– Меня не волнует, виновны вы или нет, – говорит Саймон. – Я врач, а не судья. Я просто хочу знать, что вы сами в действительности помните.

Они наконец подошли к убийствам. Саймон пересмотрел все имеющиеся в его распоряжении документы: судебные протоколы, газетные заметки, «Признания» и даже непомерно раздутый отчет миссис Муди. Он полностью подготовился и напряжен, как струна: от того, как он поведет себя сегодня, зависит, расколется ли наконец Грейс, раскрыв свои припрятанные сокровища, или же, наоборот, испугается и спрячется, как улитка.

Сегодня он принес с собой не овощ, а серебряный подсвечник, переданный преподобным Верринджером и похожий, – как надеется Саймон, – на те подсвечники, которыми пользовались в Киннировом доме: один из них похитил Джеймс Макдермотт. Саймон еще его не вынул: подсвечник лежит в плетеной корзине, – на самом деле в лукошке для покупок, позаимствованном у Доры; корзину он поставил не на самом видном месте, рядом со стулом. Саймон пока не знает, что делать с подсвечником.

Грейс продолжает стежку. Она не поднимает глаз.

– Никого это раньше не волновало, сэр, – говорит она. – Мне сказали, что я должна лгать: все хотели узнать как можно больше. Кроме адвоката мистера Кеннета Маккензи. Но я уверена, что даже он не верил мне.

– Я поверю вам, – произносит Саймон. Он понимает, что это будет довольно трудно.

Грейс немного поджимает губы, хмурится и молчит. Тогда он приступает:

– Мистер Киннир уехал в четверг в город, не так ли?

– Да, сэр, – подтверждает Грейс.

– В три часа? Верхом?

– Ровно в три, сэр. Он должен был вернуться в субботу. Я была на улице и обрызгивала льняные носовые платки, разложенные на солнце для отбеливания. Макдермотт подвел к нему лошадь. Мистер Киннир уехал на Чарли, потому что коляска находилась в деревне, где ее перекрашивали.

– Он что-нибудь вам сказал?

– Да, он сказал: «Вот твой любимый кавалер, Грейс, иди поцелуй его на прощанье».

– Имея в виду Джеймса Макдермотта? Но ведь Макдермотт никуда не уезжал, – говорит Саймон.

Грейс поднимает голову – лицо ее непроницаемо, едва ли не презрительно:

– Он имел в виду лошадь, сэр. Он знал, что я очень люблю Чарли.

– И что же вы сделали?

– Я подошла, сэр, и погладила Чарли по носу. Но Нэнси, выглянув из двери зимней кухни, услыхала, что он сказал, и ей это не понравилось. Макдермотту тоже. Но в этом не было ничего худого. Мистер Киннир просто любил меня дразнить.

Саймон глубоко вздыхает:

– Мистер Киннир всегда непристойно с вами заигрывал, Грейс?

Она снова глядит на него, на сей раз слабо улыбаясь:

– Не знаю, что вы разумеете под непристойностями, сэр. Он никогда со мной не сквернословил.

– Он когда-нибудь до вас дотрагивался? Позволял себе вольности?

– Только обычные вещи, сэр.

– Обычные? – переспрашивает Саймон. Он в недоумении. Не знает, как спросить, чтобы не показаться слишком откровенным: ведь Грейс такая скромница.

– Ну, со служанкой, сэр. Он был очень добрым хозяином, – чопорно отвечает Грейс. – И при желании мог расщедриться.

Саймона снедает нетерпение. Что же она имеет в виду? Что ей платили за услуги?

– Он лез к вам под одежду? – спрашивает он. – Вы ложились на спину?

Грейс вскакивает.

– Всё, с меня довольно! – восклицает она. – И я не намерена здесь больше оставаться. Вы такой же, как все эти врачи в больнице, как тюремные капелланы и доктор Баннерлинг с его развратными мыслями!

Саймон так ничего и не узнал, но вынужден извиниться.

– Сядьте, пожалуйста, – говорит он, когда Грейс успокаивается. – Давайте вернемся к событийной цепочке. Мистер Киннир уехал в три часа в четверг. Что же произошло потом?

– Нэнси сказала, что послезавтра мы оба должны уйти, и что у нее есть деньги, чтобы с нами рассчитаться. Она добавила, что мистер Киннир с ней согласен.

– Вы этому поверили?

– Насчет Макдермотта поверила. А насчет себя – нет.

– Нет? – переспрашивает Саймон.

– Она боялась, что я приглянусь мистеру Кинниру. Как я уже говорила, сэр, она была в положении, а мужчины часто меняют женщину в положении на другую, не в тягости – точно так же бывает с коровами и кобылами. А если это произойдет, она вместе со своим ублюдочком окажется на улице. Просто она хотела, чтобы я ей не мешала и ушла, пока не вернулся мистер Киннир. Думаю, он об этом даже не догадывался.

– Что же вы тогда сделали, Грейс?

– Я расплакалась, сэр. Прямо на кухне. Мне не хотелось уходить, и к тому же у меня не было нового места. Все случилось так неожиданно, что мне было некогда его искать. И я боялась, что она мне вообще не заплатит и уволит без рекомендации, – ну и что же мне тогда делать? Макдермотт этого тоже боялся.

– А что потом? – спрашивает Саймон, когда она замолкает.

– В это самое время, сэр, Макдермотт сказал, что у него есть секрет, и я пообещала его не выдавать. И знаете, сэр, если уж я пообещала, то должна сдержать слово. Потом он сказал, что собирается ударить Нэнси топором, а потом задушить, и еще застрелить мистера Киннира, когда тот вернется домой, и забрать все ценные вещи. А я должна ему помочь и уйти вместе с ним – так будет лучше, потому что иначе во всем обвинят меня. Если бы я так не расстроилась, то посмеялась бы над ним, но я промолчала, и сказать по правде, мы вместе выпили пару рюмок виски мистера Киннира, ведь почему бы нам и не угоститься, раз уж нас в любом случае прогоняют? Нэнси поехала к Райтам, так что мы наслаждались полной свободой.

– Вы поверили в то, что Макдермотт сделает все, как сказал?

– Не совсем, сэр. С одной стороны, я подумала, что он просто бахвалится, мол, какой он славный и способен на все, – с ним такое бывало во хмелю, и мой отец был точно таким же. Но в то же время мне показалось, что он говорит серьезно, и я его испугалась. У меня было такое предчувствие, что это судьба, и ее не миновать, что бы я ни делала.

– Вы никого не предупредили? Саму Нэнси, когда она вернулась из гостей?

– А с чего ей доверять мне, сэр? – отвечает Грейс. – Если бы я обо всем рассказала, то выглядела бы полной дурой. Нэнси решила бы, что я хочу ей отомстить, потому что она велела мне уходить, или что это обычная ссора между слугами, и я хочу сквитаться с Макдермоттом. Это же просто мои слова, которые он мог без труда опровергнуть, сказав, что я – глупая истеричная девчонка. В то же время, если Макдермотт действительно не шутил, он мог убить нас обоих, а я не хотела, чтобы меня убили. Лучше всего попытаться его задержать, пока не вернется мистер Киннир. Вначале Макдермотт сказал, что сделает это в ту же ночь, но я его отговорила.

– Как вам это удалось? – спрашивает Саймон.

– Я сказала, что если убить Нэнси в четверг, придется объяснять каждому встречному, где она пробыла целых полтора дня. Если же сделать это позже, возникнет меньше подозрений.

– Понимаю, – говорит Саймон. – Весьма разумно.

– Пожалуйста, не смейтесь надо мной, сэр, – с достоинством произносит Грейс. – Это огорчает меня вдвойне, если учесть, о чем вы просите меня вспомнить.

Саймон отвечает, что и не думал над ней смеяться. Ему кажется, что он то и дело перед ней извиняется.

– И что же случилось потом? – спрашивает он, пытаясь казаться доброжелательным и не слишком нетерпеливым.

– Потом Нэнси вернулась из гостей и казалась очень веселой. Вспылив, Нэнси всегда делала вид, будто ничего не произошло и мы с ней лучшие подруги – по крайней мере, когда рядом не было мистера Киннира. Поэтому она вела себя так, будто вовсе не велела нам убираться и не говорила резкостей, так что все шло, как обычно. Мы поужинали втроем на кухне холодной ветчиной и салатом из огородных помидоров и лука, а она все время смеялась и болтала. Макдермотт был угрюм и молчалив, но это его обычное настроение. Потом мы с Нэнси пошли спать вместе, как поступали всякий раз, когда мистера Киннира не было дома, потому что Нэнси боялась грабителей, и она так ничего и не заподозрила. Но я хорошенько заперла дверь спальни.