Тридцать семь футов. Он прыгнул именно на такую длину почти без усилий и вполне мог прыгнуть и дальше. Я знал, с какой силой он оттолкнулся от земли в прыжке, точно знал, под каким углом он прыгнул. Мой интеллектус мог отследить воздух и туман, которые он колебал в полете.

Как только он прыгнул, я сделал два шага назад.

Мне было тошно от того, что я дрался с фактически слепым противником.

Хват приземлился именно туда, где я только что был, и рубанул мечом место, где я только что находился. Если бы я ещё был там, то он бы разрезал меня на две отвратительные половинки.

Но меня там уже не было. Я стоял позади, в нескольких дюймах от его спины, и перед тем, как он смог подняться, я нанёс удар. Перед этим я с помощью интеллектуса нашёл на земле старый гвоздь, около четырёх дюймов в длину и частично покрытый ржавчиной. Томас или я, должно быть, уронили его по пути в домик или из него, когда начинали его восстанавливать и строили «Не-Пойми-Что Док». Гвоздь пролежал там несколько сезонов, почти не затронутый временем.

Я упёр большой палец в шляпку гвоздя, приложив силу Зимней Мантии, и ткнул гвоздём прямо сквозь кольчугу, которая не была предназначена для защиты от такого «оружия». Два дюйма железного острия вошли в мускулы под лопаткой Хвата.

Хват издал крик потрясения и боли и взмахнул мечом в мою сторону — но когда холодное железо проткнуло его кожу, его доступ к силе Летней Мантии был нарушен, и ему оставалось полагаться только на свои собственные рефлексы, силу и умение. Он не тренировался без поддерживающей силы Мантии, и, естественно, не прошёл ту жестокую школу, которую преподала мне Мэб. Взмах его меча оказался медленным и неуклюжим, и я ударил его дважды — один раз по запястью, сломав его с характерным щелчком, отчего его меч отлетел в сторону, а второй раз я наподдал ему в челюсть, но не так сильно, опрокинув его на землю бесчувственной грудой.

— Рыцарь бьёт Рыцаря, — бросил я в затянутое тучами ночное небо. — Шах.

Схватка между Леди и Пределом Демона и так была бесшумной, но теперь в воздухе резко смолкли все звуки. Я не видел их, но знал, что Лилия повернулась в мою сторону, нарушая связь с одним из поддерживающих её силы сидхе. Предел Демона, в свою очередь, повернулся к Мэйв, бросив вызов уже ей одной. Я чувствовал, что крошечные клочки его тела, которые улетали прочь, изменили направление, возвращаясь к своему владельцу.

— Хват? — позвала Летняя Леди, с неясным беспокойством в голосе. Затем беспокойство уступило место внезапному холодному страху. — Хват!

— Что ты делаешь? — прорычала Мэйв. — Тупая корова! Я не справлюсь с Хранителем в одиночку!

Лилия проигнорировала её. Я ощутил, как она сделала рукой лёгкий рассеивающий жест.

И внезапный порыв ветра смёл туман, который сотворили мы с Хватом, с вершины холма так же легко, как мать смахивает упавшие хлопья сухого завтрака с детской подставки своего малыша.

Срань господня.

Я знал, что Леди сильны, но не знал, что это значит на практике. Заставить такую массу воздуха сдвинуться так точно и так быстро очень тяжело, и это наверняка требует больших затрат энергии. Я бы мог сделать так же, но это оказалось бы такой тяжёлой работой, что после неё мне бы хотелось только глотнуть холодного пива и как следует отдохнуть. Если бы мне пришлось повторить подобное два или три раза подряд, то мне вряд ли бы хватило сил даже чтобы поднять бутылку пива.

Лилия же проделала это щелчком пальцев.

И вот он я, стоящий обнажённым на вершине холма, над неподвижным телом Хвата. На мне всё ещё была завеса, но она была столь примитивна, что являлась бесполезной против таких экспертов в завесах, как сидхе. Последнее, о чём мне следовало беспокоиться, это поддержание завесы, но какой-то иррациональный инстинкт заставил меня сгустить её в маленькую область размытой энергии вокруг моих бёдер.

— Он жив, Лили, — быстро сказал я. — Нам нужно поговорить.

Белизна проступила вокруг глаз Лилии.

— Что? — требовательно спросила она с растущим гневом в голосе. — Что ты сейчас сказал?

Вау. Даже в худший день моей дипломатической карьеры я не должен был вызвать такую реакцию на произнесённые мной слова.

— Лилия, успокойся. Хват жив. Но я думаю, что ты — ещё ты, и я сомневаюсь, что тебе сказали всю правду. Давай всё обсудим перед тем, как случится то, о чём все потом будут жалеть.

— Да как ты смеешь! — прорычала Лилия. Она уже была раскалена. Буквально. Огонь вырвался из её ладоней и охватил предплечья. — Как ты смеешь!

Я поднял руки перед собой, безоружный. Я был уверен, что выгляжу сбитым с толку:

— Адские колокола, Лилия, какого чёрта? Я не хочу с тобой сражаться!

Лилия закричала, и пламя Лета охватило её, заставив её придворных отскочить. Золото, зелень и звёздного цвета серебро закружились вокруг неё в танце, завораживая и разбухая. Внезапно я увидел в её глазах ту же ярость, что видел в глазах Титании, но то были не тлеющие угли ярости, остывшей с течением лет, когда траур и скорбь поутихли. Сила, которой владела Лилия ныне, исходила из того же источника гнева — но её гнев был свеж и раскалён добела, и в ближайшее время явно не собирался угаснуть.

Затем я понял, что происходит. Мэйв простёрла ко мне свободную руку, оживлённо шевеля пальцами. Она бросила на меня вспышку взгляда, который был наполнен ядовитым весельем. Я потянулся к воздуху перед собой и почувствовал элегантное и небольшое заклятие, достаточно простое, чтобы Мэйв могла сотворить его во сне, но достаточно сложное, чтобы проскользнуть мимо внимания любого, кто не смотрел прямо на него, даже мимо сидхе. Я говорил, но не мои слова доходили до слуха Лилии. Мэйв выбирала мои слова за меня.

Я не знаю, что сказала Мэйв, но она сумела подобрать самые подходящие слова, чтобы заставить свою Летнюю коллегу сойти с ума от ярости. Мягкую и более сострадательную натуру Лилии обернули против неё самой. Мэйв навела своё простенькое заклятие, идеально подобрав время, как раз в тот момент, когда относительно неопытная в подобных делах Лилия совсем этого не ожидала — пока она была охвачена беспокойством за потерявшего сознание Хвата. С дурным предчувствием я понял, что страстная молодая Летняя Леди не была Титанией. У неё был её жар, но не было её сдержанности, уравновешенности, и не было никакого грёбаного способа заставить её подумать, прислушаться к гласу рассудка, сдержать свою ярость.

— Уничтожить его! — закричала она. Деревья качались, а камни раскалывались от звука её голоса. Этот голос разрывал мои уши, и внезапно я почувствовал в них горячую влагу. — Уничтожить Гарри Дрездена!

Она выбросила вперёд руки, и двадцатифутовая стена пламени шириной с футбольное поле с рёвом понеслась на меня.

На долю секунды мой мозг завизжал, как последний трусливый поросёнок, со всех ног бегущий домой, от страха на уровне спинного мозга. На меня как-то уже неслась стена огня. Это тот тип воспоминаний, который надолго оседает в памяти.

Против огня сложно защищаться. Именно поэтому огонь всегда был моим любимым средством разрушения. Даже если не поджечь цель попаданием, всё равно её можно поджарить жаром раскалённого пламенем воздуха. В противном случае, пламя просто сметает всё на своём пути, что вряд ли вдохновит любого противника на ответную атаку. В списке лучших средств поражения огонь стоит на первом месте.

Но.

Огонь ненадёжен и непостоянен. Без должной концентрации он представляет собой неконтролируемый хаос, с беспорядочным высвобождением накопленной химической энергии. Этого недостаточно, чтобы использовать огонь. Следует знать, когда, где и как использовать его с наилучшим результатом — а Лилия этого не знала.

Я упал на лежащего без сознания Хвата и сконцентрировался, вытянув обе руки в стороны и выкрикнув:

— Defendarius!

Не успел я создать вокруг пузырь щита, как огненный шторм с рёвом обрушился на нас, плескаясь вокруг на манер океанской волны. Мой щит отразил огонь, но он не мог сдержать его целиком, и сквозь щит начал продираться жар. Поэтому я обратился к Зиме и наполнил маленький пузырь щита холодом. Стена огня была слишком огромна, чтобы её преодолеть — но мне и не нужно было её преодолевать. Огонь рассеялся по такой большой территории, что всё, что мне нужно было делать, это справиться с относительно мизерной его частью, позволяя огню разбиваться о щит, как волны разбиваются о камешек на пляже. У меня не было достаточно сил, чтобы побороть огонь — но у меня имелась сила, чтобы отразить его и не дать воздуху внутри щита превратиться в раскалённую печь.