. — Врёшь!!!
Так просто он сдаться не мог. Друг он, в конце концов, Витюше или не ДРУГ?
Костик прищурил левый глаз, как заправский разбойник. Отвёл правую руку с зажатым в ней мешком за спину. И закрутился-завертелся, как волчок. Засвистел, закричал: «Эге-гей!»
Или «и-го-го». Какая разница? Мешок взмыл в небо. Устремился в сторону крыши. Завис в самой верхней точке. Приготовился перемахнуть через школу, приземлиться на той стороне, на спортивной площадке…
— О-о-о!!! — в ужасе заорал Витюша. — О-о-о!!!
Мешок Костика повис рядом с Витюшиным. На соседней ветке. И колыхался теперь от ветра. Шуршал там себе наверху. Издевался и как будто подмигивал.
— Убьёт! — ахнул Витюша. — Твоя мать тебя убьёт.
Надо сказать, что мама Костика особой наблюдательностью не отличалась. И меньше всего на свете её волновала Костикова сменка. И Костик прекрасно это знал. Но чтобы не расстраивать друга, кивнул:
